На следующий день Темуджин созвал на совет своих нокудов, пригласив и Кюрелена. В юрту пришел и шаман, низко поклонившийся Темуджину.

— Батыр, тебя благословили духи, — робко заявил шаман. — И тебе, видимо, стоит принести им жертву.

Темуджин хитро подмигнул друзьям, но ответил шаману самым серьезным голосом.

— Что ты предлагаешь?

Кокчу уставился на него хитренькими глазками.

— Духам, батыр, нужны жизни семидесяти вождей, которых ты взял в плен.

Гибкий узкий красный язык шамана облизал губы, будто он собирался отведать лакомый кусочек.

Темуджин нахмурился и задумался. Нокуды обменялись взглядами.

— Батыр, эти вожди и особенно Тодьян-Гирте представляют для тебя большую опасность, — проговорил Субодай очень спокойно, но было видно, что ему неприятно об этом говорить.

— Всегда полезно уничтожить тех, кто стоит во главе стаи, а еще полезнее, чтобы стая присутствовала при их уничтожении! — пожал плечами Шепе Нойон. — Они не смогут прийти в себя от ужаса. Возможно, ты желаешь их всех уничтожить, мой господин?

Темуджин взглянул на Касара, который с нетерпением ждал его ответа, однако Темуджин перевел взгляд на Джамуху, а Касар сжал кулаки и стиснул зубы.

— Джамуха, что ты скажешь на это?

— По-моему, достаточно смертей, а эти семьдесят вождей — храбрые воины, — спокойно ответил Джамуха. — Пусть они будут прощены.

Касар собирался сказать то же самое, но сейчас он загорелся от ревности и заорал:

— Прощеный враг — это друг-предатель! Убей их, батыр!

Темуджин продолжал смотреть на Джамуху, а тот спокойно проговорил:

— Человек, убивающий попавших в плен врагов, в глубине сердца понимает собственную слабость и боится своего бессилия. Если он обрушивается на своих врагов, то это означает, что таким образом он пытается победить свою трусость.

Темуджин улыбнулся, и Джамуха, глядя на его ужасную ухмылку, почувствовал, как его сердце замерло от страха.

Темуджин заговорил с усмешкой:

— Ты, Джамуха, обвиняешь меня в трусости?

Все зашептались. Бельгютей усмехнулся и переглянулся с возмущенным Касаром. Шаман был поражен и тихо радовался просчету Джамухи. Кюрелен заволновался, нахмурился.

Джамуха видел перед собой только Темуджина. Они молча смотрели друг на друга. Джамуха побелел, как покойник, голубые глаза его провалились в глазницах, как от сильной усталости души.

Наконец он тихо промолвил:

— Темуджин, я никогда этого не говорил.

— Анда, ты на это намекал, — рассмеялся Темуджин.

Бледные губы Джамухи зашевелились, но никто не услышал ни звука, а Джамуха подумал: «Какой смысл пытаться ему что-то объяснить?»

Кюрелен презрительно промолвил:

— Тебе, Темуджин, прекрасно известно, что Джамуха никогда не говорил о твоей трусости! Человек, который пытается играть с сердцем друга, скоро поймет, что играет с мертвым сердцем.

— Или с сердцем врага, — широко улыбнулся шаман.

Кюрелен взглянул на шамана и пожал плечами.

— Кокчу, временами твоя хитрость оставляет тебя. Ты забываешь, что теперь ты уже не бедный и вонючий шаман нищего племени. — Он повернулся к Темуджину и строго взглянул на него раскосыми глазами: — Темуджин, настоящий правитель не играет в кошки-мышки. Тот, кто пытается этим заниматься, не должен рассчитывать на величие души.

Темуджин от души рассмеялся, и никто больше не посмел с ним заговорить. Он коснулся плеча Джамухи, и тот в первый раз в жизни не обрадовался этому прикосновению. Темуджин пытался расшевелить холодного и сердитого друга.

— Джамуха, ты, видимо, не понимаешь шуток. Я пытался над тобой подшутить, тебе стоит научиться смеяться. Ты же знаешь, как я тебя люблю.

Джамуха медленно поднял голову и взглянул на своего анду. Его взгляд был полон печали и отчаяния.

— Я ничего не знаю, — ответил тот.

В юрте воцарилась тишина. Темуджин не убирал руку с плеча Джамухи, а тот, не улыбаясь, глядел ему в глаза. На лице Темуджина застыло напряжение. Наконец он снял руку с плеча Джамухи и отвернулся.

