— Мерзкие и теперь времена. И, на мой взгляд, принципиально мало что поменялось, все так и продолжается; в гуманитарных сферах, скажем, существовать все так же отвратительно.

— Мерзкие времена сейчас для завистливых людей.

— Кому завидовать-то — нашим миллиардерам? Да чего им завидовать? У них хлопот полный рот, и гнуться надо почище, чем в советские времена. А любой нормальный молодой человек сейчас может, если любит путешествия, неделю покидать мешки на товарной станции и ехать хоть в Париж, хоть во Флоренцию.

— Каждый живет так, как считает нужным. Для завистливого человека все времена мерзкие, поскольку завистливый мучается прежде всего от «несытой жадности», которая не дает покоя душе. Пожалуй, единственное чувство зависти (думаю, что в хорошем смысле слова) я испытываю к своему духовнику, поскольку желал бы так же научиться молиться и верить, как верит и молится он.

— Понимаете, в чем беда от этих не подлых советских фильмов: когда мы их тогда смотрели, то думали, ах, как хорошо, чтоб так было, но когда их смотрит сейчас молодежь, она думает, что так было.

— Я не верю, что «Кубанских казаков», например, молодежь может воспринимать один к одному.

— Недавно повторяли «Июльский дождь». Он мне нравится больше «Заставы Ильича». Лет двадцать пять назад в кинотеатре «Победа» был вечер Марлена Хуциева. Причем билеты продавались в кассах, как на обычный фильм. Тогда в кинотеатры еще ходили, и набился полный зал случайных зрителей, безотносительно Марлена. Тем не менее он стоял рядом с билетершой и приветствовал своих гостей. Очень трогательно это выглядело.

— Фальсификация выборов, конечно, имеет место быть, но основной изъян российской демократии отнюдь не в этом. Проблема в ограничении политического предложения: авторитетные фигуры отсекаются еще на фазе регистрации кандидатов в депутаты, о чем знаю не понаслышке. Звонят, предупреждают о последствиях для бизнеса или — тем более — бюджетной конторы и т. д. Поэтому и наблюдаем — с одной стороны, физиономии, давно превратившиеся в жупелы, а с другой — серость двоечников из «ЕдРа».

— Меня во всем этом удивляет лишь то, что в стране природного хаоса механизм имитации и отмеченного вами отсекания прекрасно, четко организован и великолепно, без сбоев работает. С финансированием все более понятно. Давший денег моему врагу — мой враг. Обыкновенный феодализм.

— Кроме того, суть проблемы еще и в финансировании избирательной кампании. После дела ЮКОСа финансирование партий и общественных движений вообще осуществляется исключительно по указке властной вертикали; есть полуофициальные люди, которые за «распил» избирательных денег отвечают.

— Кончится всё это плохо, так как происходит ухудшающийся отбор: на лицах нынешнего истеблишмента очевидно читается печать интеллектуального бессилия, сопоставимого с брежневским маразмом. Но пока г-да сурковы и пр. торжествуют: они полагают, что поняли, как всё это устроено, и изобрели «управляемую демократию».

— Согласен, что кончится все это плохо для всех, в том числе и для нынешнего изгрязивкнязевого истеблишмента. Их слабость в том, что они этого явно не понимают, упоенные сиюминутным.

— На выборы последние четыре года я не хожу. Одно дело, когда ты делаешь хоть и плохой, но все-таки выбор, а другое — когда ты своим участием легитимизируешь это полное безобразие, своим участием одобряешь этот спектакль. Хотя… если бы среди кандидатур был Войнович или Бунимович, я бы пошел голосовать.

— Литератору любопытны подробности. Не зря же Бабель любил шляться по грязным трактирам и дружить с чекистами, выполняя кроме природной склонности к мерзопакости и профессиональный долг. А Бунимовичей на всех не хватит. Да и Бунимовича теперь уж нет в качестве депутата. А был — толковейший. Действительно занимался культурой в Москве и сделал массу хороших дел. Не говоря уже о том, что он, в отличие от многих, настоящий поэт, а не фуфлогон. Ну, а писатель Войнович, насколько мне известно, политикой никогда не занимался, это она им занималась.

