Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Вот еще был диссидент — Ленин В.И. В письме из шушенской ссылки он благодарит тещу за присланные ему лайковые перчатки, без которых его на охоте «зверски кусают комары».

— Я вот сейчас больше, чем о ком бы то ни было из русских правителей, думаю об Александре II. Какая судьба! Какой человек! Отмена крепостного права — это не единственное, что он успел сделать. А отмена винных откупов и удар по еврейскому алкогольному бизнесу и спаиванию крестьян? А военные преобразования? А усмирение Кавказа? Без сомнения, это был лучший правитель в русской истории и самый несчастный. Вот кого надо канонизировать, а не злосчастного Николая II. Если уж это вообще так необходимо у нас.

— А вот тут с вами какой-нибудь другой диссидент тут же бы пустился в спор, упрекнув вас в антисемитизме за слова «удар по еврейскому алкогольному бизнесу и спаиванию крестьян», а кто-то взъелся бы на вас за то, что вы в положительном контексте употребляете термин «усмирение Кавказа», то есть не считаете Российскую империю «тюрьмой народов», как должны считать порядочные диссиденты. Полагаю, что все ваши оппоненты были бы свято убеждены, что именно они говорят правду.

— Всегда говорить одну только правду не нужно не только на Лубянке, но иногда даже и своим близким. Хотя… Спаситель наш, главный диссидент двух последних тысячелетий, мог бы, конечно, свой разговор с Пилатом построить половчее, но не стал.

— Потому что у Него была с Пилатом обратная связь, Он надеялся его убедить, сделать Своим сторонником, спасти, научить.

— Так ведь и на Лубянке были такие чудаковатые клиенты, которые думали, что щас они скажут палачу, сидящему в хромовых сапогах под портретом Дзержинского, всю правду, и он, как выражался Зощенко, «зарыдает от собственного хамства».

— Вы оба забываете, что «Бог правдолюбца привечает, а лжеца срамит».

— Диссиденты всегда были. Хоть Аввакума вспомнить, хоть Джордано Бруно.

— Меня поразило, что Джордано Бруно «был расчленен, заживо сожжен, а останки его тела скормили кабанам». А еще говорят, что Россия — варварская страна. На себя поглядите!

— Думаю, что альбрехтовское умение «впарить туфту ментам» будет жить вечно. Что до конструктивности, то вот граждане Приморского края, если верить новостям, уже вовсю «конструктивно» общаются с властью, применяя огнестрельное оружие.

— Беспредел рождает беспредел. Зло множит зло. Ведь практически это зачатки локальной гражданской войны (в Приморье). Или, если еще точнее, «бунт бессмысленный и беспощадный».

— Вот-вот. С пустяков начинался 1905 год — усадьбу где-то сожгли, урядничка ухлопали из револьвера, кассу грабанули в Тифлисе…

«Идут мужики и несут топоры.
Что-то страшное будет».

Достоевский. Бесы.

— Альбрехт удивительно выглядел — такой постаревший Бетховен с развевающейся гривой волос. Очень хорошо выглядел, художественно. Собственно, он внешностью больше привлекал, чем тем, что говорил. Фактурный, такой неудавшийся актер. Я тоже была на одной из его лекций. Помню, что по ходу лекции он слегка заигрывал с нашей приятельницей — весьма красивенькой спелой девицей.

— Учение Альбрехта всесильно, потому что оно верно!

— Четкая, убедительная формулировка. Это учение верно даже в случае падения кирпича на голову его носителя.

— Романтичные диссиденты, чьим любимым тостом было «Выпьем за успех нашего безнадежного дела», являли собою дух, а нынешние оппозиционеры с их требованием конкретного (например, чтобы отменили мигалки, менты не убивали людей, а начальники наглядно не борзели) есть плоть.

— Оппозиционеры — не настоящие, в отличие от диссидентов. Из диссидентов знаю князя Курбского, Плиния, Спинозу. А вот был ли Ленин диссидентом — большой вопрос. Вспомнила, Бенвенуто Челлини еще был диссидентом.

— Бенвенуто бенвенутой, а прошлые диссиденты — орлы были! Например, глухой рабочий-диссидент Анатолий Марченко, когда ему стали читать приговор по второму или третьему сроку, демонстративно швырнул на пол слуховой аппарат и раздавил его каблуком. Или Владимир Буковский, который научился прикуривать от тусклой электролампочки, висевшей в камере под потолком. Или генерал Петр Григоренко… А мерзавца Ленина, который есть позор русского дворянства, и его шайку уголовников диссидентами никак считать нельзя по определению их сущности.

— ГОЛОС ФЛОРЕНЦИИ. Что касается правды, приведу байку из собственного опыта. В 1974 году я, итальянец, славист, остановился в гостинице «Центральная» на улице Горького. В ресторане все время гремели танцевальные песни. И сейчас я бы мог подпевать главную мелодию и еще губами подражать их сбивающемуся ритму. Не помню как, но вдруг у моего столика появился журналист из журнала «Советская женщина» и попросил разрешения взять у меня интервью. «Милости просим», — сказал я. И тот начал: что я думаю о Солженицыне и о том, что писатель «уезжает» на Запад. Это не был мой первый опыт такого рода, но он так просил и умолял высказать «всю правду» и даже добавил, что он сам очень сочувствует великому писателю-гуманисту и прочая, и прочая. Тогда я у него спросил, почему раз так, он всю эту правду не напишет сам в своей «Советской женщине». «Нет, тут нужна точка зрения иностранца!» — «А я правду высказать не могу, — сказал я, — ее давно нет. У нас в Италии она умерла девчонкой (La verita mori fanciulla!)». Такая народная мудрость пришлась журналисту не очень по духу, но я и сейчас думаю, что правда действительно у каждого своя (как в фильме Куросавы «Расёмон») и давно лежит в могиле. Очевидно, некая особая и самобытная правда была и у этого журналиста. Я вдруг стал встречать его повсюду — то в метро, то на улице… Человечек с короткой бородкой и черным портфелем почему-то искал правду по всем тем местам, где я бывал в огромной Москве. Последнее: Москва, как известно, большая деревня, все давно знают друг друга, и правду здесь высказывать не надо, все ее давно знают и носят сочувственно в глазах. Для любого свидетеля лучше всего молчание… так сказать, позолоченное молчание, то есть — беззвучная правда.

— Да, у каждого из нас своя правда. Кому-то нравится Андропов, кому-то Солженицын. Главное — отсутствие насилия, унижений, цивилизованные отношения между людьми. Маршируй ты ради бога с портретом хоть Сталина, хоть Берии, хоть Андропова. Но только и меня не гноби, если я, допустим, захочу прогуляться с ликом Исаича. Мы живем в одной стране, это наша общая для всех родина, где каждый имеет право, а не только отдельные единицы, как бы они там ни назывались: члены Политбюро, ЦК, олигархи или депутаты с мигалками.

— А может, этот мой журналист из «Советской женщины» тоже был диссидентом? Просто он этого и сам не знал. Ведь были тогда и такие люди, для которых знакомство с иностранцами имело двойное значение: с одной стороны, служебная обязанность с доносами и рапортами, с другой — любопытство, интерес к иному. А вдруг это была его самодеятельность, неуклюжая попытка установить контакт, попытаться что-то понять. Да и какая разница его хозяевам, что ответит итальянец? Осмелюсь предположить, что мой «женщинник» был инакомыслящим осведомителем в период, когда уже многие, если не все, вдруг стали осматриваться вокруг… Не исключаю, что и в разных энциклопедиях по инакомыслию, самиздату и проч. можно встретить описание типологии такой советской личности. Нечто вроде мелкого, не полностью осознанного, но все-таки инакомыслия.

— Думаю, что вы оскорбляете своим клеветническим подозрением в латентном диссидентстве этого честного бойца невидимого фронта, забывшего, как, между прочим, и писатель Гдов, простую советскую мудрость: меньше спрашивай — меньше вранья услышишь.

— Правильно говорил один великий поэт: «Люди — как осенние листья на ветках».

Глава XXVIII

ЕСТЬ ТРАДИЦИЯ ДОБРАЯ

ВОПРОСЫ ПО СОДЕРЖАНИЮ ГЛАВЫ
72
{"b":"189620","o":1}