Есть благодать царей, даваемая только тем, кто не стремится к власти, удел их — повелевать согласно с волей Бога.

Есть благодать жреца, священника, его удел быть первым среди равных и восстанавливать утраченную целостность Вселенной.

Есть также хварна воина, она дается для борьбы со злом, и долг носящего ее оберегать от темных сил свой дом и близких. Однако отмеченный одной лишь этой благодатью власти не достоин.

И бойтесь аншахриков — рыжих, хромых, горбатых, косых, а особенно картавых: в них силен дух осквернения, — так учил Источник Мудрости, а еще говорил он:

— Есть шесть профессий, берущих начало от хварны, — врача, кузнеца, землепашца, поэта, юриста, астролога, и их государство должно содержать непременно достойно, а все пешатары с душой, не способной творить, пусть платят на это налог, ибо это угодно Богу.

Тем временем послышались веселые крики: «Орайо, орайо», и собравшиеся на праздник женщины, мгновенно скинув с себя одежды и оставшись в одних только плетеных полусапожках из бычьей кожи, взялись за руки и начали кружиться вокруг столов в огромном хороводе, изображая годовое движение лучезарного Солнца в Зодиаке.

— Говорят, что прародитель всех людей Гайомарт имел округлую форму, был совершенен и самодостаточен, а когда в наш мир вторгся демон Ангра-Манью, то он рассек андрогина на две ипостаси. — На Гидаспу устремился бездонно-голубой взгляд Учителя, и, уловив интонацию, тот улыбнулся в ответ и сказал:

— Да, женские половинки получились удачными.

Действительно, у большинства танцовщиц тела были безукоризненными: бедра чуть уже немного покатых плеч, грудь в меру развитая, четко выраженная, тонкая талия, ягодицы округло-выпуклые, а на спине, на уровне пупка, виднелся обязательный прогиб.

— Что такое, Гидаспа, красота? — негромко спросил Учитель и, не дожидаясь ответа, сказал: — Это целесообразность. Посмотри, сколько гармонии в их телах, как естественно они движутся. Недаром ведь владыка запада Шатаваэш, который является хранителем инстинктов, срывает маски и обнажает истинную сущность человека. Смотри, Гидаспа, зверь в их плоти жив, но он ручной.

Между тем пришла пора показать свою удаль и мужчинам. Вначале это был просто танец, сопровождаемый бешеным верчением вокруг своей оси и свистом длинных, хорошо заточенных клинков из твердой зеленоватой бронзы, затем танцующие разбились на пары и занялись игрой: необходимо было первым рассечь трехслойный кожаный нагрудник у партнера, и если на груди того появлялась кровь, то пострадавший побеждал.

Наконец определился сильнейший — плотный, коротко стриженный воин, и под приветственные крики: «Орайо, орайо» сам царь Катаранга с улыбкой протянул ему два глиняных кувшина с вином, закрепленных на цепочках. В ответ, не улыбнувшись, победитель навесил один из них себе на грудь, а второй взял в руку и двинулся вокруг стола, выискивая поединщика по силам. Внезапно он остановился около Гидаспы и, склонившись, сказал учтиво, но с ухмылкой дерзкой:

— Хоть ты и ходишь с пророком рядом, но слышал я, что носишь хварну воина при этом, — и, поставив кувшин на стол перед ним, отошел в сторону.

— Вот оно, желание прославиться любой ценой. — Учитель расстегнул свой пояс, и Гидаспа увидел, как тот, распрямившись стремительно, превратился в клинок иссиня-черного металла, который отковали еще в древние времена на Арктиде. И Учитель передал этот клинок ему.

Крутанув мечом обратную восьмерку, чтобы привыкнуть к разновесу, Гидаспа почувствовал, как рукоять из полированного камня удобно угнездилась в ладони, и, глубоко вдохнув, двинулся по направлению к сопернику.

