Тэкудер, [939] брат Абаки и его преемник (6 мая 1282 года), нарушил традиционную политику своей династии. Несмотря на то, что он был сыном, возможно, несторианки (принцессы Кутуи-хатун), крещенной в молодости, как это утверждает монах Хэйтон, взял власть в свои руки, принял мусульманскую веру, получил имя Ахмед, титул султана и приступил к реисламизации Персидского ханства. «Он приложил все свои способности, чтобы обратить татар в ложную веру Магомета» – писал монах Хэйтон. [940]

В августе 1282 г. он послал мамелюкам предложение о мире и союзе. «Старая монгольская», буддистская и несторианская часть населения заявила протест Великому хану Китая – Хубилаю, дяде Тэкудера, являвшемся сюзереном Персидского ханства. По свидетельству Марко Поло, взбешенный Хубилай пригрозил вмешаться. Тэкудер возложил вину за подобное обращение к императорскому двору Пекина на патриарха Йахбаллаха III и его коадъютера Раббана Чому. Патриарх был брошен в тюрьму и, возможно, спасен, благодаря вмешательству матери-правительницы Кутуи-хатун, которая освободила его. [941]

Однако все те, кто выражал недовольство, монголы, буддисты и несторианцы, стали группироваться вокруг принца Аргуна, сына Абаки и правителя Хорасана. Вскоре началась междоусобная война. Ставка была весьма серьезной, речь шла о том, останется ли монгольская Персия монгольской или она станет обыкновенным мусульманским султанатом, будет ли она продолжать поддерживать несторианцев и якобитов внутри империи, а вне ее пределов – армян и франков, или она войдет в союз с мамелюками. Борьба вначале обернулась против Аргуна. Он восстал в своем Хорасане, откуда он двинулся на Аджемистский Ирак, но был разбит в Ак-Ходже около Казвина 4 мая 1284 г. и вынужден был сдаться Тэкудеру. Однако заговор воено-начальников спровоцировал дворцовый переворот. Тэкудер, покинутый армией, был предан смерти 10 августа 1284 г., а на следующий день правителем был провозглашен Аргун.

Аргун приостановил исламизацию Персии. Лично исповедуя буддизм, как Абака и Хулагу, он доверил множество из основных государственных постов христианам или евреям, особенно в сфере управления финансами. В качестве министра финансов и главного советника он назначил еврейского врача Сад ад-Даулэ, который с 1288 г. до последней болезни Аргуна (февраль 1291 г.) пользовался полным доверием принца. Умный, гибкий, знавший тюркский и монгольский языки, угодливый придворный (он заслужил свою благодарность от правителя за то, что в нужное время прописал лекарства для очищения желудка монарха), он сумел добиться расположения Аргуна, который его ценил также за преданность интересам государства. Превосходный администратор, он навел порядок в финансовых делах, положив конец откровенному грабительству со стороны вельмож. Он запретил военным руководителям опротестовывать решения трибуналов, лишил приближенных права обременять народ чрезмерными поборами, короче, объявил войну злоупотреблениям и стал искать пути, каким образом повернуть полностью военное правление монголов в сторону законной гражданской власти. Далекий от того, чтобы притеснять мусульман, он способствовал тому, чтобы судебные разбирательства между мусульманами проходили в соответствии с законами Корана, а не по монгольским обычаям, увеличил фонды религиозных пожертвований, оказывал содействие и материальную поддержку ученым и литераторам. Мусульмане могли его упрекнуть лишь в том, что он распределял основные руководящие посты своим единоверцам – иудеям, и в частности, распределил своим родственникам все откупа от налогов, за исключением Хорасана и Малой Азии, так как эти провинции являлись принадлежностью принцев Газана и Гайкату, сына и брата Аргуна. Чтобы там ни было, еврейский министр навлек на себя ужасное недовольство окружающих. Монгольские сановники были злы на него за то, что он мешал им в грабеже населения, а набожные мусульмане утверждали, что он совместно с Аргуном намеревался основать новую религию, заставить верующих перейти в «язычники», превратить Каабу в Мекке в храм идолов – безусловно превратить в буддистский крам и так далее. Явно, что эти обвинения были абсурдными, но они в последующем привели к гибели незаурядного человека. [942]

Одна из жен Аргуна – Урук-хатун, по происхождению кераитка, и племянница умершей правительницы Дукуз-хатун, была несторианкой. В августе 1289 г. она крестила одного из своих сыновей – будущего хана Олджайту и дала ему имя Николай в честь Папы Николая IV. Монах Хэйтон пишет: «Аргун любил и очень уважал христиан. Христианские церкви, которые Тэкудер разрушил, были восстановлены ». В самом деле, мы знаем из жизни несторианского патриарха Мара Йахбаллаха, что им были реконструированы многие бывшие храмы, один из которых – церковь Map Шалита в Мараге.

Полный намерений продолжить борьбу против мамелюков, Аргун стал искать альянса с христианским миром. Он предлоржил организовать единый фронт против них, захватить силами монголов мусульманскую Сирию, приурочивая это к прибытию крестоносцев в Сен-Жан Дакр или Дамьету, затем приступить к передаче монголам Сирии, Алеппо и Дамаска, а Иерусалим – крестоносцам. С этой целью в 1285 г. Аргун отправил Папе Гонориусу IV письмо, перевод которого на латинский язык хранится в Ватикане и в котором изложена конкретная программа действий. В этом известном документе Персидский хан, упомянув имя Чингиз-хана, «предка всех татар», и напомнив также о Великом хане Хубилае, императоре Китая, своем великом дяде, сюзерене и союзнике, очертив линию связи христианства с Чингизханидской династией: матерью, которая была христианкой, дедушкой Хулагу, отцом Абакой, которые все являлись покровителями христиан, и, наконец, Великого хана Хубилая, который взял на себя миссию освобождения и оказания покровительства «земле христиан». Он закончил тем, что обратился с просьбой совершить высадку крестоносцев в то время, когда он захватит Сирию. «Так как земля сарацинов находится между вами и нами, мы окружим ее и сожмем в кольцо… Мы изгоним сарацинов с помощью Господа Бога, Папы и Великого хана!» [943]

В 1287 г. Аргун послал на Запад с той же целью новую миссию, которую он поручил несторианскому прелату Раббану Чоме. Мы в курсе необычайной одиссеи из Китая до Персии этого онгютского или уйгурского монаха, который родился около Пекина. Раббан Чома сел на корабль на Черном море, несомненно, в Трабзонде и высадился в Константинополе. Византийский император Андроник II (1282-1328) оказал самую прекрасную встречу посланнику Аргуна, и к тому же сельджукская Анатолия, примыкавшая к византийской империи, принадлежала Персидскому ханству. [944]

Помолившись в церкви Святой Софии, Раббан Чома взял курс на Италию, вначале в Неаполь, где он стал свидетелем морского сражения в бухте 23 июня 1287 г. между анвинским и арагонским флотами. [945]

Из Неаполя он прибыл в Рим. К несчастью, Папа Гонориус только что скончался (3 апреля 1287 г.), а его преемником еще никто не был избран. Раббан Чома был принят действующими кардиналами. Он указал на важное значение монгольского христианизма: «Знайте, что многие наши преподобные отцы церкви (несторианские миссионеры, начиная с VII в.) ступили на землю тюрков, монголов и китайцев и просвятили их. Сегодня многие монголы приняли христианскую веру; среди них потомки правителей и правительниц, принявших крещение и верующих в Христа. Там воздвигнуты церкви, где они служат богу. Правитель Аргун намеревается захватить Сирию и обращается к вам за помощью для освобождения Иерусалима». [946]