Тон Шэху оказал китайскому паломнику прием на высоком уровне. Он в действительности показал свою благосклонность по отношению к буддизму. Несколько лет назад у него в гостях был индийский миссионер по имени Прабхакарамитра, который поставил перед собой цель обратить в свою веру тукюев, прежде чем (626) он продолжит путь в Китай. [204] Он даже встретился в своей резиденции в Токмаке с Сюньцзаном, который оставил нам красочный рассказ об этом приеме: "Хан жил в большом шатре, украшенном золотыми цветами, блеск которых затмевал глаза. Его офицеры рас пустили перед собой длинные косы и сидели в два ряда; все были одеты в яркие одежды из узорчатого шелка. Стража хана стояла позади них. Несмотря на то, что это был повелитель варваров, невозможно было не испытывать чувство уважения к нему". Читая эти строки, любопытно сравнить впечатления, почти идентичные, европейских путешественников, которые были приняты Чингизханидскими ханами. Другой эпизод, который описывается Рубруком, касательно монголов XIII в., это описание пьяных попоек, которые имели место во время приема иностранных послов. Во время пребывания Сюаньцзана, Тон Шэху принимал посланников Китая и правителя Турфана. "Он пригласил гостей присесть, и предложил им вино под звуки музыкальных инструментов. Хан выпил вместе с ними. Было видно как гости оживлялись все больше и больше, обращались друг к другу и отвечали на приглашение выпить, чокнуться вместе бокалами, наполнить их вновь и опорожнять раз за разом. В это время музыка варваров востока и запада наполнялась громкими аккордами. Несмотря на то, что это были полудикие мотивы, они услаждали слух и радовали сердце. Немного погодя после этого заносили различные блюда; это были большие куски вареной говядины и баранины, которые предлагали всем приглашенным".

Несколько месяцев спустя, после посещения Сюаньцзана, эта великая империя западных тукю рухнула. В этом же 630 г. одно из племен карлуков, которое кочевало, вероятно, между крайней восточной частью Балхаша и регионом Чугучака, в Тарбагатае, восстала против Тон Шэху, который был позднее казнен. [205]

Ханство западных тукю разделилось на две части, наименования которых, впрочем, остались в китайской транскрипции: племена нушэпии на западе и на юго-западе Иссык-Куля, и племена тулу на северо-востоке озера. Нушэпии и тулу обессилили в борьбе, окутанной тайнами. Хан тулу по имени названия племени Тулу (638-651) сделал однажды попытку объединить две группы, после чего он осмелился напасть на китайские военные поселения, в районе Хами, но китайский генерал Кю Хуанько разбил их наголову у гор Богдо-ула, между Куче-ном и нынешним Урумчи (642). К тому же император Тайцзун поддержал в борьбе против них орды Нушэпия и хан, крайне изнуренный, вынужден был бежать в Бактрию, где его следы затерялись (651). [206]

Уничтожив тукюев, император Тайцзун получил возможность установить китайскую гегемонию над оазисами в районе, где проживали индоевропейские племена, в бассейне Тарима, Карашаре, Куче – на севере, Кашгаре, Шаньшане, Хотане и Яркенде – на юге.

