Первым занятием освобождаемых началось обшивание, восстановление своих знаков, эмблем и т. п. Были вытащены старые конфедератки, пришивались к ним завалявшиеся обломанные «петухи» и т. п.
Вопрос о войне и сообщениях на фронте мало кого интересовал, больше всего были вопросы, куда лучше поехать, где лучше жить.
Первое время исключительно трудно было выбрать место жительства, т. к. ни один из освобождающихся не решал, куда лучше поехать. В конце концов, случайно один изъявил желание поехать в Кустанай, где у него находилась семья. После этого буквально все начали просить направить их в Кустанай. Такое же положение было и по другим колониям лагеря.
Содержащиеся в этих колоннах вместе с поляками перебежчики из Чехословакии (по документам значившиеся венгерскими подданными) исключительно недоброжелательно отзывались о поляках и прямо заявляли: «Гражданин начальник, с них вояки не будут, лучше пошлите нас». Просьбы чехословаков об отправке на фронт доходили до слез, и надо сказать, по моему мнению, эти просьбы были искренними.
Необходимо отметить одну деталь, что польский контингент в большинстве своем оказался слабым, мало приспособленным к условиям лагеря, особенно железнодорожного на Севере. К физическому труду навыков не имел, и производительность по этой категории была исключительно низкая. При поступлении польского контингента в лагерь, заключенные, побывшие в польских тюрьмах в период до слияния с СССР, крайне удивлялись постановкой работы и охраны заключенных в наших лагерях. У них никак не укладывалось в понятии, как они, заключенные, могут свободно ходить по зоне, задавать вопросы начальству, разговаривать и даже жаловаться на отдельные непорядки. Однажды при проведении квалифкомиссии ко мне обратились два заключенных молодых поляка: «Гражданин начальник, мы тюрьму скоро будем строить?» Я им ответил, что тюрьму мы строить не будем, а будем строить железную дорогу. Тогда они удивленно задали вопрос, а где же вы будете содержать вот всех нас прибывших? В процессе беседы я установил, что эти заключенные по специальности бетонщики и отбывали сроки наказания в польских тюрьмах, всегда администрацией тюрьмы использовались на работу по устройству бетонированных камер для заключенных. Когда же я им разъяснил, что в Советском Союзе заключенные занимаются наравне со всеми гражданским строительством лучшей жизни для народа, а не тюрьмами, это их крайне поразило. Впоследствии эти два бетонщика хорошо работали на строительстве моста по бетону.
Этот факт широко быт использован среди заключенных, как факт, показывающий, что заключенные делают в капиталистических странах и что в СССР.
В сентябре 1941 г. я прибыл во вновь организующийся лагерь на Крайнем Севере «Заполярлаг». Особенностью этого лагеря было то, что в этой местности редко когда проходила человеческая нога. Сплошная тундра, нет ни единого деревца, о дорогах, которые могли бы поддерживать жизненную связь с подразделениями лагеря и самим управлением, в таком даже понятии, как проселочная или просто тропа, не было и речи.
Контингент заключенных этого лагеря в основном состоял из прибывших со строительств 105 и 106, где прошел суровую школу зимы в период войны с Финляндией. Это положение, пожалуй, и помогло тому, что люди быстро смогли освоить этот край, сделать себе жилище из мха и снега, короче говоря, приспособиться к жизни и работе в тундре.
В этих условиях лагеря, как это мыслится понимать, с зонами ограждения, вахтами и т. п. здесь не было. Само управление и сотрудники жили в палатках, обложенных мхом и снегом.
Через некоторое время по прибытии в Заполярлаг мне пришлось снова организовать работу по освобождению отдельных категорий заключенных и передачу их в РККА
Всего по Заполярлагу было освобождено и передано в РККА около 350 человек, причем в связи с тем, что вывоз из лагеря освобожденных был затруднен, после их освобождения и оформления призыва в РККА, на ОУРЗ была возложена задача организации военной подготовки этой партии до отправки в часть. Эта работа проводилась в течение почти 2-х месяцев. Созданное таким образом воинское подразделение, как мне впоследствии стало известно, целиком было влито в одну из частей РККА и участвовало в боях под Ленинградом, где командиром отделения был бывший заключенный БЛОХИН, который, будучи в заключении, работал в ОУРЗ, и его помощником ФУКС, бывший заключенный руководил в лагере автоколонной.
