Незадолго до своего бегства на запад, Хейфиц передал его Краковскому. Зиновий получил задание осесть в Белоруссии и устроиться на работу в органы НКГБ или милиции.

Дощато-бревенчатое двухэтажное с мезонином здание средней школы расположилось на поляне среди смешанного леса. Несмотря на весну, оно было все еще в зимнем убранстве. Вокруг него стояло множество разнообразных повозок, от выездных бричек до крестьянских телег, на которых съехались сюда учителя со всего подрайона. Просторный зал школы был заполнен до отказа. Большинство — женщины. У всех праздничное весеннее настроение. Не было только Варвары Веселовской, которая находилась под следствием.

Буслаев заканчивал доклад, с которым выступил по просьбе секретаря Поставского райкома партии. Слушали его с большим вниманием. В заключение Антон сказал:

— День Восьмое марта в этом году советский народ отмечает в предверии окончания войны против фашистской Германии. Миллионы его сыновей и дочерей отдали жизни, отстаивая с оружием в руках завоевания наших дедов и отцов. Дорогие товарищи женщины! Разрешите поздравить вас с замечательным весенним праздником, пожелать вам, горячо любимым матерям, женам и сестрам, большого счастья в жизни и любви!

Под аплодисменты Буслаев возвратился на свое место за столом президиума. В зале стоял гул, люди обсуждали то, о чем он говорил, к чему призывал. Особенно горячо восприняли то место, где он назвал матерей, жен и сестер любимыми и пожелал им любви.

Не присаживаясь, Антон провозгласил тост:

— Мне как-то рассказывали, как Бог сотворил женщину.

— Знаем, из Адамова ребра, — послышалось в зале.

— Это по Ветхому завету. А вот как было на самом деле.

В зале воцарилась тишина.

— И знаете, оказывается, совсем просто.

— Как же?.. — снова донеслось из зала.

— Бог взял немного солнечного тепла, задумчивую грусть Луны, ласковый взгляд серны, трепет лани, кротость голубки, грациозность белого лебедя, нежность запаха фиалки, легкость пуха одуванчика, свежесть утренней росы. Перемешал все это. А когда увидел, что получилось нечто слащавое до приторности, хотел избавиться от него, но передумал. Прибавил к этому непостоянство ветра, болтливость сороки, непоседливость трясогузки, слезливость летнего облака, немного ужасных раскатов грома и огненных стрел молнии. Быстренько все перемешал. И увидел Бог: в его руках чудесная женщина. Обрадовался, вдохнул в нее жизнь и отдал мужчине:

— «Бери и мучайся!» Так выпьем же, друзья, за эту превосходную гремучую смесь!

По залу прошел веселый смех. Поднимали стаканы, чокались. Заиграл гармонист. Полились песни. Их сменяли задорные народные танцы. Среди танцующих был и Буслаев. Он легко вел партнершу — учительницу по имени Инга. Проплыли в танце Иван и Людмила. Она — с медицинской сумкой и пистолетом на ремне. Он — с гранатами, заткнутыми за пояс, и автоматом, свисавшим с плеча. Оба были приятно возбуждены. Их лица озаряла улыбка. И кажется, что нет для них ни войны, ни опасности.

Неожиданно появилась Вера. Увидев Ивана с Людмилой, она не выдержала, выбежала в коридор, зарыдала. Очнулась от выстрелов, от звона оконного стекла.

Среди взбудораженных учителей пронеслось: убит директор школы. Просвистели пули и над головой Буслаева. Среди гостей возникла растерянность, паника. Теперь уже было не до танцев.

В зал ворвались бандиты. Скомандовав: «Ни с места, руки вверх!», двое проталкивались к Буслаеву. И тогда Буслаев выхватил пистолет. Иван Лиханов вскочил на подоконник и взял на изготовку автомат. Но школа — не лучшее место для пальбы, даже самой прицельной. И Буслаев, и Лиханов это понимали и не спешили применять оружие.

Кончилось тем, что бандиты трусливо покинули учебное заведение. Тело директора бережно перенесли в учительскую. Когда шоковое состояние прошло, Инга подошла к Буслаеву и Лиханову, отвела их в сторону. Ее лицо выражало крайнее беспокойство.

