— Я вижу, вам эти произведения не по душе, — сказал Кейлеб, заметив, как быстро он переходит от одной картины к другой, лишь ненадолго останавливаясь.

— Да как вам сказать… Гиппократ полагал, что жизнь коротка, искусство вечно. Искусство! Но в его пору не существовало авангарда, — неопределенно ответил Буслаев.

— Вы не принимаете авангард?

— Почему? Встречаются и талантливые вещи. Просто любая картина имеет своего зрителя. Реалистическая живопись встречает большее понимание. Авангард. Он бездушен. В нем нет музыки, энергии жизни. Зато много пустоты. Как и любая живопись, он требует от зрителя такого же видения и восприятия окружающего мира, как и у художника, создавшего данное полотно. — Шутя добавил: — Так что не гневайтесь на меня, пожалуйста. Наверное, я иначе вижу то, что происходит вокруг, — и по форме, и по цвету. Но в общем-то, все это имеет право на существование.

— Занятно. У меня лично упрощенный подход — «нравится», «не нравится», — сказал Кейлеб, разливая по чашкам кофе. — Прошу к столу, господин Буслаев.

— Спасибо. Вы бывали в моей стране? — спросил он.

— О да! Дважды приезжал в качество туриста, был и в европейской ее части, и в азиатской, и знаете, я далеко не разделяю мнение тех, кто побывал у вас и все хает, чернит. Это модным стало. Лично я тоже сталкивался с негативными явлениями, но встречал и светлое, хорошее. Особенно замечательны люди. Терпеливые, непритязательные, одухотворенные.

— Приятно слышать. Не боитесь попасть в немилость?

— Не думаю. Мои слушатели должны знать правду о великом народе, его истории и дне сегодняшнем. Для того и путешествовал. Впрочем, встречаются у нас и скептики. С ними я осторожен в оценках происходящего у вас. А симпатии у меня к вам от матери. Она происходит из семьи русских эмигрантов времени революции. Отец ее — генерал царской, а затем белой армии. Большевики вынудили его взяться за оружие. Служил у Деникина. Был патриотом.

— Интересно.

— Я так и подумал, что вы заинтересуетесь мной.

— Это почему же? — удивился Антон.

— Как же. Служебное положение, славянские корни, доброжелательное отношение к русским. Это, знаете ли, может импонировать любому россиянину, оказавшемуся на Западе.

— А в остальном?

— Вы правы. Разделяют нас куда более значительные вещи — идеология, вероисповедание, человеческие привязанности, отношение к собственности. Впрочем, и в моем мире меня не все устраивает, не со всем я согласен.

Буслаев решил углубить затронутую им тему.

— Вы — противник западной системы?

— Нет, конечно, но не принимаю существующего у нас неравенства. Человек не виноват, что родился белым или цветным, в бедной семье, откуда не так просто выбиться в люди.

— Мне нравится ход ваших рассуждений.

— Благодарю. — Помолчав, Кейлеб спросил: — Это правда, господин Буслаев, что русские используют дипломатическое прикрытие для ведения разведки? Так говорят.

— У вас зародилось подозрение?

— Ради Бога, не думайте так! — почувствовал себя неловко Кейлеб за прямо поставленный вопрос.

— Впрочем, отвечу: не исключаю этого. Как и в любом другом государстве. Но если желаете знать точно, обратитесь к моему послу. Быть может, он в курсе этого.

— Я — дилетант, конечно, — потерял интерес к разговору на эту тему Кейлеб. — Поинтересовался из чистого любопытства.

— Я тоже профан в этих делах. — Буслаев рассмеялся. — Мы оба — профаны! И я, и вы!

— И все же будем откровенны, господин Буслаев. Вас интересует мой институт? Так ведь? Или мне показалось?

— Но это же не объект культуры! — ушел от ответа Антон.

— Да, конечно, я не подумал об этом.

— Скажите, мистер Кейлеб, вы, случайно, не знаете, что представляет собой «Корпус мира», о котором пишут газеты? Это что, организация культурно-просветительского толка или чисто пацифистская?

— Я знаю только «Отряд Россия». О «Корпусе мире» ничего сказать не могу.

