— Широта, которую он указал для шторма, не имеет ни малейшего значения. Эти невероятные существа разработали для Большого Магелланова Облака систему координат, не привязанную к полюсам скопления. Видимо, они приняли за центр одно из солнц и, опираясь на него, создали собственную пространственную географию.

Старик круто повернулся и повел ее в центр метеостанции, к краю углубления, над которым висела восстановленная карта погоды.

— Она совершенно бесполезна для нас, — коротко сказал он.

— Почему?

Леди Глория перехватила удивленный взгляд его задумчивых глаз цвета закаленной стали.

— Скажите, что вы думаете об этой карте?

Женщина помолчала, отнюдь не расположенная компрометировать себя перед лицом столь крупного специалиста. Потом хмуро проговорила:

— Я полагаюсь на свои ощущения не меньше, чем на ваши знания. Пусть они создали собственную систему координат — мы должны сделать все, чтобы подобрать к ней ключ. Главная проблема сводится, на мой взгляд, — продолжала она увереннее, — к выбору направления, в котором мы должны двинуться из окрестностей этой метеостанции. Неверный выбор чреват досадной задержкой; но главное, из-за чего мы не можем уверенно проложить курс, — это, конечно же, опасность бурь.

Закончив, она вопросительно посмотрела на него. Старик печально покачал головой.

— Боюсь, все не так просто. Эти светлые точки, изображающие звезды, кажутся размером с горошину только благодаря преломлению света; но если взглянуть в микроскоп, видно, что диаметр их составляет всего несколько молекул. Если так выражаются их пропорции относительно звезд…

Леди Глория давно научилась управлять своими чувствами даже в самых трудных ситуациях. Вот и теперь, внутренне ошеломленная, она сумела сохранить спокойный, холодный, задумчивый вид. Наконец она спросила:

— Вы полагаете, что каждая из этих звезд, их солнц, затеряна среди тысяч других?

— Хуже того. Я хочу сказать, что они заселили только одну систему из десяти тысяч. Нам все время нужно помнить, что Большое Магелланово Облако — это мир пятидесяти с лишним миллионов солнц. Это мир, переполненный светом, — заключил лейтенант спокойно. — Если хотите, я проложу петляющий курс, который позволит с максимальной скоростью десять световых дней в минуту осмотреть все ближайшие звезды. Мы можем попытать счастья.

Главный капитан взбешенно дернула головой.

— Одну из десяти тысяч? Не говорите глупостей. Я случайно знаю, какова связь между законом средних чисел и десятью тысячами. Нам пришлось бы посетить не меньше двух с половиной тысяч солнц, если повезет, и от тридцати пяти до пятидесяти тысяч, если нет. Нет-нет, — Жестокая улыбка тронула тонкие губы, — Мы не будем терять пятьсот лет на поиски иглы в стоге сена. Я верю в психологию больше, чем в удачу. У нас есть человек, умеющий читать эту карту, и как бы долго он ни сопротивлялся, в конце концов заговорит.

Она направилась было к выходу, но остановилась.

— А что вы думаете о самом здании? Его конструкция вам что-нибудь напоминает?

Он кивнул.

— Тип, использовавшийся по всей галактике около пятнадцати тысяч лет назад.

— Какие-нибудь усовершенствования, изменения?

— Никаких, насколько я понимаю. Один наблюдатель делает все. Просто, примитивно.

Леди Глория стояла в задумчивости, чуть вытянув шею, словно пыталась разглядеть что-то сквозь туман.

— Странно. За пятнадцать тысяч лет они могли бы что-то сделать. Колонии, конечно, статичны всегда, но чтобы настолько…

Когда тремя часами позднее она читала текущие рапорты, дважды прозвенел негромкий сигнал астровизора. Два сообщения… Первое было из Психологического центра и содержало единственный вопрос: «Можно ли разрушать психику пленника?»

— Нет! — ответила главный капитан Лopp.

Второе заставило ее бросить взгляд на экран орбитографа, испещренный символами: дурной старик игнорировал ее распоряжение не прокладывать курс. Усмехнувшись, леди Глория подошла ближе и долго изучала светящиеся кривые; потом отдала приказ включить главные двигатели. Она подождала, пока гигантский корабль не углубился во мрак ночи.

