Ясное дело, что родила его мама в феврале.

Когда прибыли менты поганые, Гранитный Вася цвиркнул с презрением и, оскалившись, двинул к себе, — от вида цветников его блевать тянуло. Забившись в свою нору, он скомандовал раскладушкам заварить паренку и, выслав их домой, впал в распятие.

Где-то в глубине почины страшно скомлило, на душе было пакостно, и некоторое время никаких дельных мыслей в скворечнник не лезло вообще. Проклиная лажовую снагу свою, Василий Евгеньевич забил косяк — дурь у него была классная, из Афгана — и, присмолив, затянулся, чувствуя, как от горячего дурмана боль медленно исчезает. Он запил дым крепким остывшим чаем и, представив зной Цыпы: «Ах, какой форшмак, надо ж так облажаться», внезапно смедиковал, что усатые фраера еще не перевелись на Руси. Всхизал он, выходит, беспонтово, лакшового нищак, и, чувствуя, как настроение поправляется, Гранитный начал лабать федуцию, план действий то есть.

Завтра же Битый надыбает подходящего лоха и, отвернув ему башку, доведет ее до нужных кондиций так, чтобы никто с фронта не срисовал, — вот он, калган майорский, а что подкопчен да у шатан малость, так целоваться с ним вроде бы никто и не собирался. Гранитный курнул еще и в целях экономии вызвонил по телефону обычному бригадира отмороженных, Глобуса, прозванного так за огромный, круглый как мяч, бритый под Котовского череп.

— Где вы, сироты казанские? — сурово спросил он подчиненного и, услышав шепелявый из-за выбитого спереди зуба голос: «В „Кишке“ зависаем», добавил назидательно: — Завтра поутряне отдай визит, и Битый чтоб был с тобой. Разжевал?

— Все будет елочкой, папа, — с энтузиазмом отозвался бывший уже изрядно на кочерге Глобус, и приятное общение на том закончилось, а Гранитный, крикнув громко: «Судак, заводи лайбу», докурил и, одевшись, запер дверь в свою нору.

Затем тихо, чтобы не врубился сидевший в офисе ночной сторож, звякнул на пульт и поставил ее на сигнализацию.

Под вечер стало холодать, и Василия Евгеньевича от зусмана даже затрясло, несмотря на итальянский меховой прикид, и он побыстрее нырнул в громко орущее паскудным голосом профессора Лебединского тепло салона. Президентский джип был классным: заделанный под лайбу Джеймса Бонда, он хоть и хавал бензину немерено, но пер мощно, как средний гвардейский танк, и, ведомый железной рукой бандита Судака, быстро доставил Гранитного до его апартаментов.

Ангажировал он двухуровневый номер люкс в гостинице «Чудо севера» и лично размещался в двух комнатах, оставляя холл и третью в распоряжении своего телохранителя. Пока Судак запарковывал джип, Гранитный неторопливо поднялся по мраморной лестнице наверх и, открыв свою дверь, с ходу кинулся наполнять ванну — его все еще трясло от холода. Вскоре в номер ввалился Судак и, бодро спросив:

— Василий Евгеньевич, ужин заказывать? — раздвинул улыбкой розовые с мороза щеки.

С трудом сдерживая внезапно возникшее горячее желание въехать чем-нибудь в оскалившуюся здоровенную физиономию подчиненного, Гранитный сказал сухо:

— Мне йогурта какого-нибудь, а себе скомандуй жратвы баксов на пятьдесят, не больше, а то харя треснет, — и полез в ванну.

Врубив джакузи, он почувствовал, как горячие водяные струи уносят куда-то усталость и доставшую его скомлю в животе, затем глаза его стали смыкаться, и, едва обтеревшись полотенцем, он с трудом дотащился до роскошной двуспальной кровати. Морфей осенил бандита своим невесомым крылом, и Василий Евгеньевич уже не слышал, как нажравшийся до отвалу на халяву Судак вызвонил в счет «субботника» приличную пятидесятидолларовую шкуру и шумно пользовал ее всю ночь у камина, громко матерясь и вскрикивая при «аргоне».

На следующий день, часам к двенадцати, пробив предварительно по телефону адрес, Александр Степанович Сарычев уже был на месте. Внимательно оглядев постперестроечное архитектурное чудо, он ничего особо нового для себя не узрел — ясно все как Божий день. Полученные с помощью теневой экономики бандитские деньги отмылись посредством приватизации, и получаемые нынче от хоздеятельности доходы легальны, а их владельцы неподсудны. Круг беспредела российского замкнулся.

Между тем, объехав здание вокруг, Сарычев увидел здоровенный, сногсшибательный джип с горячим еще двигателем и, позвонив по изъятой у покойного Стеклореза «мотороле», услышал уже знакомый голос Гранитного и улыбнулся — есть контакт. Вдохнув прозрачный морозный воздух, Александр Степанович запарковал машину за углом, натянул перчатки из тонкой лайки, долго лепил снежок и, доведя его до кондиций каменноподобных, с силой швырнул в президентскую лайбу.

Сволочи империалисты не обманули — сработала сигнализация, на семь ладов заревела мощная сирена, но хозяев транспортного средства с первого раза это не впечатлило. Свою жопу они изволили оторвать только после третьего сарычевского снежка: открылась неприметная обшарпанная дверь в стене и к джипу вальяжно направился мощный широкоплечий крепыш. Пока он шел, Сарычев прокачал его и, прикинув, что амбал хоть и силен, но «кремневатости» в нем мало, а апломба выше крыши, осторожно зашел внутрь здания и огляделся.

Собственно, смотреть было не на что: предбанник, заваленный старыми прилавками, да узкая лестница, ведущая на второй этаж, где на площадке стояли стол и пустое кресло, в котором, видимо, и размещался страж дверей, откомандированный нынче к машине.

Тем временем, покрутившись возле хозяйского джипа и ничего криминального не обнаружив, вальяжный амбал отправился обратно на свой пост, и, услышав, как скрипит снег под его тяжелыми, неторопливыми шагами, Сарычев вжался в стену и расслабился.

Через мгновение сильным апперкотом точно в подбородок он вырубил охранника начисто и, ни секунды не теряя, начал его обихаживать. Вытянув у него поясной ремень, майор сделал двойную петлю и намертво связал ему руки за спиной, затем выдрал подкладку куртки и, запихав ее глубоко в полуоткрытую, слюнявую после нокаута пасть, изъял ствол, рацию и американский штык-нож от винтовки М-12. Не теряя времени и не забывая об осторожности ни на минуту, Сарычев оперативно содрал с лежащего штаны и, расшмотовав, их бывшего обладателя качественно стреножил, а чтобы болезный не застудился, подштанники с трусами расписал не как полагается — наискось от пояса до колена, — а лишь перерезал резинку.

После всего этого майор оттащил тело за груду старого барахла и на несколько секунд замер, чутко вслушиваясь. Ничто подозрительное его слуха не коснулось, и, подтянувшись наверх к двери, Александр Степанович отметил, что заперта она была на кодовый замок, а когда вгляделся, то по затертой поверхности металлических кнопок стала понятна комбинация. Он нажал четырьмя пальцами сразу, внутри что-то щелкнуло, и не торопясь Сарычев распахнул дверь и вошел внутрь.

Вначале никто ничего не понял, тощая дура-секретарша поинтересовалась как-то неуверенно: «Вы к кому?» — а сидевший неподалеку в кресле крепенький, щекастый мужичок даже глазом моргнуть не успел, как его переносица повстречалась с майорским коленом, а на макушку опустилась рука-молот, и он расслабленно свесил сразу закровившую физиономию себе на грудь.