И там, в одном из них, где стайка Мечтаний замедляет лёт, Московским солнышком хозяйка Растапливает «невский лед»… Мечты! вы — странницы босые, Идущие через поля, — Неповергаемой России Незаменимая земля! 1925 Народный суд Я чувствую, близится судное время: Бездушье мы духом своим победим, И в сердце России пред странами всеми Народом народ будет грозно судим. И спросят избранники — русские люди — У всех обвиняемых русских людей, За что умертвили они в самосуде Цвет яркий культуры отчизны своей. Зачем православные Бога забыли, Зачем шли на брата, рубя и разя… И скажут они: «Мы обмануты были, Мы верили в то, во что верить нельзя…» И судьи умолкнут с печалью любовной, Поверив себя в неизбежный черед, И спросят: «Но кто же зачинщик виновный?» И будет ответ: «Виноват весь народ. Он думал о счастье отчизны родимой, Он шел на жестокость во имя Любви…» И судьи воскликнут: «Народ подсудимый! Ты нам не подсуден: мы — братья твои! Мы — часть твоя, плоть твоя, кровь твоя, грешный, Наивный, стремящийся вечно вперед, Взыскующий Бога в Европе кромешной, Счастливый в несчастье, великий народ!» 1925 Слова солнца Много видел я стран и не хуже ее — Вся земля мною нежно любима. Но с Россией сравнить?.. С нею — сердце мое, И она для меня несравнима! Чья космична душа, тот плохой патриот: Целый мир для меня одинаков… Знаю я, чем могуч и чем слаб мой народ, Знаю смысл незначительных знаков… Осуждая войну, осуждая погром, Над народностью каждой насилье, Я Россию люблю — свой родительский дом — Даже с грязью со всею и пылью… Мне немыслима мысль, что над мертвою — тьма… Верю, верю в ее воскресенье Всею силой души, всем воскрыльем ума, Всем огнем своего вдохновенья! Знайте, верьте: он близок, наш праздничный день, И не так он уже за горами — Огласится простор нам родных деревень Православными колоколами! И раскается темный, но вещий народ В прегрешеньях своих перед Богом. Остановится прежде, чем в церковь войдет, Нерешительно перед порогом… И в восторге метнув в воздух луч, как копье Золотое, слова всеблагие, Скажет солнце с небес: «В воскресенье свое Всех виновных прощает Россия!» 1925, март Пасха в Петербурге Гиацинтами пахло в столовой, Ветчиной, куличом и мадерой, Пахло вешнею Пасхой Христовой, Православною русскою верой. Пахло солнцем, оконною краской И лимоном от женского тела, Вдохновенно-веселою Пасхой, Что вокруг колокольно гудела. И у памятника Николая Перед самой Большою Морскою, Где была из торцов мостовая, Просмоленною пахло доскою. Из-за вымытых к Празднику стекол, Из-за рам без песка и без ваты Город топал, трезвонил и цокал, Целовался, восторгом объятый. Было сладко для чрева и духа. Юность мчалась, цветы приколовши. А у старцев, хотя было сухо, Шубы, вата в ушах и галоши… Поэтичность религии, где ты? Где поэзии религиозность? Все «бездельные» песни пропеты, «Деловая» отныне серьезность… Пусть нелепо, смешно, глуповато Было в годы мои молодые, Но зато было сердце объято Тем, что свойственно только России! 1926 Зеленое небо Как царство средь царства, стоит монастырь. Мирские соблазны вдали за оградой. Но как же в ограде — сирени кусты, Что дышат по веснам мирскою отрадой? И как же от взоров не скрыли небес, — Надземных и, значит, земнее земного, — В которые стоит всмотреться тебе, И все человеческим выглядит снова! 1927 Десять лет Десять лет — грустных лет! — как заброшен в приморскую глушь я. Труп за трупом духовно родных. Да и сам полутруп. Десять лет — страшных лет! — удушающего равнодушья Белой, красной — и розовой! — русских общественных групп. Десять лет! — тяжких лет! — обескрыливающих лишений, Унижений щемящей и мозг шеломящей нужды. Десять лет — грозных лет! — сатирических строф по мишени Человеческой бесчеловечной и вечной вражды. |