— И-и-и-и-ть. — Совершенно незаметно для глаза Гидаспа внезапно резко сократил противостой, и клинок его подобно черной молнии промелькнул перед лицом не успевшего ничего даже понять стриженого наглеца.

Рассеченная прямо посередине бронза его меча упала на пол одновременно с осколками кувшина, а вот густое сладкое вино почти все осталось на одежде пострадавшего, и внезапно все расхохотались — уж больно свирепый был у него вид.

Склонившись, Гидаспа возвратил царю свой кувшин, из горлышка которого не вылилось ни капли, и, услыхав:

— По праву победителя сто быков твои, — громко сказал:

— Отдай их, мудрый Катаранга, убогим, — и, склонившись еще раз, пошел на свое место, затем в лицо ему взглянули ярко-голубые глаза, и Александр Степанович Сарычев проснулся.

Часы «Командирские» показывали три часа двенадцать минут. Сквозь занавески на окнах пробивался свет убывающей луны, из апартаментов снизу доносился могучий храп Мазаева-старшего, и, несмотря на это, на душе у майора было почему-то пакостно и неспокойно.

Побродив с минуту по скрипучим половицам, он решил: «Ладно, утро вечера мудренее» — и снова полез на выделенную ему перину, однако, сколько ни ворочался, заснуть не смог и так и не выяснил, чем там у них в Ариана-Ваэджа дело закончилось…

Поднявшись ни свет ни заря, майор умылся и долго носился взад и вперед по двору, отрабатывая групповой бой на восемь персон, благо день был воскресный и окружающие все еще спали.

Решив, однако, что особо нагружаться поутру не стоит, он наконец угомонился и, под холодным душем простояв до посинения, направился к торговому центру, подвал в котором назывался гордо — «Пещера Аладдина» и без всякой там волшебной фигни был открыт сутки напролет для всех алкающих. Сделавшись обладателем устрашающих размеров торта, вместительной посудины с изображением лимона и килограммов трех фасованной жратвы, Сарычев не поленился и, задвинув круг, оказался на городском птичьем рынке. Однако кроме пернатых, обильно представленных попугаями волнистыми, голубями почтовыми и курами мясными, продавали здесь много кого.

Скорбно взирали на окружающих печальными глазами и, облизываясь, тянулись к сарычевскому торту барбосы различных пород, бегали в колесах на забаву смеющейся публике белки с бурундуками, и наконец, миновав баррикады из клеток с вечно недоедающими кроликами, майор очутился в кошачьем ряду. Глянув на продаваемых по бросовым ценам дворовых котов, он почему-то вдруг вспомнил о, наверное, подросших уже Снежке с братаном Лумумбой, затем перед его глазами встала Маша, и он не заметил, как ноги привели его к прилавку, на крыше которого висел огромный транспарант, написанный большими белыми буквами по красному полю: «Если нет у вас кота, значит, жизнь у вас не та». Под начертанным разместилась симпатичная румяная девица в дубленке из ламы и скромных бриллиантовых «светофорах», а перед ней громоздились аквариумы из оргстекла, в которых копошились мохнато-усатые комочки. Время от времени красавица кошатница притоптывала ногами и звонким голосом выкрикивала нараспев что-то типа: «А если котик ваш издох, мы вернем вам деньги в срок», — а заметив Сарычева, игриво поинтересовалась: «Мужчина, ищете девочку?»

Сделав вид, что крик женской души не услышал, майор отозвался простодушно: «Нет, хотелось бы котика короткошерстного», — и, пощупав холодный нос, глянув затем в розовую пасть, а потом под хвост, Александр Степанович вскоре приобрел замечательного рыжего британского хищника, лобастого и когтистого до чрезвычайности. Засунув его к себе за пазуху, он докупил еще всяческих звериных принадлежностей, начиная с «Вискаса» и кончая «Томасом», не забыв при этом радикальное средство от глистов, и затем резво направился к дому.