— Ехала шесть с половиной часов на автобусе из Иванова в Москву. Из нового увидела, что в России развиваются только бензоколонки в большом количестве, на уровне мировых стандартов, да вышки мобильной связи. Поля по большей части заброшены, не засеяны, за двадцать прошедших с начала перестройки лет заросли не то что травой, а повсюду и кустарником, молодым леском-перелеском (березы, елки). Корову видела вдоль дороги одну за 300 км, коз — 2 шт., коня — 1, кур — один раз штук 15–17, гусей — один раз штук 5–7.

В этом отличие нынешней России от времен моего детства, когда много было живности, и, конечно, от Европы, где вспахан и засеян каждый клочок, а в долинах стада тучных коров.

— Мне кажется, что в авторской позиции присутствует некоторое чванство, мол, кто голосует — тот молодец, а кто нет-тот наоборот. А такое чувство превосходства, как объяснил екатеринбургский в прошлом паренек, а ныне американский профессор Марк Липовецкий, есть верный признак ИТР-эстетики, которая непоправимо загаживает великую русскую культуру. И литературу, в частности.

— Я утешаюсь тем, что фальсификаторам выборов все равно не миновать лизания раскаленных сковородок. В частности, председатель Центрального избиркома Чуров совсем заврался. Так что пусть их!

— Деньги в данном случае кидают не на ветер, а на Запад. Еще точнее — покупают его благосклонное мнение, делая честную мину при нечестной игре под названием «Выборы». Западу это известно, но это его устраивает.

— ГОЛОС ФЛОРЕНЦИИ. Точка зрения иностранца: я живу в Италии, стране, где выборы проводятся почти ежегодно, но насколько они определяют нашу жизнь, трудно сказать, особенно учитывая южные области, где, пожалуй, во многих случаях трудно говорить о регулярном проведении голосований без прямого или косвенного участия мафиозных организаций. Кроме того, напомню знаменитое высказывание автора «Леопарда» Томази ди Лампедуза, по которому общая философия страны — это «менять все, чтобы ничего не менять…» (постоянные мнимые реформы, тысячи и тысячи противоречивых правил и законов и т. д.). Следовательно, трудно сказать, насколько точно мнение, что выборы свободно «выбирают» путь страны. С другой стороны, проценты голосующих сравнительно всегда высоки (правда, не как во времена противостояния христиано-демократов и коммунистов). Гораздо выше, чем в странах высокой демократической традиции, как, скажем, США или Скандинавских странах. А теперь о России. Во время первых свободных выборов я был в Москве и еще сейчас с умилением помню радость первых настоящих выборов на Руси. Помню телевизионные вечерние передачи допоздна, корреспондентов из всех дальних краев страны, первые настоящие дебаты и комментарии и не скрываю, что из-за эмоций даже слезинку пролил. Если сравнить с настроением начала восьмидесятых, когда страна, казалось, пала в мрачную летаргию после мнимых надежд, связанных с разрядкой напряженности и полетом «Аполлон» — «Союз». Вдруг я, скромный посторонний свидетель, почувствовал, что искренне люблю Россию и что открылась новая страница в истории этой огромной страны. Думаю, что такие чувства переживало большинство россиян, и эту память надо хранить и защищать, несмотря на все трудности и разочарования. Следовательно, на выборы надо ходить всегда и несмотря ни на что. Это наверняка поможет. Страна растет и преобразуется… придут новые поколения… будет и за кого голосовать! И не стоит зацикливаться лишь на собственных бедах, полагая, что весь другой мир живет весело, безоблачно и разумно.

— Если по России в целом, то самой подневольной всегда была лошадь, которая страдала так, как и русский мужик не страдал. Думаю, она и остается самой страдательной на все времена, а уж потом за ней идут крепостные, зэки, колхозники, бомжи, конторские клерки и другие категории угнетаемых.