— Эти людоеды жаждут вашей крови, — сказала она о бандитах. — Они намерены устроить засаду, когда вы будете возвращаться в город, — трясясь от страха, едва выговаривала учительница. — Краковский уверен в успехе и назначил даже время и место вашей публичной казни. Будьте осмотрительны, товарищи. Я боюсь за вас.

— Откуда вам известно, Инга, об этом? — спокойно спросил лейтенант, размышляя о том, что следует предпринять.

— Я была невольной свидетельницей их сговора. Пошла к своей лошади, чтобы дать овса, и услышала, как бородатые мужчины переговаривались между собой. Они меня не заметили.

— Спасибо вам, Инга.

— Будем пробиваться! — решительно сказал Иван, когда она отошла от них.

— На их стороне инициатива и явный перевес в людях, — сказал Буслаев. — Да и о Людмиле, о Вере следует подумать. Не оставлять же их бандитам на поругание.

— Что ты предлагаешь?

— Может быть, поедем в противоположном направлении? Так разумнее.

Неожиданный обстрел во время поездки в Кривичи научил Буслаева постоянно прибегать к дезинформации и даже обманным трюкам, обставлять себя надежными людьми. Инга и была одним из его доверенных лиц.

Уже вечерело, когда отряд патрульных осодмильцев привел задержанного. Могли бы не обратить внимания, но слишком трусливым им показалось его поведение. Подходя к усадьбе Михея Брагина, он без конца вовсю озирался по сторонам. В этот момент ему и преградили дорогу. Он был молод, чисто выбрит, в солдатской ватной куртке цвета хаки и новеньких кирзовых сапогах. За спиной свисал армейский вещевой мешок.

На вопрос Буслаева, кто он такой, куда следовал, мужчина объяснил, что комиссован после контузии на фронте и направляется в родные края. У него были изъяты пистолет системы «вальтер», армейская книжка на имя Анисима Дворецкого с его фотокарточкой, справка из госпиталя. Этому всему можно было бы поверить, не окажись за подкладкой куртки бланков других документов, в том числе немецких, польских, печатей и туши для их заполнения. Лишь ночью, поняв безвыходность своего положения и желая смягчить свою участь, Дворецкий дал подробные показания. Суть того, о чем он сообщил: направлен через линию фронта, чтобы с помощью Михея Брагина установить связь с Краковским, выяснить его возможности по усилению террора против большевиков, передать приказ закордонного центра организовать налет на обком партии и разгромить его. Показания эти не вызывали сомнения в своей достоверности.

Задержан был, таким образом, эмиссар, и это счастливое обстоятельство необходимо было использовать — не только предотвратить трагические события, но и заполучить самого Краковского. Лучшего «подарка» и быть не могло!

В ту же ночь Буслаев связался с Молодечненским УНКГБ. Очень обрадовался, когда в трубке услышал голос Евгения Стародубцева, временно прикомандированного из Москвы в Управление. Они вместе заканчивали спецшколу, симпатизировали друг другу. Попросил его приехать по очень и очень важному делу.

Встретившись в Поставах на конспиративной квартире, объяснил ситуацию, показал ему документы Дворецкого. Увидев фотографию, Стародубцев не удержался:

— Это что же, мой двойник?

— Как видишь. Сходство поразительное.

— Ты решил познакомить меня с ним? Но зачем?

— Я пригласил тебя, чтобы предложить исполнить роль связного вместо него, — ответил Антон. — Сам же Дворецкий на это время будет надежно изолирован.

— Хм… Идея… А ты уверен, что они не встречались до этого? Не обязательно в эти дни. Прежде.

— Дворецкий показал, что Краковский знаком ему лишь по фотографии, которой его снабдил бывший начальник Службы безопасности и СД Постав Хейфиц.

Стародубцев задумался. В своей практике ему не приходилось решать оперативные уравнения с подобным множеством неизвестных. Поэтому он хотел знать все в подробностях.

— Краковскому известно, что к нему должны прийти?

— Когда-то, и опять-таки Хейфицем, он был предупрежден о возможности подобного рода связи с ним, если он останется на территории Советского Союза. На этот случай был даже обговорен пароль. Так, по крайней мере, объяснили Дворецкому.