— А вот друг и соратник Ильи Кабакова Эрик Булатов до сих пор остается настоящим художником, картины пишет. Ни конъюнктуры, ни элементов ея нет в его новых работах.

— Цинизма и тяги к стяжательству у несоветских художников в семидесятые — начале восьмидесятых практически не было. Всё это появилось после перестройки, когда некоторые из них стали стремительно богатеть. В этом смысле власть и ее КГБ являлись холодильником, где не заводилась в продуктах гниль.

— В холодильнике живой организм жить не может. Там только мороженое мясо живет. Да и то не вечно.

— Смотря сколько и при какой температуре это мясо держать. Вон у Солженицына в самом начале «Архипелага» описано, как зэки тушу мамонта съели.

— Замечу, что большинство авангардистов и людей «андеграунда» все же и в новых условиях не скурвились. Примером тому покойный Слава Сысоев, карикатуры которого запрещали уже при Ельцине. Гениальным рисовальщиком был Сысоев.

— Пример отношения простых граждан к художникам-авангардистам дан в известной песне Александра Галича про тещу из Иванова, которая, узнав, что ее зятя-художника выгнали отовсюду за абстракционизм, лишь вздохнула: «Ладно уж, прокормим окаянного!»

— Я начинаю не любить авангардное искусство каждый раз, когда прихожу на Крымский Вал в новую Третьяковку. Как пройду мимо тамошней модерновой экспозиции, так сразу чувствую — не люблю. А в другое время вроде и нормально. Если и не люблю, то уж, во всяком случае, не ненавижу.

— Я бы не стал так поспешно хоронить и соцреализм, и авангардное искусство. Вот у нас тут в Питере руководство Русского музея решило просвещать широкие массы путем развешивания различных репродукций отечественных мастеров живописи XIX века. Совсем недавно лично видел, как многие из репродукций уже были испохаблены разноцветными и беспредметными граффити. Так что симбиоз авангарда и соцреализма налицо, если учитывать, что русские художники были предшественниками соцреализма, а молодые дегенераты свято соблюдают традиции бунтарского авангарда.

— Сказал же лысый черт, что искусство принадлежит народу. Вот народ им и володеет.

— И володеет! И ильичеет! И где-то дажеульянирует!

— Клянусь, что я не хотел острить, написав «володеет». Так получилось. Я не подумал, когда писал, что вождя мама Володькой когда-то звала. Или Вовиком? Или Вованом? Или Лодей? А может, Леликом, как Олега Павловича Табакова?

— А почему же факт недоносительства на подпольный спектакль странный? Стукачество нам вообще не по менталитету, всячески общественно осуждается людьми и по сию пору.

— Менталитет зависит от человеческого состава жителей коммуналки. Мало кому понравится за чужими пол мыть, хоть и соседи ваши — артисты.

— Полагаю, окажись протопоп Аввакум в современном социуме, он бы решил, что находится в аду. Летают, ездят и ползают вокруг всяческие черти и беси.

— Не думаю, что Аввакум сошел бы в XXI веке с ума. В чем-то жизнь сейчас значительно проще, чем в те времена. Раньше ведь староверов на кострах жгли. Он, возможно, даже и счастлив был бы оказаться в новой Москве.

— Интересная мысль. Умиротворенный Аввакум в роли старика Хоттабыча. Кстати, неподалеку от моего дома в Москве есть старообрядческая церковь. Из нее однажды выгнали мою старшую сестру Наташу, которая, приехав из Свердловска, зашла туда помолиться и перекрестилась тремя пальцами, а не двоеперстием. Нехорошие мысли возникают: что было бы, если власть во время раскола приняла сторону староверов?

— Вы не девушка, потому не знаете, как часто нас стараются выгнать из церкви — за брюки, за «без косынки» и т. п. И отнюдь не старообрядцы. Меня всегда удивлял контингент агрессивных околохрамовых старушек. Точно церберы. А ведь злоба — это куда хуже, чем без косынки в храм прийти.

— То, что старушонки около храма выделывают, не вера, а суеверие. К сожалению, многие пастыри их поощряют.