Сожалею, что имевшиеся письма об этом подразделении я не сохранил. Сейчас сведений о нем не имею.
В марте месяце 1942 г. я был переведен на работу в ОУРЗ Печорлага, где положение с учетом заключенных и их освобождением по указу и даже по концу срока состояло крайне скверно.
Использовав имеющийся опыт работы по освобождениям и передаче контингентов в РККА и других лагерях, в самый кратчайший срок эта работа быта перестроена и организована на Печоре. И если раньше считалось невозможным освободить и передать в РККА — 1000–1500 чел. в течение месяца, то по директиве НКВД и Прокуратуры СССР № 308 в течение 10 дней было освобождено и передано в РККА 2637 чел., причем вся организация освобождения проходила при условии лучших показателей заключенных на производстве и отбор для освобождения проводился из числа лучшей категории заключенных, зарекомендовавших себя хорошо на работу и в быту.
За хорошую организацию работы по освобождению и передаче контингентов в РККА приказом по Республиканскому военкомату Коми АССР т. Артамонову, мне и всем сотрудникам ОУРЗ была объявлена благодарность (копия приказа выслана в ОУРЗ ГУЛАГа).
Всего в 1942 году было освобождено 39060 чел., из них передано РККА 26484 чел.
За 10 месяцев 1943 г. освобождено 18400 чел., из них передано в РККА 7600 чел. Эти цифры сами свидетельствуют о той громадной работе, проведенной аппаратом ОУРЗ Печорлага НКВД за этот период.
Особо необходимо отметить работу, проведенную по освобождению чехословаков (перебежчиков со стороны Чехословакии).
Все, подлежащие освобождению, были нами сконцентрированы на пересыльном пункте ст. Печора, где проведен медосмотр и определение годности к службе в армии. По освобождении годные для службы в армии были организованы в воинские подразделения и создана воинская команда. Из числа освобожденных был выделен командный состав — бывшие офицеры Чехословацкой армии. Введена система приказов по воинской команде. Приказы издавались на чешском и русском языках. Все зачисленные в команду были одеты в первого срока хорошее обмундирование. В целях выделения комсостава были введены своеобразные знаки различия — нарукавные знаки.
До отправки в Чехословакию бригады проводились строевые занятия, информация о положении на фронтах и о международном положении.
Помимо указанных бесед, бойцам показывалось кино. Характерно отметить, когда вводилась информация, то командир подразделения, чехословацкий офицер, в проекте приказа записал политинформация, я же это слово исправил и написал просто информация. Это исправление вызвало маленькую дискуссию, а именно — я разъяснил командиру, что мы не можем вам навязывать свои политические идеи и убеждения и будем проводить только информацию о международном положении и положении на фронтах. На это разъяснение командир мне заявил: «Все равно, господин полковник (это он меня так называл), мы будем драться за советскую Чехословакию, и наш Бенеш тоже будет большевиком».
К моменту отправки этой команды в гор. Бузулук команда была хорошо натренирована, чувствовалось наличие большой дисциплины и наличие моральных качеств.
По прибытии в Бузулук наш представитель, сопровождавший команды, нач. 4-го отделения ОУРЗ тов. ЗЕМСКОВ явился в штаб Чехословацкой бригады и попросил командование выйти встретить эту команду на станцию.
Представители командования Чехословацкой бригады, придя к эшелону, были поражены той организованностью, с которой прибыла команда.
Моментально вся команда была построена по взводам и тут же состоялся небольшой импровизированный парад. После выступления командования бригады, в ответных словах прибывших была произнесена здравица в честь Советского Союза, в честь Свободной Чехословакии и после всего прибывшие провозгласили здравицу в честь руководителей Печорского лагеря.
