Даже посреди смерти, криков и мелькания мечей, хрипящих людей и мечущихся коней Темуджин подумал: «Я ошибался. Он меня любит!» Эта мысль прибавила ему силы, и он усмехнулся, поражаясь самому себе, взглянув прямо на Джамуху, тот ответил ему улыбкой.

Неожиданно перед Темуджином возник Таргютай, глаза которого бешено сверкали. Таргютай ненавидел молодого родственника за то, что он моложе и сильнее его, понимая, что не сможет одержать победу до тех пор, пока тот жив, и между ними нет мира.

Сражение шло за власть над степями и пустынями. Один из них должен был умереть!

Темуджин заметил и сумасшедший блеск в глазах на узком лице с бородкой и злобный оскал зубов. Таргютай был очень смелым и суровым воином, ему в сражении помогала бешеная ненависть. Когда Темуджин заметил рядом поднятый окровавленный меч, то поразился не только внезапному появлению Таргютая, но и выражению лица, искаженного от ненормальной ненависти, и на миг его рука словно окаменела. Он ничего не слышал, кроме шумного дыхания Таргютая, ничего не видел, кроме злобного лица и меча противника, нацеленного прямо ему в грудь.

Темуджин осознал, что его уже ничто не спасет, потому что он потерял драгоценное мгновение. Однако миг спустя он, ничего не понимая, все так же смотрел на противника, но вместо Таргютая с его ненормальной усмешкой, видел перед собой тело безголового всадника, из шеи которого брызнула кровь. Затем медленно и осторожно тело, все еще сжимая рукоять меча, начало клониться в сторону и с грохотом слетело с коня.

Темуджин взглянул направо, открыв от изумления рот. Джамуха был рядом, а его меч алел от свежей крови врага. Снова Джамуха слабо улыбнулся и вытер кровь о круп своей серой кобылки.

— Ты опять спас мне жизнь! — воскликнул Темуджин.

Джамуха не ответил, а снова поднял меч, видя приближающихся противников.

Воздух был наполнен дикими криками, но каким-то удивительным образом известие о смерти Таргютая мгновенно распространилось среди тайджутов, и они бросились удирать. В едином порыве тысячи всадников устремились к узкому проходу между скалами, погоняя испуганных коней. Монголы вопили от радости и преследовали отстающих вражеских всадников, отбивали их от мчащейся массы, сбрасывали с седел с помощью кожаных арканов, пронзали копьями и разили мечами и стрелами. Противник, кажется, потерял разум от страха. Каждый теперь сражался лишь за себя.

Сотни всадников побросали мечи и опустились на колени, подняв руки в знак того, что они сдаются в плен. Только некоторым из тайджутов удалось удрать, и все, как один, считали, что их победили демоны, а не люди.

В сражении погибли пять тысяч тайджутов, а более десяти тысяч были ранены. Многие тысячи воинов были взяты в плен. Среди пленных оказался брат Таргютая — Тодьян-Гирте. Победа далась Темуджину нелегко: погибли три тысячи лучших его воинов, а Касар был тяжело ранен, несколько нокудов погибло, многие тысячи воинов Темуджина получили разные ранения.

Наступили сумерки, и на западе загорелись серебристые и алые огоньки заката. Поле битвы освещало небо цвета аметиста, а вокруг стонали раненые и лежали убитые воины.

Темуджин одержал свою первую и важную победу, получил под свое начало степи и пустыни северного Гоби. Ему удалось одержать победу из-за мистической веры его воинов и их бесконечной смелости и отчаяния, но главным было то, что они все любили Темуджина.

Темуджин обладал мудростью и, завершив одно важное дело, не начинал сразу другое, не сделав перерыв. В ту ночь после победы он сам, его люди, включая воинов, женщин, стариков и детей, и даже пленные — все от истощения и усталости свалились в похожий на смерть сон. Ночью на поле брани хорошо потрудились хищники, волки и другие «санитары» степей.

Подражая Тогрул-хану, Темуджин приказал поставить отдельную юрту, где он собирал приближенных, чтобы решать неотложные дела. В ту ночь он спал в этой юрте и с ним были его пятеро главных нокудов — Касар, Бельгютей, Шепе Нойон, Джамуха и Субодай. Его анда спал рядом с ним на ложе, под одним покрывалом, что было впервые за много месяцев.

Бельгютей заметил Касару:

— Лед между Темуджином и его андой растаял, теперь между ними воцарится мир да благодать.

Касар ответил, и на его широком простом лице было выражение ревности и недовольства.

— У Джамухи вместо крови по венам течет молоко, хотя он и смелый. Но это храбрость и стойкость камня, потому что ему ничего иного не остается, как только сопротивляться.

Бельгютей долго молчал, а потом тихо сказал, как бы что-то вспоминая:

— Но такие люди не могут быть до конца верны.

— Ты же не думаешь, что он станет предавать нашего батыра по мелочам? — спросил Касар.

Бельгютей сделал вид, что размышляет, перед ним предстало лицо его погибшего брата Бектора, и он сказал:

— Джамуха страдает от высокомерия.

Он не стал никому больше говорить об этом, потому что равный ему по положению человек просто рассмеялся бы ему в лицо. Он уже высказывал эту мысль Оэлун и Борте, понимая, что зависть и неприязнь всегда верят самым невероятным обвинениям, теперь он это повторил Касару, также зная, что его ревность — помощница насилию.

Касар заскрипел зубами и прошептал:

— Если только я стану его в чем-то подозревать, клянусь, я его убью собственными руками!

Его простенькое лицо перекосилось от лихорадочной ненависти.

Перед сном рану Темуджина Джамуха промыл и намазал мазью, у него были легкие и нежные руки, как у женщины, и раненый почти не ощущал боли. Казалось, что прикосновения целительны. После окончания процедуры Темуджин растроганно ему улыбнулся:

— Тела и любовь женщин весьма важны для мужчин, но, Джамуха, они напоминают слишком крепкий аромат. Любовь между друзьями-мужчинами гораздо выше плотских утех.

Джамуха на секунду замер, опустив голову, и ответил странным тихим голосом:

— Темуджин, я никогда об этом не забывал и прошу тебя тоже не забывать.

Внезапно на щеках Темуджина выступил темный румянец, но он ничего не ответил другу и какое-то время казался расстроенным.

Позже он сказал Джамухе, будто они были в юрте вдвоем:

— Мы с тобой спали у горы Бурхан… давай ляжем сегодня спать вместе, потому что ты снова спас мне жизнь.

Джамуха почувствовал, как у него стало легче на сердце, но грусть не покинула его. Темуджин давно спал, но Джамуха не смог уснуть и продолжал думать: «Я не должен спать в эту ночь, мне надо радоваться, так как я чувствую, что подобное уже не повторится».

Он радовался, потому что Темуджин не отправился к матери, жене или дяде, а пошел к другу, чтобы тот помог ему.

На следующее утро Темуджин предстал перед победившими воинами, и те ликовали и приветствовали своего полководца.

Он с большим достоинством поблагодарил людей за их преданность, храбрость.

— Мы перестали быть маленьким родом и превратились в большое племя. Моя слава — это ваша слава! И вы вместе со мной разделяете мою радость победы. Мы сами себе доказали, что мы — непобедимы, потому что нас благословили духи Вечного Синего Неба. Мне хочется, чтобы вы и впредь слушались их приказаний, а пока давайте радоваться победе. Я не стану брать свою долю добычи в этой битве. Она — вся ваша!

Темуджин приказал организовать славный пир, потому что понимал, как важно повеселиться и отдохнуть после свирепого сражения. Несмотря на свою молодость, он заботился о благоденствии собственного народа, только Джамуха подозревал, что делается это из расчета, а не по желанию, шедшему от всего сердца.

Как-то Темуджин сказал ему:

— Повелитель, который не дает отдых своим воинам, когда они остаются совсем без сил, и жалеет отдать им мелочь, о которой они мечтают, вообще ничего не понимает. Ему воины будут подчиняться без радости, а только по необходимости.

Семьдесят вождей тайджутов и среди них Тодьян-Гирте оказались в плену. Они молча сидели со своими воинами, слушали, как веселились солдаты Темуджина, и им казалось, что впереди их ждет смерть.