Касар вскочил на ноги и обнажил меч. Он весь дрожал и с презрением смотрел на Джамуху:

— Ты — белобрюхий трус и предатель! Ты посмел обидеть нашего батыра, и за это тебе грозит смерть!

Темуджин взглянул на брата и громко захохотал, а через миг хохотали все, кроме Кокчу. Темуджин громко ударил себя по ляжке и зашелся в приступе смеха. Он оттолкнул брата в сторону, как отталкивают глупого ребенка, и сквозь смех сказал:

— Касар, мы собрались решать важные дела, и здесь нет глупых детей. Выйди наружу и поиграй с малышами!

Задыхаясь, Касар гневно переводил взгляд с одного смеющегося лица на другое. Ему все труднее становилось дышать, и он сильно дрожал. Он взглянул на брата, не выпуская меча из рук, а затем вдруг из гневных глаз брызнули слезы. Он вложил меч в ножны, наклонил голову и вышел.

Темуджин посмотрел ему вслед, продолжая смеяться, а потом обратился к Кюрелену:

— Я не слышал твоего мнения. Кюрелен, что нам делать с пленными вождями?

Кюрелен поднял брови и насмешливо посмотрел на племянника:

— Ты, Темуджин, давно принял решение, и тебе не стоит нам льстить и делать вид, будто ты стараешься прислушаться к нашему мнению. Если ты решил их убить, могу сказать только одно — я не желаю этого видеть. Я уже стар, и мой желудок не выносит подобных зрелищ. — Он повернулся к шаману и постучал ему по плечу. — Как странно, Кокчу, чем старее ты становишься, тем больше жаждешь крови!

— Меня интересует только жертва. Вот и все! — холодно ответил Кокчу.

— Тогда принеси в жертву ту красивую меркитку, которой ты так восхищаешься. Духи все мужского рода, и они предпочитают сладкое молодое женское мясо, а не жилистую, пропахшую потом плоть закаленных воинов! — Он подождал мгновение, пока шаман смотрел на него злыми и недовольными глазами. — Ну что! Ты не желаешь отдавать в жертву духам женщину, чтобы поблагодарить их за победу нашего батыра в битве?

Темуджина забавляли высказывания дяди, но он попытался придать лицу суровое выражение и повернулся к шаману. Кокчу побагровел и начал заикаться, обращаясь к Темуджину:

— Господин, духи обидятся, если мы им предложим женщину-рабыню…

Темуджин захохотал, и все присоединились к нему. Потом он встал и сказал:

— Пора покончить со спорами. У нас еще есть дела.

Кюрелен и шаман последними покинули юрту Темуджина. Кюрелен, улыбаясь, поинтересовался у шамана:

— Кокчу, тебе все еще нравится со мной беседовать?

— Ты очень умный, Кюрелен, — кисло ответил Кокчу.

— Поменьше умничай, друг мой! Иначе за подобные ошибки тебя может ждать веревка, та самая веревка, которую он готовил для другого! — фамильярно хлопнул Кюрелен его по спине.

Темуджин приказал, чтобы перед ним построили всех пленных — их было несколько тысяч, а впереди стояли семь десятков вождей, — он внимательно вглядывался в лица этих людей. Солнце отсветами пламени освещало его рыжие волосы, а серо-зеленые глаза сверкали, подобно прогретой солнцем воде. Сначала воины смотрели на него с презрением, усталостью и казались примирившимися с судьбой, но потом они уже не могли бороться со страхом.

Люди поняли, что его бронзовое лицо, это не только лицо молодого человека, но лицо повелителя, суровое и сильное. Каждый человек, когда на него падал взгляд Темуджина, чувствовал себя его рабом, несмотря на внутреннее сопротивление.

Темуджин начал говорить неторопливо, но властно:

— Вы — мои пленники, которых я победил в справедливой битве. Я не держу против вас зла, потому что борьба за власть и выживание — первый закон степей и пустынь. Только победитель имеет право править и жить. Я — тот самый победитель. Тайджуты, подумайте, а потом ответьте, сможете ли вы мне верно служить, бескорыстно и преданно? Вы — храбрые и бесстрашные воины, в вас нет трусости или лживости. Я поверю вашему ответу. Те, кто не захочет мне служить, — умрут! Но вы не боитесь смерти, и даже перед ее лицом я ожидаю от вас честного ответа.