Гдов вспомнил, что раньше, при советской власти, перманентно имелась характерная напряженка. Не с водой из-под крана, но с водкой. Не всегда ее можно было купить, а качество сорокаградусного продукта вообще не обсуждалось. Тоталитаризм! Что же вы еще от него хотите? Это сейчас есть водка дорогая, дешевая, мягкая, жесткая, натуральная, паленая. А тогда что в магазине «выбросили» (был и такой народный глагол, породивший соответствующий антисоветский анекдот: на Западе, дескать, такой «товар» тоже выбрасывают, но уже без кавычек), что в магазин завезли, то и покупай — другого до перестройки не будет.
…Это случилось примерно в 1968 году, весной. Гдов стоял в очереди за водкой на тогдашних Ленинских горах столицы, которые теперь снова именуют Воробьевыми, как при царе. В том самом знаменитом тогда на всю округу «Красном гастрономе», на улице Строителей. Этих улиц в те времена было там, около метро «Университет», штук пять: Первая улица Строителей, Вторая и так далее. Теперь улица Строителей осталась одна, остальные переименовали, и здесь, на этом месте помещается (помещался?) незначительный банк, который недавно оказался нечестным банкротом, отчего всех его банкиров, всех этих новых «эффективных менеджеров» временно посадили в тюрьму. Кроме главного, разумеется. Главный банкир, конечно же, оказался при разборке где? Правильно, в Англии, ее еще зовут Великобританией, там теперь многие ошиваются, кого на родине замели бы за милую душу, но не получается. Руки, получается, коротки.
Перед Гдовым в очереди стоял бедный благородный пожилой рабочий, одетый, как одевались все бедные благородные пожилые советские пролетарии тех безвозвратно канувших лет. Черная суконная кепка, тусклый вигоневый шарф, серое драповое пальто, темные шерстяные брюки, коричневые полуботинки производства московской ордена Трудового Красного знамени фабрики «Парижская коммуна». Он пересчитывал свои скромные деньги, состоящие из советской мелочи. Водка тогда временно стоила 2 руб. 87 коп. (пол-литровая бутылка зеленого стекла). Рабочий, шевеля сосредоточенными губами, несколько раз пересчитал свою мелочь — все равно больше в очереди делать нечего, копеечка к копеечке, ровно 2-87, просчитано четыре раза.
Вот он уж и выбил в кассе чек на эту сумму, вот он уж и получил эту бутылку «Московской», бережно упрятал ее в карман, степенно направился к выходу.
А в это время сука кассирша, у которой, не исключено, именно в тот момент что-то стряслось с головой, вдруг завопила на весь магазин, свесившись из кассы куда-то вбок, вся обмотанная оренбургским пуховым платком, не скрывавшим, а лишь подчеркивающим мощность всхолмий ее грудных желез. На фоне нестерпимого зияния женских ее золотых зубов.
— Гражданин! Гражданин! Остановитесь!
Рабочий степенно смотрел на нее.
— Вы не додали мне одиннадцать копеек! — визжала баба.
Замер магазин, оглушенный таким громогласным, несправедливым обвинением. Торжественным было это скорбное молчание.
— А иди ты U PIZDU! — вдруг громко, отчетливо и достойно сказал этот простой гражданин СССР после томительной паузы.
И вышел вон из магазина.
…Наяву как бы услышав заново его слегка глуховатый, уверенный в своей правоте голос честного, живущего на свои деньги пролетария, Гдов так разволновался, что работать и в этот больше день уже не мог.
ОБМЕНИВАЕМСЯ МНЕНИЯМИ ПО ИТОГАМ ГЛАВЫ X
1. Как вы думаете, чем был знаменит так называемый «Красный гастроном» в районе метро «Университет»?
2. Почему многие, кого на родине замели бы за милую душу, ошиваются именно в Англии? Действительно ли Иван IV (Грозный) на всякий случай договаривался о политическом убежище с английской королевой? Как звали эту королеву?
3. Что такое «вигоневый шарф»? Какие еще сорта водок продавали в 1968 году в СССР?
4. Уместен ли записанный здесь латиницей мат или он все равно производит отвратительное впечатление?
