Я — здесь, но разум мой… он вдалеке, На обожаемой моей реке, Мне заменяющей и всё и вся, Глаза признательные орося… Я — здесь, не думая и не дыша… А испускающая дух душа На ней, не сравниваемой ни с чем Реке, покинутой… зачем? зачем?… 14 октября 1935 Грустный опыт Я сделал опыт. Он печален. Чужой останется чужим. Пора домой; залив зеркален, Идет весна к дверям моим. Еще одна весна. Быть может, Уже последняя. Ну что ж, Она постичь душе поможет, Чем дом покинутый хорош. Имея свой, не строй другого. Всегда довольствуйся одним. Чужих освоить бестолково: Чужой останется чужим. 2 апреля 1936 Наболевшее… Нет, я не беженец, и я не эмигрант, — Тебе, родительница, русский мой талант, И вся душа моя, вся мысль моя верна Тебе, на жизнь меня обрекшая страна!.. Мне не в чем каяться, Россия, пред тобой: Не предавал тебя ни мыслью, ни душой, А если в чуждый край физически ушел, Давно уж понял я, как то нехорошо… Страх перед голодом за мать и за семью Заставил родину меня забыть мою, А тут вдобавок роковая эта лень, Так год за годом шел, со днем сливался день. Домой вернуться бы: не очень сладко тут. Да только дома мой поступок как поймут? Как объяснят его? Неловко как-то — ах, Ведь столько лет, ведь столько лет я был в бегах! Из ложной гордости, из ложного стыда Я сам лишил себя живящего труда — Труда строительства — и жил как бы во сне, От счастья творческой работы в стороне. Мне не в чем каяться, и все же каюсь я: Меня не ценят зарубежные края. Здесь вдохновенность обрекается на склеп. Здесь в горле застревает горький хлеб. Я смалодушничал, — и вот мне поделом: Поэту ль в мире жить пригодном лишь на слом? За опрометчивый, неосторожный шаг Уже пришиблена навек моя душа. И уж не поздно ли вернуться по домам, Когда я сам уже давным-давно не сам, Когда чужбина доконала мысль мою, — И как, Россия, я тебе и что спою? 26 октября 1939 Владимир Алексеевич Смоленский 1901–1961 «Над Черным морем, над белым Крымом…» Над Черным морем, над белым Крымом Летела слава России дымом. Над голубыми полями клевера Летели горе и гибель с Севера. Летели русские пули градом, Убили друга со мною рядом, И Ангел плакал над мертвым ангелом… Мы уходили за море с Врангелем. «Кричи не кричи — нет ответа…» Кричи не кричи — нет ответа, Не увидишь — гляди не гляди, Но все же ты близко, ты где-то У самого сердца в груди. Россия, мы в вечном свиданьи, Одним мы усильем живем, Твое ледяное дыханье В тяжелом дыханье моем. Меж нами подвалы и стены, И годы, и слезы, и дым, Но вечно, не зная измены, В глаза мы друг другу глядим. Россия, как страшно, как нежно, В каком неземном забытьи Глядят в этот мрак безнадежный Небесные очи твои. «Осталось немного — мириады в прозрачной пустыне…» Осталось немного — мириады в прозрачной пустыне, Далекие звезды и несколько тоненьких книг. Осталась мечта, что тоской называется ныне, Остался до смерти короткий и призрачный миг. Но все-таки что-то осталось от жизни безумной, От дней и ночей, от бессонниц, от яви и снов. Есть Бог надо мной, справедливый, печальный, разумный, И Агнец заколот для трапезы блудных сынов. Из нищей мансарды, из лютого холода ночи, Из боли и голода, страха, позора и зла Приду я на пир и увижу отцовские очи И где-нибудь сяду у самого края стола. «Мы вышли ранним утром…» Мы вышли ранним утром С тобой из кабака, Мерцала перламутром И золотом река. Звезда еще сияла, С огнем зари борясь, И алым отливала У подворотен грязь. И облако укором, Или надеждой мне, Божественным узором Летело в вышине. И было в синей дали, Прохладе и весне Все то, о чем мечтали, Что видели во сне. |
