— Друзья мои, — тихо проговорил он, — к нам пришло великое горе. Но мы не можем терять времени, оплакивая потери. Мы должны мстить. Я хочу получить назад свою жену, а вы — своих матерей и сестер. У нас нет времени для печали, мы не должны приходить в отчаяние, иначе все мы пропадем. Шепе, тебе придется возвратиться к Тогрул-хану за подкреплением. Субодай, Касар и Джамуха останутся со мной.

Шепе Нойон побелел и коснулся лба, затем отправился к разоренной материнской юрте, наполнил бурдюк кумысом, взял мешок проса для себя и для своего измученного коня. Вскоре друзья уже видели маленькую фигурку, удалявшуюся к горизонту, затем она исчезла за красным утесом.

Темуджин дал матери возможность немного поспать, а потом разбудил ее и приказал, чтобы она с женщинами приготовила ему и его друзьям еду из оставшихся продуктов. Он понимал, что с горем следует бороться, начав заниматься работой. Вскоре женщины развели пару костров, а юноши отправились на охоту и вернулись с добычей, принеся несколько лисиц, кроликов и ласок. Лагерь казался пустынным и заброшенным, однако когда вечером люди собрались у костров и разделили то малое количество пищи, что удалось приготовить, у людей сразу появилась надежда. Они выпили остатки кумыса и вина. Темуджин возвращал людям желание жить, давая пример своими решительностью и страстной силой воли. После ужина он приказал Касару и Субодаю играть и петь. Касар запел сильным юношеским голосом, над пустынным лагерем понеслась красивая мелодия. Пологи покинутых юрт трепетали от дуновения степного ветерка, на небе высветились звезды, огромные и холодные. Кюрелен проснулся, услышав живительную музыку. Лихорадка стала понемногу отступать, он слабо улыбался, держа любимую сестру за руку. Шаман испуганно прятался в своей юрте.

Джамуха был вне себя от горя. Налетчики не только убили отчима и увели с собой мать, маленькую сестренку и младших братьев, но и украли сундук с его сокровищами, которым были ему также дороги, как и жизнь близких. Он был расстроен, что даже, несмотря на сильный голод, не смог себя заставить поесть. Он вспоминал каждую статуэтку из слоновой кости, каждый разукрашенный кинжал, каждую чашу, украшенную эмалью, и каждый древний манускрипт с изящными рисунками, и ему казалось, что его сердце кровоточит.

«Если исчезают красота и прелестные вещи, что же остается на земле?» — думал он и утирал слезы рукавом.

В эту ночь Темуджин спал один — место Борте рядом с ним пустовало. Он смотрел на черные стены юрты, и его губы зло кривились. Он заставил себя закрыть глаза и погрузиться в сон, зная, что завтра предстояло совершить множество дело, вскоре он уже спал, прижимая к себе меч.

На следующее утро Темуджин сказал друзьям, что им придется искать в горах и пустыне тех шестерых воинов, что удрали вместе с Бельгютеем от меркитов. Сам он с Джамухой собирался отправиться по наиболее опасному маршруту в места, где бесчинствовали тайджуты, а Субодай и Касар должны были идти соответственно на север и на запад. Прежде чем уходить, им пришлось наловить дичь для женщин и детей, чтобы хватило на несколько дней. Лишь после этого начались поиски пропавших воинов.

Темуджин и Джамуха ехали рядом долгое время, пристально оглядывая окрестности. Они останавливались лишь для того, чтобы немного передохнуть. Их встречала тишина пустыни. Они то и дело звали своих воинов, осматривали пещеры, впадины в холмах и неглубокие долины, но в ответ слышали только хриплые вопли пустынных птиц. Днем приходилось объезжать оазисы и не показываться вблизи ручьев из-за опасения наткнуться на тайджутов. Только ночью они пробирались к воде.

На третий день Джамуху охватил настоящий ужас, он уже падал от усталости, и ему казалось, что рядом с ним молча едет не его анда Темуджин, а изваянное из камня существо, кипящее яростью. Темуджин не уставал, почти не разговаривал, никогда не оборачивался, а стремился только вперед, и было ясно, что так будет продолжаться до тех пор, пока он не достигнет своей цели. Лицо Темуджина за время пути стало совсем бронзовым от загара, нос заострился и стал похож на клюв хищной птицы. Молодые люди не разговаривали друг с другом, тратя силы лишь на то, чтобы звать потерявшихся воинов. Они все глубже проникали в земли тайджутов, и им приходилось постоянно держаться настороже. Теперь они уже почти не звали друзей, а только искали на земле их следы. Как-то в фиолетовых сумерках они увидели отдаленные оранжевые огни лагеря тайджутов и бесшумно, как невидимые тени стороной объехали его.