5. Отчего большевики полюбили именно Парижскую коммуну? Мало ли было других «коммун», например Венгерская коммуна (1919). Или Баварская Советская Республика (тоже 1919). Действительно ли зло гораздо привлекательнее добра?
Глава XI
ЦИФРЫ — УПРЯМАЯ ВЕЩЬ
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему преемственности поколений в период резкой смены идеологических установок в стране. Хотел, как это практикуют нынешние оппозиционеры, наследники прежних диссидентов, выразить спорную мысль о том, что по случаю упомянутой преемственности нашей страной теперь правят гэбэшники, коммунисты, комсомольцы и бандиты, которых почему-то именуют иногда олигархами.
Задумался. Снова вспомнил заполярный город Н. Там, где раньше мучились советские зэки, нынче вовсю цветет культура, проводятся различные фестивали, смотры, показы. Туда однажды даже привезли именитого современного художника-авангардиста Q., который лаял собакой, хрюкал свиньей и публично испражнялся на мерзлой улице, продуваемой арктическим ветром при температуре -45 °C. Авангардист Q. очень старался, но вольные шахтеры и металлурги остались им недовольны, потому что они все это делать и сами умели. Денег ему, конечно же, выдали, государство правовое, финансы в порядке, — но больше его никогда туда не звали: в стране художников много, есть из кого выбрать, коли приспичит.
Гдову этот город тоже не был чужим. Гдов когда-то работал инспектором по народному творчеству в Художественном фонде РСФСР и должен был закупить там у жителей тундры образцы нарядных оленьих унтаек, расшитых бисером. Изготовленных руками местных мастериц, представительниц малых народов Севера, еще не забывших тогда секреты древней старины, еще ощущавших тогда зов предков. Гдов производственное задание выполнил с блеском. Гдов всегда работал хорошо, где бы он ни работал, и его за это никогда ниоткуда не увольняли.
Вот почему, когда у страны закончилась ее советская власть, а Гдов вышел на пенсию, его непрерывный рабочий стаж составил сорок четыре года: в шестнадцать лет он начал вариться в трудовом котле и к шестидесяти годам был уже готов. Пенсию ему назначили 5134 рубля с какими-то копейками, а ведь, по данным на середину 2008 года, прожиточный минимум пенсионера составлял в то время 3191 рубль в месяц при средней зарплате по стране около 17 тыс. рублей. «Жигулевское» пиво стоило тоже 17, но не тысяч, а рублей. То есть Гдов, случись что, мог бы купить на свою пенсию минимум 300 бутылок пива, и пенсия эта составляла примерно 32 % от средней зарплаты по стране.
Поразительно, что матушке его, тоже всю жизнь варившейся в трудовом котле, коммунисты назначили в начале шестидесятых пенсию в 36 рублей 24 копейки при средней зарплате по стране рублей эдак 120. То есть выделили ей всё те же 32 % от того, что получали тогда все простые советские люди, вечно стрелявшие трешку до получки.
А ведь «Жигулевское» пиво, хотя за ним перманентно змеились очереди, стоило тогда 37 копеек. То есть матушка Гдова могла бы при желании купить на свою пенсию только 100 бутылок пива, а не 300, как ее успешный сын. Но матушка Гдова спиртное не пила, потому что и так всё больше болела.
«Нет, все-таки демократия куда лучше тоталитаризма», — окончательно решил Гдов, скрупулезно проанализировав приведенные цифры.
И от этого парадоксального открытия так разволновался, что работать и больше в этот день уже не мог.
ПРИ ЧТЕНИИ ГЛАВЫ XI ВОЗНИКАЮТ СЛЕДУЮЩИЕ ПРОСТЫЕ ВОПРОСЫ
1. Есть ли хоть какой-либо смысл в словосочетании «преемственность поколений»? Или это идиотский термин, придуманный большевиками с неопределенной целью? Имеет ли ваше поколение какое-либо отношение к этому термину?
2. Кто такие нынешние оппозиционеры? Являются ли они наследниками прежних диссидентов? Существуют ли они вообще?
3. В чем спорность мысли Гдова о том, что нашей страной теперь правят гэбэшники, коммунисты, комсомольцы и бандиты, которых иногда именуют олигархами? Кто на самом деле правит теперь нашей страной?