Голос старца заполнял комнату. Слуги, стоящие в арках, не отрываясь, смотрели на старца. Они не имели сил сдвинуться с места. Талиф смотрел на епископа, как на сумасшедшего, а Тогрул-хан, продолжая улыбаться слабой и хищной улыбкой, потрясал с удовольствием головой. Темуджин помрачнел, прикусил губу и с угрозой смотрел на епископа, считая, что тот над ним издевается и через миг старик разразится насмешливым смехом, к которому присоединятся все присутствующие.

Епископ медленно опустил руки, а бледное, похожее на маску смерти, лицо посерело от усталости и страдания. Голова его упала на грудь. Казалось, он к чему-то прислушивался. Затем он снова заговорил, и голос его был тихим и слабым, но постепенно набирал силу:

— Я слышал Твой голос! О, Агнец Божий! Я слышу его не очень ясно. Но он становится все слышнее и сильнее! Слушайте все! Я могу разобрать Его слова! Ты говоришь, что Земля принадлежит Тебе! И будет принадлежать вечно! И так будет, если даже рыжие тигры выпрыгнут из столетий, чтобы мучить, убивать, разрушать и терзать людские души. Ты говоришь, что после страшных разрушений земля все равно будет принадлежать Тебе! Вечно и навсегда! Ты говоришь, что никто не сможет покорить мир! — Его голос окреп и звучал, как звук трубы. Старец поднял голову, и лицо его светилось удивительной неземной радостью, а глаза сверкали, как солнце. — Земля принадлежит Богу. Да, земля принадлежит Богу! Навсегда, и так будет вечно!

Казалось, удивительная мистическая сила помогла ему крепко стоять на ногах. Он развел руки в стороны и прислушивался к неслышному никому Голосу, струящемуся из хаоса Времени и Вселенной.

Старец повернулся, и прежде чем кто-то в комнате двинулся, он исчез, подобно духу, привидению или просто таинственному видению. Люди, не двигаясь, следили, как он покинул комнату, и продолжали обдумывать то, что услышали, не веря собственным ушам.

За старцем опустилась занавеска, и присутствующие взглянули друг на друга. Талиф улыбнулся, а потом захохотал и указал пальцем на Темуджина:

— Вот что ты сделал с нашим святым принцем, Темуджин! Это ты — рыжий тигр. Но сейчас у тебя на подбородке застыл соус, а глаза у тебя выпучены, как у идиота!

Жена Талифа захохотала, а на губах Тогрул-хана змеилась ехидная улыбочка. Он покачивал головой. Азара даже не улыбнулась. Опустив голову, она поднялась и, ни на кого не глядя, покинула комнату. Жена Талифа поплелась за ней. Все смотрели им вслед. После их ухода Талиф захохотал еще сильнее.

Темуджин сверкал глазами, чувствуя, что каким-то образом из него сделали посмешище, и жаждал мести. Но потом он понял, что Талиф не насмехается над ним, а просто веселится от души, да и на губах Тогрул-хана змеилась обычная улыбка, и ярость Темуджина поутихла. Он тоже засмеялся.

Когда Темуджин возвратился в отведенные ему апартаменты, он увидел, что его друзья спят сном праведников и пустынных кочевников, и ему все прошедшее не показалось таким забавным.

— Меня оскорбил какой-то жалкий священник! — громко произнес он. Темуджин опустил занавески, отделявшие его спальню от спальни Шепе и Касара, и уселся на диван. Молодой человек подпер ладонями подбородок и уставился в пространство перед собой. От дикого количества выпитого вина у него зазвенело в ушах, будто вокруг роились бесчисленные мошки. Ему не было весело и приятно, как было обычно, когда он много пил. Вскоре он позабыл об епископе и мог думать только об Азаре. Он прибыл во дворец, но не стал ближе к ней. Невеста калифа Бухары охранялась, подобно самому драгоценному сокровищу, чтобы ее доставить хозяину чистой и не испорченной жемчужиной!

Если он попытается увидеть девушку, начав свару с охраной, то станет смертельным врагом могущественного Тогрул-хана и не менее сильного калифа Бухары. На земле не найдется норы, где бы он смог скрыться от них. Кроме того, пострадает его народ. Все, чего ему удалось добиться, пролив столько крови и принеся смерть десяткам и десяткам людей, мучая окружающих и причиняя мучение себе, — все пропадет зря.

