В конце документа высказывались соображения по поводу договора о нейтралитете в Америке, который, с точки зрения его авторов, прекратил свое действие в силу следующих обстоятельств. Во-первых, потому, что французы сами нарушили этот договор. Когда началась война в Европе, они напали на англичан в Америке, а если бы они были заинтересованы в соблюдении договора о нейтралитете, то не должны были этого делать; а поскольку одна из сторон вышла из договора, другая тоже не обязана его соблюдать. Во-вторых, в Рисвикском мирном договоре не было упомянуто о возобновлении Договора об американском нейтралитете, что должно было быть сделано, если бы обе стороны были в этом заинтересованы. Из этого делался следующий вывод: «…несмотря на этот договор, они [французы. — Ю. А] первыми напали и атаковали нас в Америке, что они могут сделать и снова, в то время как мы, полагаясь на силу такого договора, можем оказаться полностью незащищенными и неподготовленными к нападению, как это случилось в тот раз».
Различные группы, связанные с тем или иным направлением колониальной экспансии, также пытались лоббировать свои интересы. Наиболее активно действовала имеющая множество высокопоставленных покровителей Компания Гудзонова залива. Перед началом работы Комиссии уполномоченных ее руководство направило правительству ряд петиций с требованием защитить законные права англичан на весь район, прилегающий к Гудзонову заливу.[988]
Представление о точке зрения французов по основным спорным вопросам можно получить из специальной инструкции, направленной Таллару и д'Эрбо (в тот момент уже находившимся в Лондоне) 7 июля 1698 г.[989] В этом пространном документе (который до настоящего времени ни разу не рассматривался исследователями) затрагивался практически весь спектр проблем, относившихся к англо-французским отношениям в Северной Америке: принадлежность «Северного» (т. е. Гудзонова) залива и Ньюфаундленда, разграничение владений двух держав на континенте, возмещение ущерба, нанесенного в результате тех или иных операций, статус Лиги ирокезов, торговля между колониями и т. д. Там же поднимался вопрос о возобновлении Договора об американском нейтралитете.
Первым поднимался вопрос о Гудзоновом заливе, который, как говорилось в документе, «полностью принадлежит Его Величеству» на том основании, что якобы еще до 1504 г. баски и бретонцы проникли туда и ловили там рыбу, а в 1656 г. некий Жан Бурдон официально вступил во владение заливом и всем прилегающим к нему регионом, что тогда же было зафиксировано в протоколах Совета Новой Франции. Здесь также утверждалось, что «дикари этого залива сами признали себя подданными короля и вели торговлю с французами; и те, кто от имени Его Величества управляют Новой Францией, всегда отправляли к ним миссионеров, чтобы наставлять их в христианской религии». В подтверждение этого приводилась ссылка на письменное свидетельство иезуита Клода Даблона.
Французская сторона обвиняла англичан в том, что они, воспользовавшись изменой Радиссона и Грозейе, незаконно проникли на побережье Гудзонова залива и основали там свои фактории. «Англичане, всегда заботящиеся о своих интересах, будучи осведомлены о связях и торговле, установившимися между французами и дикарями в Северном заливе, решили их пресечь. С этой целью они в 1662 г. подговорили названных Дегрозелье [Грозейе. — Ю. А.] и Радиссона, жителей Канады и подданных Его Величества, которые прибыли в Бостон, а затем в Лондон, где они получили все необходимое для основания поста в глубине этого залива. Англичане, ведомые этими двумя изменниками, сначала обосновались в месте, называемом мыс Конфор, затем они основали посты на реке Немиско, которую они называют Руперт, на реке Монсипи и на реке Шишитеуэ [Черчилл]».[990]
Далее излагались основные события, происходившие на побережье Гудзонова залива в 1670-1680-е годы, при этом все действия французов объявлялись законными и справедливыми, так как они лишь отстаивали свои права и противодействовали английской узурпации. Признавая, что своими действиями обе стороны нанесли ущерб торговле друг друга, французы утверждали, что они понесли от англичан большие убытки.
После этого подробно разбирались те аргументы, которые могли бы выдвинуть англичане в подтверждение своих прав на Гудзонов залив — плавания и открытия Кабота, Гудзона, Баттона, Фокса и др. Французы (в соответствии с принципом реального владения) утверждали, что действия этих мореплавателей сами по себе не являются достаточным основанием для выдвижения притязаний на побережье залива, так как за ними не последовало ни основания поселений, ни хотя бы установления торговых связей с местными жителями. «Англичане сами согласны с тем, что их воображаемое владение Гудзоновым заливом было прервано и что они начали там торговлю только в 1662 г.». Кроме того, французы справедливо утверждали, что плавание Кабота не имело никакого отношения к Гудзонову заливу, а Генри Гудзон открыл только пролив, названный его именем, но не весь залив.
С точки зрения министров Людовика XIV, «эти доводы и все, что было изложено выше, является достаточно убедительным доказательством того, что французы первыми вступили во владение этим [Гудзоновым. — Ю. А.] заливом, и предполагается, что это владение не должно быть прервано, поскольку узурпация, произведенная в мирное время вопреки международному праву и из-за вероломства двух предателей не может дать англичанам никакого права собственности».
Таллару и д'Эрбо поручалось «приложить все усилия, чтобы получить этот [Гудзонов. — Ю. А.] залив в полное владение». Однако в случае, «если <…> они найдут это слишком сложным, и если англичане будут настаивать на разделе», они могли предложить провести границу по 55° с.ш. с условием, что французы получат все территории, расположенные к северу, а англичане — к югу от нее.[991] В этом случае граница прошла бы приблизительно через мыс Генриэтта-Мария и таким образом в руках французов оказалась бы большая часть побережья собственно Гудзонова залива, а англичанам достался бы залив Джеймс. Делая это предложение, в Париже исходили из того, что англичане продолжали удерживать форт Олбани, не представлявший с точки зрения французов большой экономической или стратегической ценности, в отличие от форта Нельсон-Бурбон, который они всеми силами хотели удержать (очевидно, не только с точки зрения перспектив развития пушного промысла, но и для продолжения экспансии в западном направлении и поисков северо-западного прохода).
В том случае, если бы англичане настаивали на обмене (Олбани на Нельсон-Бурбон), французские представители должны были им намекнуть, что они не могут гарантировать того, что лесные бродяги из Канады «бессовестные люди, которых не может сдержать власть Короля», не перережут торговые пути, по которым индейцы доставляют пушнину в форт Бурбон.
Про запас французским уполномоченным был оставлен еще один вариант соглашения, предусматривавший уступку англичанам «постов в глубине залива, которые принадлежат французам» (т. е. форта Олбани) за какую-либо территориальную или денежную компенсацию, с условием, что он покроет разницу в убытках.
В самом крайнем случае уполномоченные «в случае, если им не удастся убедить [англичан] принять это последнее предложение», могли «договориться с уполномоченными Его Британского Величества о выполнении статьи VIII Рисвикского мира, определяя с ними границы двух частей Гудзонова залива, французской части — начиная от мыса Генриэтта и земель в глубине [залива] по той же широте, простирающихся на запад до моря, и английской части — от того же мыса до 63-го градуса [северной] широты к северу».[992] Таким образом, французская сторона выдвигала еще один вариант раздела, на сей раз не по горизонтальной, а по вертикальной линии.