Наконец Джамуха не выдержал:

— Не может быть, чтобы они забрались так далеко в эти опасные места. Давай вернемся!

Темуджин долго не отвечал, но потом сказал:

— Ты прав. Если мы их не найдем сегодня, то возвратимся. Но я чувствую, что сегодня мы с ними встретимся.

Юноши добрались до степи, и Темуджин, стоя по колено в траве и осматриваясь, сказал:

— Это пастбища моих людей. Я должен вернуть эти пастбища!

— Да, они когда-то были нашими, — грустно ответил Джамуха. — И тайджутам совсем не нужны эти земли. Зачем люди захватывают больше того, что им нужно? В мире хватит места для всех народов!

Темуджин медленно повернулся к другу, в его глазах Джамуха прочитал такое презрение, что ему показалось, что друг ударил его в лицо. Однако Темуджин ничего не сказал, он быстро вскочил на коня и поскакал прочь.

«Я его совсем не понимаю, — с горечью подумал Джамуха. — Но разве я когда-нибудь его понимал до конца?»

Он догнал Темуджина — молодой хан приветствовал его самой нежной улыбкой. Они спокойно поехали рядом. Джамуха радовался миру, покою и думал, что на свете нет ничего лучше дружбы, веры и любви, а люди, испытывающие эти чувства, совсем не похожи на тех, что заражены ненавистью ко всему. Такие люди напоминают слепцов, и они опасны, поэтому все остальные, чтобы спасти мир от гибели, должны их убивать.

Ночью они остановились в сосновом лесу, спали под одним покрывалом. Правда, спал только Темуджин, а Джамуха не сомкнул глаз, иногда поглядывая на друга. Тот лежал на спине, и его спокойное с резкими чертами лицо было обращено к луне, напоминая ужасный силуэт великана, который еще в детстве показал ему Кюрелен, сказав, что это профиль Темуджина. И это оказалось правдой. Лицо его спящего друга было лицом великана — сильное и исполненное власти. И снова у Джамухи щемило сердце, и он понимал, что абсолютно не знает друга. Спящий Темуджин казался ему более суровым, чем наяву, и готовым исполнять предначертания судьбы.

— Мы должны возвращаться, их тут нет, — сказал Джамуха на следующее утро.

Темуджин с ним согласился. Глаза его странно светились, и Джамуха понял, что тот думает о чем-то другом. Его глаза напоминали спокойное серое озеро, в них пролетали его думы, подобно грозовым облакам. Потом Темуджин промолвил:

— Здесь великолепные пастбища, я должен их отдать моим людям.

От зеленой долины исходило спокойное сияние, казалось, что перед ними огромное зеленое озеро с волнами, пробегавшими от слабого ветерка, доносившего сладкие и свежие запахи земли и травы. На севере возвышался единственный белый пик, ослепительно сверкавший на солнце. Чистотой воздух напоминал воды горного ручья.

Джамуха не ответил, и Темуджин с улыбкой обратился к нему:

— Ты считаешь, что я хвастаюсь, и не веришь мне?

Джамуха, немного помолчав, с горечью ответил:

— Я тебе верю.

Днем Темуджин заявил:

— Ты был прав, нам следует повернуть обратно.

Они развернулись и поехали прочь от белого пика, казавшегося таким далеким. К вечеру степь была позади, они уже поднимались по террасе, когда заметили, что к ним мчится конный отряд тайджутов. Ими овладел страх, и на какое-то время они замерли.

Джамуха выкрикнул:

— Тайджуты! Они нас увидели! Удираем скорее!

Но вражеские всадники и в самом деле уже заметили их и быстро приближались, впереди скакал Таргютай, старый враг Темуджина. Он узнал юношу по рыжим волосам и по тому, как тот гордо восседал на жеребце. Таргютай радостно завопил, поскакал к Темуджину во главе своих людей, воинственно потрясавших пиками и копьями.