— Уж не по мою ли душу, а?
— Да мало ли чего кобель рычит. Такое собачье дело: рычать да брехать, — успокаивала мужа Анна.
— Еще пуще рычит. Не иначе, как чужой кто идет. К своим в округе собачина давно принюхалась.
Не рискуя быть замеченной с улицы, Анна подошла к окну и поверх занавески разглядела входящих в калитку двух мужчин. Одного из них она узнала.
— Так это же убиенного Митрича Красавина сын — Григорий… А вот другой, что с ним идет… Что-то не встречала такого в наших краях.
— Я и говорю, чужие, — еще больше забеспокоился Егор.
— Нужон ты им как козе третий рог, — успокаивающе произнесла Анна.
В момент, когда мужчины подходили к дому, Егора будто сдуло и подняло сильной струей воздуха. В мгновение он оказался на чердаке и тут же залег в норе, вырытой в сене. Сердце его билось так часто и, как ему казалось, громко, что его могли услышать даже на улице. И как ни пытался он усмирить его, ничего из этого не получалось.
Лейтенант Буслаев все еще не мог простить себе, что доверил тогда охрану Краковского Сергею. Следовало бы приставить к нему для надежности двух осодмильцев. Теперь в голову лезли мысли о возможном сговоре между ними. Но, с другой стороны, подумал он, Сергей сам из подпольщиков, Краковский его родного брата казнил, и это не может не вызывать чувства неприязни и ненависти к нему.
Не сработало что-то и у Лиханова, когда Краковский укрылся от преследования в костеле. Конечно, надо было бы организовать засаду, заблокировать входы и выходы из него, и ему тогда некуда деваться. Но Иван до этого не додумался.
Словом, один промах за другим. Однако не подозревать же всех в неверности! Человек имеет право на ошибку, в конце концов. Впрочем, ошибка ошибке — рознь. Ему, Буслаеву, как оперативному работнику ошибаться нельзя, как и хирургу, совершающему операцию. И в том, и в другом случае страдают люди. Теперь вот надо срочно исправлять положение. И чем скорее Краковский будет обнаружен и изолирован, а банда его обезврежена, тем меньше прольется крови жителей. Но как напасть на след этого матерого волка? Нужен надежный, преданный человек из его окружения. Надежный для нас, которому можно было бы верить, но сам такой же, как и он, в котором Краковский не сомневался бы и мог ему доверять. Но где взять такого?
Изучая ближайшее окружение Краковского в период его сотрудничества с немцами, Буслаев убедился, что большинство бежало с гитлеровцами на Запад. Из числа оставшихся его привлекла кандидатура Егора Богачева. Но как к нему подобраться, если он прячется?
Подходя к дому Богачевых, Буслаев и Гриша замедлили шаг, чтобы через штакетник лучше разглядеть его. Окна дома с обратной стороны, как оказалось, смотрели в лес. Двор как двор — покосившиеся сараюшки из горбыля, поленница березовых дров, одиноко бродит коза, квочка вывела цыплят на прогулку.
Но как бы не напороться на бандитов в этом доме. У Гриши автомат спрятан под пальто. Буслаев пистолет «вальтер» держал наготове в рукавице. Лишь подошли к калитке, из-под крыльца с лаем выскочила мохнатая черная дворняжка. На ее лай из дома вышла хозяйка.
— Разрешите к вам? — спросил Буслаев, поздоровавшись.
— А вы не землемеры, случаем, будете? — ответила вопросом на вопрос женщина. — Говорят, они по домам шастают, землицу переделяют.
— Да вы не опасайтесь нас. Плохого не сделаем.
— А я и не боюсь. Чего бояться?.. — Волнуясь, Анна пропустила мужчин вперед себя, закрыла калитку, отогнала собаку.
— Как вас зовут? — спросил Буслаев, когда вошли в дом.
— Анна Богачева. А что такое?
— А моя фамилия Буслаев, — представился он и предъявил удостоверение личности. — Я из НКГБ. У меня важное дело.
Услышав эти слова, Анна представила, что пришли к ней с обыском и непременно найдут мужа, отнимут его у нее навсегда. Перед глазами залетали черные мушки. Замутилось в голове. Чтобы не упасть, села на табуретку.
— Какое же такое дело у вас ко мне? — дрогнувшим голосом спросила она. — У меня все исправно. Власть на меня тоже вроде бы не в обиде. И налоги плачу, и трудовую повинность справляю.
