…я жду, пока не назовут мое имя, и думаю о приготовлениях, сделанных Фалеком, о месте, где мой клон должен быть возвращен к жизни, о моей уверенности, что все идет согласно плану…

…Я отдала команду самоликвидации. Я собиралась умирать, но я была спокойна, зная, что буду повторно пробуждена, вдали от безумия этого архаичного ритуала и примитивных обычаев древней религии…

…мой корабль распался вокруг меня. Кокон моей капсулы взорвался… и затем… вспышка. Там что-то было… Я чувствовала, как будто за мной наблюдают… и затем тьма…»

— Тьма? — издевательски переспросила Другая. — Открой глаза, ты, дура! Тебя коснулась рука Бога, пока ты спала.

«…потребовалось три года, чтобы меня пробудить. У капсулиров это занимает мгновение, но для меня… три года. Мой Бог».

Сердце Джамиль мучительно билось; она чувствовала, что оно может прорвать грудину. Она тосковала по Фалеку, как по отцу, но на сей раз это чувство походило на желание и отчаяние разом. Она пылала теперь, жаждала быть с ним, как физически, так и духовно. Он владел ключом к пониманию ее нового воплощения; он знал то, что случилось с нею, знал, кем она была прежде… это…

— Ты управляла бы Империей ради мести, — сказала Другая. — Ты сделала бы это, чтобы отомстить за имя, твое имя, которое ничего не значит. Ты хотела защитить безумие своего отца, знаменитого Мекиота Сарума, гранд-адмирала, потерявшего все. Эгоизм рушит империи, Джамиль. Ты должна посвятить завоевания, ожидающие тебя, Господу! Это — единственный возможный крестовый поход, и ты была избрана его возглавить. Предупреждаю: прими эту ответственность, или я отниму ее у тебя.

Джамиль разозлилась, за миг растеряв все свои страхи.

— Ты ничего у меня не отнимешь! — заорала она. — Ты — болезнь, бред, иллюзия… Я сумею победить тебя. Я хочу, чтоб ты ушла! Слышишь меня? Изыди!

— Позволь себе уйти, — сказала Другая. — Очисти себя от слабости и прими судьбу императрицы, Джамиль Сарум. Я приняла Его; если бы ты только знала, что знаю я и что я готова показать, то, возможно, твоя вера бы изменилась…

Джамиль впала в ярость, в безнадежный, бессмысленный гнев, отчаянно желая ударить кого-нибудь, что-нибудь, но вместо этого замерла, а затем при падении разбила стеклянную статую — с ужасным грохотом.

В тот же миг вбежали слуги-амматары, в то время как паладины охраны нервно кружили снаружи, стараясь не смотреть на выставленное на обозрение тело.

Но прежней Джамиль Сарум там больше не было, ибо она была изгнана Другой в глубины собственной души. По-прежнему не открывая глаз, она поднялась на ноги, мягко, но с неестественной силой отстранив слуг, пытавшихся помочь ей.

Они спешили набросить на нее одежду, но она была безразлична к своей наготе, даже горда ею, и спокойно прошла мимо них к пульту коммлинка.

Виктор был в ужасе. «Она знает, что я сомневался в ней», — думал на грани паники. Ему было физически плохо перед перспективой гнева Божьего. Он вознес новую молитву, наверное, сотую, с тех пор как услышал угрозу Сарум, когда она позвала его из пустоты.

— Лорд Виктор, — сказала она. — Ради милосердия своего я предоставляю вам новое испытание веры.

— Ваше величество, пожалуйста, взмолился он. — Мы не имеем связи с божеством, я всего лишь человек…

— Процитирую вам стих из Писаний, — ее голос был чист и холоден, как лед. — «Найди синее кольцо огня, ибо оно содержит единственный ключ к открытию».

Виктор узнал цитату немедленно.

— Книга Судов! — выдохнул он. — Но это — испытание?

Линия связи была мертва, и Виктор почти плакал…

…пока он не понял, что корпус его корабля купается в сине-белом блеске солнца T-IPZB системы звезды типа Oi.