— «Отряд Россия»?

— Это кодовое наименование заведения, в котором я работаю. Но условимся: я вам этого не говорил, и вы от меня не слышали.

— Можете быть уверены и спокойны, — заверил его Антон.

Кажется теперь, после словесной «разминки», Буслаев и Кейлеб друг друга поняли окончательно. Однако дальше этого разговор не пошел, и тому, и другому требовалось время, чтобы осмыслить все и решиться приступить к делу, осуществить задуманное. Единственное, что у Антона все еще вызывало сомнение, — смысл контакта с ним, которого американец, по всему видно, добивается. «Сам или действует по заданию руководителей своей спецслужбы „Отряда-P“? Но зачем же так, настырно?»

Вспомнились и слова генерала Дорофеева — «интерес — хорошо, но и вовремя остановиться — тоже важно». Они возникали у него в памяти всякий раз, когда он рассчитывал все «за» и «против», идя на риск. И не за шкуру свою он дрожал при этом. Не хотел, чтобы раньше времени обнаружился его замысел. Тогда — крах, скандал на весь мир, новая волна враждебности к его стране. Словом, «доверяй, но проверяй», «действуй спокойно и вдумчиво», «не спеши, но и не медли», — приходили на память заповеди разведчика.

Как-то резидент высказал опасение: не ведет ли спецслужба «Отряд-Р» с нами игру. Цель? Подстава агента, через которого можно было бы решать свои оперативные задачи, прежде всего в плане дезинформации нашей разведки, ну и выведывания ее планов, намерений, выявления негласных помощников. В конечном счете, компрометация, провокация…

Чтобы подтвердить или опровергнуть эти подозрения, Буслаев имел намерение прибегнуть к простейшей проверке Кейлеба на честность. Покидая дачу, спохватиться и попросить разрешения оставить у него на денек «кое-какие личные бумаги», объяснив, что едет в центр города, где его ждет жена с билетами в театр. А с портфелем в театр-де идти как-то неудобно, да и не принято. На следующий день заехать за портфелем. В пакете с «документами» будет заложена особо чувствительная фотобумага. Если она останется незасвеченной и отпечатков пальцев в папке также не останется, это будет означать, что Кейлеб не вскрывал пакет.

И вдруг отказался от затеи. Встав на место агента спецслужбы, он понял, что тот не станет рисковать собою, как бы соблазн ни был велик. И, безусловно, все сохранит нетронутым. Следовательно, таким примитивным способом не проверишь. Главное — проверка на конкретном деле, постепенное втягивание его в выполнение наших заданий с одновременной проверкой результатов.

Антон летел во Франфуркт-на-Майне. Монотонность полета наводила на разные думы. С чем встретится там? Да и застанет ли Брунова на месте? О чем и как говорить с ним, давно созрело в голове и в общих чертах обговорено с резидентом. Сейчас мысленно отрабатывал лишь отдельные детали.

Нарастала и тревога: уж не нахожусь ли я под «колпаком» контрразведки? Он не раз и не два замечал за собой слежку и выходя из дома, и в пути. Уже привык к этому, знает, как обнаружить филеров и как от них уйти, а когда уходить не следует. В Бонне его могли «сопроводить» до самолета, и тогда сработает оперативная цепочка, во Франкфурте встретят другие.

Но отчего так неспокойно на душе?…

Антон Буслаев любил посещать книжные магазины города, в особенности букинистические. Некоторые из их владельцев знали его в лицо и даже улавливали литературные пристрастия. В одном из них его встретил пожилой, с задумчивым лицом хозяин.

— Для вас, майн герр, я сделал небольшую, но, как мне представляется, интересную подборку книг. Желаете ознакомиться с ней?

— Благодарю вас. С удовольствием.

Антон с интересом просматривал книги. На иных останавливал свое внимание, перелистывал. То были произведения немецких поэтов разных эпох, но заинтересовался он письмами Гёте и Шиллера к современникам.

— Эти два тома я покупаю, — сказал он.

— Vielen Dank! — поблагодарил его хозяин. — А стоить это вам будет на двадцать процентов дешевле, нежели я продаю другим клиентам.