Эти древние поселения, расположенные на караванных путях, игравшие немаловажную роль как связующие звенья Шелкового Пути между Китаем, Ираном и византийским миром, являлись также этапами пути буддийского паломничества Китая в Афганистан и Индию. По этому поводу они были достаточно хорошо описаны китайским паломником Сюаньцзаном, который, отправившись из Ганьсу в 629 г., последовал по маршруту (629-630) в направлении севера (Тур-фан, Карашар, Куча. Аксу и оттуда в Токмак, Талас, Ташкент и Самарканд) и вернулся в 644 г. южным маршрутом (Памир, Кашгар, Яркент, Хотан, Шаньшань и Дунхуан). Его повествование свидетельствует, что в ту эпоху буддизм полностью овладел малыми княжествами Тарима, неся с собой индийскую культуру настолько, что санскрит стал религиозным языком региона, наряду с местными индоевропейскими языками, т.е. турфанским, карашарским и кучанским языками (древние "тохарские" А и Б) и восточно-иранским языком, который, по-видимому, использовался в пределах Хотана. [207] Рукописи, обнаруженные экспедициями Пельо, Аурэля Стейна и Фон Ле Кока, являются, впрочем, доказательством того, что буддистские тексты были переведены с санскрита на различные местные индоевропейские диалекты ("тохарские", так называемые на севере, и ирано-восточные на юго-западе), в то время как другой индоевропейский язык, согдианский, пришедший с караванщиками Бухары и Самарканда, был распространен в местах, где проходили пути от Тянь-Шаня до Лобнора, где Пельо обнаружил следы одного согдианского поселения VII в. [208] Мы видели, что караванщики и торговцы Шелкового Пути, с одной стороны, и буддистские миссионеры, с другой, – прибывшие от индоиранских границ в оазисы Тарима, те и другие одновременно содействовали распространению культуры Ирана и Индии, в данном случае представлявших любопытный синтез под влиянием буддистской веры. По этому поводу мы говорили о большом вкладе греко-буддистском, индо-гангском, или иранобуддистском, что можно видеть на фресках Кызыла, обнаруженных около Кучи и принадлежащих к тому, что Хаккин называет первым стилем Кызыла (в 450-650), или же он определяет это как второй стиль (650-750). [209]

Мы обратили внимание также на чисто сасанидский аспект буддистской живописи на деревянных панно Дандан-юилика на востоке Хотана (650). Наконец, мы видели второй сасанидско-буддистский стиль Кызыла, который развивался, параллельно индийскому влиянию, идущему от Аджанты вплоть до фресок турфанской группы в Базаклике, Муртуке и Сангиме. Наряду с индийским, древнегреческим и иранским влиянием, влияние Китая, как об этом говорит Хаккин, уже ощущалось в Кумтуре, около Кучи и, естественно, в особенности в Базаклике и других центрах, где были обнаружены фрески турфанской группы, наиболее близко расположенной к китайской границе. [210]

Во время паломничества Сюаньцзаня (630), культура перекрестка цивилизаций достигла своего апогея, в особенности, в Куче. Среди всех индоевропейских оазисов Гоби, Куча, вне всякого сомнения, является одной из тех оазисов, где индо-европеизм является наиболее признанным по причине обилия буддийской литературы на кучанском языке, обнаруженной Пельо, Стейном и Ле Коком. Даже транскрипция названия Куча на санскрите (Кучи) и на китайском (Киэутзэу) кажется наиболее приближенной к произнесению Кючи, которое по предположениям приписывают индийскому названию, или, как говорили когда-то, тохарскому. [211] Под влиянием буддизма кучанский диалект, т.е. особый индоевропейский говор, однажды обозначенный востоковедами под именем "тохарский Б" и который сегодня просто называют ку-чанским, стал литературным языком, на который в V-VII вв. был отчасти переведен санскритский канонический свод. Используя, таким образом, вклад буддийской цивилизации, все интеллектуальное наследство Индии, используя с другой стороны то громадное преимущество, которое ему предоставлял караванный путь, соединявший с Ираном, материальную культуру которого оно впитывало, кучанское общество, такое, каким его показывают рукописи и фрески Кызыла и Кумтуры, представляется как странный успех, почти парадоксальное явление во времени и пространстве. Это настолько фантастично, когда думаешь, что это элегантное, рафинированное общество, божественный расцвет арианизма в Центральной Азии достиг таких высот в крае на расстоянии в несколько лошадиных переходов тюрко-монгольских орд, на границе со всеми варварскими племенами, накануне поглощения самыми непросвещенными из первобытных. Что в пределах степных просторов, под единственным покровительством пустынь, под ежедневной угрозой жестоких набегов номадов такое общество могло развиваться и существовать так долго, что кажется просто чудом.