«В конце концов, — подумала она, — гоняться за двумя зайцами — обычное дело».

В первый день она смотрела вниз на внешнюю планету бело-голубого солнца. Планета плыла в темноте под кораблем — лишенная атмосферы масса камня и металла, однообразная и ужасная, как астероид, мир первозданных гор и долин, не тронутых дыханием жизни. Подзорный луч показывал только камень, бесконечный камень; никакого движения или хотя бы его следов.

Были здесь еще три планеты; причем одна из них — теплый зеленеющий мир, где девственные леса волновались под порывами ветра, а равнины кишели зверьем. Однако не было видно ни одного дома, ни единого свидетельства присутствия человека.

— На какую глубину проникает под поверхность ваше излучение? — мрачно спросила она по внутрикорабельному коммуникатору.

— Сто футов.

— Существуют ли какие-либо металлы, способные имитировать сто футов грунта?

— Несколько, благородная леди.

Разочарованная, она выключила коммуникатор. Из Психологического центра в тот день сообщений не поступало.

На второй день ее нетерпеливому взгляду явилось гигантское красное солнце. Вокруг своего массивного родителя кружили по орбитам девяносто четыре планеты. Две оказались обитаемы, но тоже изобиловали пустынями, а их животный мир был характерен для планет, не тронутых рукой и металлом цивилизации.

— Численность животных соответствует средней величине для миров, не заселенных разумными существами, — лаконично доложил старший офицер зоологической службы.

— А вам не приходило в голову, что это можно объяснить продуманной политикой охраны среды и запрещением обрабатывать землю даже для собственного удовольствия? — отбрила леди Глория.

Ответа не последовало; впрочем, она его и не ждала. И вновь ни слова от главного психолога лейтенанта Неслор.

Третье солнце находилось дальше. Главный капитан увеличила скорость до двадцати световых дней в минуту и получила болезненный урок, когда корабль влетел в небольшую бурю. Буря была действительно невелика, потому что вибрация металла едва началась, как все уже осталось позади.

— Пошли разговоры о том, — сказала леди Глория впоследствии тридцати капитанам, собравшимся на капитанский совет, — что мы должны вернуться в галактику и просить о посылке новой экспедиции, которая нашла бы этих затаившихся мошенников. Один из самых жалких голосов, дошедших до меня, напоминал, что мы совершили открытие по дороге домой и после десяти лет, проведенных в Облаке, имеем право на отдых, — Ее серые глаза сверкали, голос был холоден. — Смею вас заверить, что отнюдь не вдохновителям этих пораженческих разговоров предстоит докладывать о неудаче правительству его величества. И потому я заявляю упавшим духом и тоскующим по дому: мы останемся здесь еще на десять лет, если потребуется. Передайте офицерам и команде, чтобы были готовы. У меня все.

Вернувшись на мостик, она вновь не нашла сообщения из Психологического центра. Злость и нетерпение еще не остыли, когда она набирала номер, однако при виде спокойного, умного лица лейтенанта Неслор леди Глория взяла себя в руки.

— Что происходит, лейтенант? — спросила она. — Вы же знаете, как я жду дальнейшей информации от пленника.

Психолог покачала головой.

— Докладывать пока нечего.

— Нечего? — в голосе Лорр прозвучало изумление.

— Я дважды просила разрешения разрушить его психику, — последовал ответ. — Надеюсь, вы знаете, что я не предлагала бы этого без достаточных оснований.

Леди Глория знала, но неодобрение земного общественного мнения и необходимость отчитываться за каждый акт насилия над личностью до сих пор автоматически вызывали ее отказ. Однако сейчас… Прежде чем она успела сказать хоть слово, психолог заговорила вновь:

— Я неоднократно пыталась воздействовать на него во сне, упирая на бессмысленность сопротивления Земле, раз уж обнаружение их планет все равно неизбежно. Но это лишь убедило пленника, что прежние признания не принесли нам пользы.