— Все-таки мне кажется, что хамство — это скорее форма, чем содержание, и, как любая форма, доминировать не может. Другими словами, все-таки доминирует идея, а не форма ее выражения. А из идей известно, что сейчас превалирует: как бы чего-нибудь украсть и как другими попользоваться.

— Это та форма, которую определяет содержание. Посмотрите, например, на хама в фильме «Юность Максима». И на прочих «братишек». Всё оттуда, в том числе и желание попользоваться.

— Все-таки я скорее люблю искусство, а потом уже и авангардное. К сожалению, новое искусство почему-то часто оказывалось связано с хамской формой выражения, что отрицает саму идею искусства. Так что есть риск нарваться. А большевики, на мой взгляд, очень даже любили авангардное искусство, перелом-то произошел в 1934–1937 годах, когда с левыми идеями было окончательно покончено. Пожалуй, не любили авангард поздние коммунисты, так оно и естественно: они из последних сил пытались «остановить мгновенье». Иногда, когда глядишь на нынешнюю лужковско-церетелевскую Москву, думаешь, что они-таки победили.

— Ленин никогда не любил авангард, о чем вспоминают обе его фрау — Надежда и Инесса.

— Ленин авангарда не любил, это верно. Но Эренбург, Сельвинский, Бабель, Луначарский, Маяковский, Филонов и др. — всё это большевики. Художественные вкусы же ВИЛ весьма примитивны, точно так же, впрочем, как непомерно раздуты достижения этого деятеля в экономической науке и философии.

— Уверен, что Аввакум не сошел бы с ума, а, напротив, по нынешнему сравнительно мягкому времени стал бы медиасимволом не хуже недавно ушедшего А.И.Солженицына. Да и по своим личным характеристикам прекрасно бы себя сейчас чувствовал. Возможно, сейчас бы в Думе заседал или в патриаршем Синоде.

— Ну, в Думу бы его вряд ли пустили, чужака. В Синод — тем более (старовер). А вот в медиасимволы сгодился бы: развратников обличать им же на потеху.

— В Думе был одно время такой священник Глеб Якунин, так что и Аввакум вполне мог там оказаться. А вот в Синод его действительно вряд ли пустили бы, согласен. Но не потому, что он старовер — с нынешними размытыми рамками православия кто у них там только не ошивается. Не пустили бы потому, что для Аввакума авторитетов не было. Для него авторитетом не был даже единственный епископ, который поддержал раскольников, — епископ Боровский и Калужский.

— В плохие моменты жизни всегда вспоминаю сцену, как они переходят Байкал по льду и протопопица все время спотыкается, падает. «Доколе ж терпеть, Петрович?» — обращается она к мужу. А он ей в ответ: «До самыя до смерти, матушка».

— Твердый протопоп — единственный, кто в нынешние времена не размяк бы, как масло, не потек бы, как повидло, и не рехнулся бы, как все мы.

— Меня больше всего поразили в книге «Петровича» его юмор и настоящая, истинно христианская терпимость. Где-то в Сибири они шли и встретились с татарами. Татарин стал целиться в него из лука, а он подошел к нему и обнял со словами: «Здравствуй, брат татарин, я тебя люблю». Я сейчас плачу, и мне не стыдно.

— Плакать плачьте, а зелена вина не пейте. Слезы очищают, водочка угнетает.

— В детстве я очень любил ночевать у бабушки, царствие ей небесное. Бабушка укладывала меня спать на большой окованный сундук — другого места у нее не было. Она открывала сундук, доставала постель, и в этот момент я видел там всякие интересные вещи: коробочку с красивыми пуговицами и медалями, шкатулку с фотографиями неизвестных мне людей в военной форме, шахматные фигурки и много чего еще разного. На ночь бабушка рассказывала мне религиозную сказку с воспитательным уклоном, и я засыпал успокоенный. Это было очень давно, еще были живы, как мне тогда казалось, и протопоп Аввакум и боярыня Морозова. Потом они, я прочел в книге, умерли в «земляной тюрьме». А я живу, смотрю текст Гдова, а там слова: андеграунд, авангардное искусство, крутой авангардист, более крутой авангардист, энергичное хамство. Хамство, конечно, серьезный грех, но, мне кажется, резонерство — грех не меньший.