— Мне необходимо поговорить с вашим мужем.
— С мужем? А где же я его возьму, родимый? — еще пуще заволновалась Анна. — Он с войны не вернулся, чтоб она была проклята! — И пустила для убедительности слезу. — Вдовая я. Одинокая беззащитная женщина, которую можно и обидеть, и унизить, и обмануть.
— А если по правде? — раскусил ее тактику лейтенант.
— Я и говорю, как есть. Какой расчет мне хитрить с вами?
Буслаев снял с плеча и положил на стол полевую армейскую сумку. Заглянул в нее зачем-то и снова закрыл.
— Нехорошо отказываться от живого супруга.
— О Господи! Как же можно не верить женщине? В мои-то годы остаться без мужика, — артистически произнесла Анна.
Буслаев приказал Григорию:
— Стащи-ка Егора с чердака!
Анне стало плохо. Буслаев дал ей воды. Она пришла в себя. Григорий извлек из-за сундука лестницу, приставил к люку в потолке. И уже хотел подняться по ней, как баба подскочила к нему, оттолкнула.
— Только через мой труп!
— От вас сейчас зависит, быть вашему семейному счастью или не быть, — охладил ее Буслаев.
— Счастливы мы с ним будем только на том свете.
— Но вы же видите, мы все знаем. И без вас можем извлечь его из схрона. Но тогда может произойти ненужное кровопролитие. Зачем вам это? У вас дочурка растет… Да и муж ведь он вам.
Анна подбоченилась.
— Знаете… Донесли… Можете… Конечно, у вас — сила. Сладили со слабой женщиной! Ну, хорошо. Допустим, он здесь. Вы что же, бумажку какую дадите с печатью, что вам можно верить?
— Гарантия — слово чекиста.
— Слово без печати — пустой звук!
— Вот лестница. Полезайте на чердак сами и уговорите мужа спуститься.
— Вы что? Али я не жена ему? Да чтобы своими руками подставить родного мужика под вашу пулю, ни за что! Хоть убейте!
— Да возьмите, наконец, в толк! Ему будет сохранена жизнь. Поговорим с ним в вашем присутствии и отдадим его вам под личный надзор.
— Это как же понимать: под личный мой надзор? — удивилась услышанному Анна. — Мужа буду охранять, чтобы не сбежал? Вроде полицая?
— Решайтесь, Анна Митрофановна!
— Он предательницей меня сочтет и, чего доброго, пристрелит. — Анна подошла к лестнице. — Значит, лезть…
— Полезайте и скажите супругу: пришел-де лейтенант Буслаев и желает говорить с ним по делу государственной важности. От того, как он поведет себя, будет зависеть дальнейшая его судьба. А значит, и ваша совместная — тоже.
Анна повернулась к иконе Богоматери, висевшей в углу комнаты. Пошептала молитву. Перекрестилась. Поднялась по лестнице, откинула крышку потолочного люка и скрылась на чердаке.
Егор слышал разговор, происходивший у него в доме, только не мог разобрать слова и понять, кто пришел и о чем идет речь. Жену встретил с опаской. Выслушав ее, расспросил подробно обо всем. Потом схватил Анну за руку, притянул к себе, зло зашипел:
— Предала меня, ангидрит твою в доску! Это ты дьявола накликала, вот и явился, только в облике Буслаева.
— Да что ты, Егорушка. Разве я могла… — запричитала она. — Лейтенант сам указал, где ты скрываешься. Должно, донес кто-нибудь. Молва, она такая — и сохранит, и предаст.
Оттолкнув жену, Егор вынырнул из норы. Дополз до люка, но тут же отпрянул от него. По лицу его поползли капельки холодного пота. Забился весь, будто в лихорадке.
— Не могу, Анна. Что хочешь, не могу. Я ведь виноват, виноват! Так что не обессудь. Лучше пулю себе в лоб пущу, либо через слуховое окно сигану и в лес подамся. Залягу в берлогу, чтобы ни одна душа не нашла меня. А там время покажет…
— Успокойся, Егорушка, возьми себя в руки. Лейтенант, хоть и чекист, а человек, видать, порядочный, и обманывать не станет. Я верю ему. У него сурьезный разговор к тебе. Государственной важности! Так и велел тебе передать.
Егор снова приблизился к люку.