В глубине цитадели матриарха, вдали от бурь, окружавших Джамиль Сарум, ученый по имени Маркус Джрор лихорадочно трудился над расшифровкой надписей на реликтах иной эры. Один из самых талантливых представителей амаррского общества, он был пионером археологических открытий в Новом Эдеме. Многие из них имели беспрецедентное историческое значение, но вести о них никогда не достигали академических кругов или каналов новостей и вообще никому не попадались на глаза.

Ученый до мозга костей, он был также паладином. Дотошный, методичный, он работал в полной изоляции, предпочитая людям общество дронов. На первом месте для него была верность семейству Сарум, Империи же — на втором. С тем, кто превосходил его по рангу, он был холоден, прям и почтителен. С теми, кто стоял ниже него, он был нетерпелив, требователен и совершенно невыносим, особенно с теми, кто не носил форму, имеющую знаки отличия Империи.

Маркус Джрор не имел ни времени, ни желания поддерживать с кем-либо дружеские отношения. И подобно многим другим, связанным клятвой в этой тайной крепости, он уважал Фалека Грейнджа не столько как человека, сколько за неизменную милость к нему Джамиль Сарум. Только по этой причине он разделял ее исключительное горе из-за его исчезновения — не из страха перед божеством, а из-за последствий, которые могла оказать на ее здоровье эта потеря.

Ученые не расположены к суеверным страхам; и конечно, не прагматики вроде Маркуса. Но без ведома Джамиль он, как и Фалек, был рядом с ней во время ее возрождения и слышал, что она говорила тоном и языком, принадлежащим кому-то другому.

Этого он не понимал и потому боялся, что случалось с ним крайне редко.

Физическое и умственное состояние, в корне отличавшееся от того, что планировал Фалек, не могло существовать. Подготовка и исполнение скачка Сарум из прежнего тела в клон были безупречны; были приняты все меры предосторожности, и многоуровневый технический контроль применялся на каждом этапе трансформации клона.

Но что-то изменилось, и никакая теория или объяснение в пределах известных границ науки не могли дать ответ, что произошло. Маркус Джрор боялся не божества. Он боялся того, что было вне пределов его понимания, и опасности, проистекавшей из подчинения госпоже, которая была не совсем в себе.

Джамиль Сарум приказала ему незамедлительно покинуть Новый Эдем и взять с собой оборудование для обследования глубокого космоса и подпространственного слежения. Ему надлежало прибыть к вратам ЕВЫ и оставаться там, прежде всего не выдавая своего присутствия.

Маркус Джрор, ученый и паладин, подчинился ее приказам без колебаний, как бы испуган он ни был.

Команда «Ретфорда», несмотря на личные разногласия и негодование из-за тяжелого положения, в которое поставил их несгибаемый капитан, была едина в вопросе выживания. Они были поглощены задачей восстановления корабля, что, к счастью для них, было сопряжено с множеством технических проблем, и, таким образом, проводили время без страха смерти, слишком тяжело давящего на сознание.

Был ли Гир чересчур юн, чтобы осознать опасность, или просто храбр, несмотря на возраст, — именно он извлек наибольшую выгоду из этих обстоятельств. Тея замечала в ревнивом испуге, что эти моменты были для него среди счастливейших на ее памяти. Помимо прочего, он общался с капсулиром, который, в свою очередь, нашел друга, чью жизнь он, казалось, искренне старался скрасить. От него Гир больше узнал о звездолетах — от их конструкции до того, как они летают и управляются, — чем за все время своего пребывания на борту «Ретфорда».

Обогатившись таким знанием, Гир стал маленьким штурманом корабля, советуя, а порой даже указывая, что и как следует отремонтировать. Джонас, при всем своем упрямстве, неохотно принимал его советы, видя, что они исходят от капсулира, в котором он все еще видел только приз, за который можно получить наличные, а не живого человека.

Проведя с Гиром несколько часов, Фалек достаточно выучил язык жестов, чтобы эффективно общаться без помощи Теи, и делал это единственной здоровой рукой. И Тея подозревала, что если раньше — хотя бы иногда — она была в центре внимания и привязанности ребенка, то теперь ее место занял Фалек. Пока она работала с гаечными ключами, паяльниками, кабелями и схемами, она старалась подмечать все, что делает — или не делает — Гир, с трудом стараясь не позволить себе вскипеть от ревности.