Но странное дело, он понимал цену попытки, попытался воззвать к собственной памяти и рассудительности, даже сжал голову руками и нервно пробежался пальцами по густым рыжим волосам, но понял, что на все и всех наплевать, кроме Азары. Мир может идти ко всем чертям, но он должен повидать девушку! Но он не мог заставить себя поверить в это. Молодой воин вспоминал, что обычно все выходило так, как он желал, и лишь потом он подсчитывал меру платы за исполнение своего желания.

Как-то Кюрелен сказал: «Откуси больше того, что ты сможешь проглотить, а затем все же проглоти откушенный кусок». Вспомнив эти слова дяди, Темуджин рассмеялся, но смех больше походил на стон.

«Если удастся каким-то чудом увидеть ее, что делать после того, как я омою жар страсти в прохладных водах ее тела? Как смогу спасти Азару от объятий и гарема старого калифа? Мне пока не стоит об этом думать», — продолжал рассуждать Темуджин.

Он поднялся и сорвал с себя белое шелковое великолепие, пожалованное ему Тогрул-ханом, и отшвырнул одежды с гримасой отвращения. Потом Темуджин надел единственную смену одежды, которую привез с собой, — свободную тунику из полосатого красно-белого льняного материала — и натянул грубые сапоги из сыромятной кожи, заткнул за пояс кинжал и взял в руки саблю, предварительно осторожно проведя пальцем по кромке лезвия. В свете луны и лампад широкое изогнутое лезвие сверкало, как бледная молния.

Темуджин накинул на плечи плащ и натянул на голову капюшон. Из темной глубины капюшона его глаза светились, как у хищного и опасного зверя. Потом Темуджин застыл, подобно статуе, все его дикие инстинкты и обостренные чувства сконцентрировались на тихом звуке шелестящих шагов. Темуджин рывком раздвинул занавески. Перед ним стоял жирный евнух, увидев перед собой молодого монгола, он низко поклонился и приложил палец к губам.

— Пойдем со мной, господин, — шепнул евнух.

Темуджин внимательно взглянул на него.

— Кто тебя прислал? И куда ты собираешься меня вести? — резко спросил он.

— Пойдем со мной! — низко поклонился тот.

Темуджин колебался и кусал губы. Но разглядел дружелюбное выражение лица евнуха, хотя можно было заметить, что тот был сильно испуган.

Темуджин проверил кинжал за поясом и крепче сжал в руках саблю. Его сердце билось сильно и быстро. Может, за ним прислала Азара? Иных объяснений не было.

— Идем, — сказал Темуджин.

Он последовал за евнухом в длинный темный коридор. В конце коридора стоял, покачиваясь и опираясь на длинную саблю, караульный евнух. Он пытался дремать стоя, голова его упала на грудь. И опять проводник Темуджина приложил палец к губам и прошел вперед, приподнявшись на цыпочки, осторожно отодвинул тяжелый алый кожаный занавес, и они очутились в крохотном внутреннем садике, лунный свет омывал его, и теплый ночной ветерок высушил пот на лице Темуджина. Воздух был напоен тысячью сладких и острых цветочных ароматов. Молодой монгол слышал отдаленный сонный звук плещущейся в фонтане воды. За внутренним двориком располагались огромные сады, темные и тихие, хотя время от времени можно было различить в траве фосфоресцирующие огоньки светляков.

Темуджин следовал за евнухом, сжимая в руках саблю. Они, подобно теням, скользили по влажной траве и завернули за темную стену — сразу поток желтоватого света ослепил их после темноты. Тогрул-хан и его сын сидели за поздним ужином с посланцами калифа Бухары. Темуджин слышал веселый приглушенный звон цимбал, завлекающий смех танцующих женщин и резкий хохот мужчин. Темуджин был в ярости, потому что его не пригласили на этот ужин. Степной варвар оставался неподходящей компанией для изысканных мужчин Бухары и мягких, изнеженных жителей Персии! Темуджин заскрипел зубами, остановился, уставившись на струящийся желтый свет.

Он почувствовал, как его тянут за плащ. Евнух знаком показал, что им лучше продолжить путешествие. Темуджин отшвырнул его руку прочь. Евнух перепугано прошептал: