Темуджин продолжал говорить нарочито мягким голосом:

— Если бы среди моих людей не было предателей, я не стал бы убивать Бектора. В их руках он мог стать мечом, разящим меня. Поэтому мне пришлось с ним расправиться, и вся вина лежит не на мне, а на этих предателях. Это на их руках алеет его кровь!

Кокчу пытался показать, что он спокоен, но его сердце билось болезненными рывками.

— Я желаю покончить с насилием, — грустно продолжал Темуджин, — надеюсь, смерть Бектора послужит предупреждением предателям. — Он помолчал, а потом резко и громко добавил: — Ты меня понял, Кокчу?

У шамана были белые губы, но он твердо ответил:

— Я понял тебя, мой хан.

Темуджин улыбнулся, но улыбка его была страшной.

— Кокчу, ты умный человек, а мой дядюшка Кюрелен всегда говорит, что те, кто обладает умом, всегда поддерживают только сильных людей. Кокчу, я никогда не был слабым человеком и вождем никогда таким не буду!

Шаман уважительно склонил перед ним голову. «Значит, я не умру», — подумал он, и ему самому стало противно от того, как задрожали от облегчения его ноги.

Темуджин продолжал внимательно наблюдать за шаманом злобными и жестокими глазами:

— Я ненавижу предательство, и не сомневайся, если появится необходимость, я снова расправлюсь с предателями собственными руками. Ты должен это сказать моим людям. Ты им объяснишь, что Бектор был предателем и заслужил смерть. Учти, в следующий раз предателя будет ждать мучительная смерть.

Снова шаман покорно склонил голову.

— Передай моему народу, что это ты сказал мне, что Бектор должен умереть, потому что во сне ты узнал о его предательстве.

Кокчу медленно поднял согбенную голову. Его губы побелели еще сильнее, и после долгой паузы он еле слышно прошептал:

— Как прикажешь, Темуджин.

Темуджин снял с пальца золотой перстень с крупным фиолетовым камнем — его подарил ему Кюрелен. Взял руку Кокчу и надел на палец шамана кольцо. Кокчу не мог отвести взгляда от подарка, понемногу его запавшие и серые щеки порозовели.

— Правители могут процветать без священников, но без правителей священники исчезнут с лица земли, — заявил Темуджин.

Коснувшись пальцами лба, Кокчу низко поклонился Темуджину. Тот взглянул на присутствующих с торжествующей улыбкой, в которой можно было различить презрение к побежденному шаману.

— Отправляйся, Кокчу, и не забывай о моих приказаниях.

Шаман покинул юрту. Восток серебрился и отдавал перламутром. Женщины разводили костры, дым темной спиралью ввинчивался в чистый утренний воздух.

Стоял молча Кокчу, смотрел на небо. По его лицу пробежала судорога. Он погрозил кому-то невидимому крепко сжатым кулаком, словно желая его проклясть. В первых лучах утреннего солнца ярко сверкнул перстень, Кокчу уставился на него расширенными глазами. Сжатый кулак медленно разжался, поднятая рука опустилась, потрескавшиеся губы тронула кривая ухмылка.

Он отправился выполнять приказ хана, думая о том, как успокоить людей.

Темуджин отправился в шатер к жене. Она не спала всю ночь, и, когда он вошел, она приподнялась с ложа, с ее плеч соскользнул белый халат из тонкой шерсти, оставив ее обнаженной. Она стояла перед ним голая в неясном розоватом огне жаровни, протянув к нему гладкие руки, а ее губы освещала соблазнительная улыбка.

Темуджин мгновение стоял неподвижно, любуясь ее совершенным телом. Борте взглянула ему в глаза, и сердце, бившееся от страха за содеянное, стало стучать ровнее — она поняла, что победила. Борте кинулась мужу в объятия, а он впился в ее губы с криком любви, похоти и радости.

— Мой народ, — говорил Темуджин, — побежден и рассеян по земле. Людям приходится бояться, они стыдятся этого и сильно унижены. Они бедны и гонимы. Я — хан горстки перепуганных детей и старух, но среди них есть мужчины, чья воля от страха превратилась в воду. Но я за них отомщу! Я выведу их из теснин к пышным пастбищам, и они смогут мирно ставить свои юрты рядом с чистыми плещущимися водами.

Так говорил Темуджин своему народу перед тем, как ехать к побратиму своего отца Есугея, сильному, хитрому и трусливому Тогрул-хану, христианину-несторианцу и караитскому тюрку. Темуджин брал с собой Шепе Нойона, Джамуху Сечена, Субодая и Касара.

В свое отсутствие он поручил дядюшке Кюрелену править своим народом, а за женщинами и детьми должна была приглядывать Оэлун. Правой рукой Кюрелена он сделал шамана, а левой должен быть Бельгютей. Он сказал, что его жена стала ханшей и что все должны выполнять ее приказания.

Он смотрел на своих оборванных и обедневших людей и видел, что их осталось совсем мало. Перед его взором виднелись бедные юрты, небольшое количество скота, коней, коз, овец и верблюдов. И вдруг ему стало страшно. Однако люди не смогли ничего прочитать на его свирепом, суровом, неподвижном лице и в сверкающих глазах. Темуджина ярко освещали солнечные лучи, он твердо держал в руках копье, восседал на коне как вождь, его окружали верные слуги. На луке седла лежало его величайшее сокровище — накидка из спинок черных соболей. Это было подношение Тогрул-хану.

«Что я могу сделать из этих нищих и голодных людей? — думал он. — Смогу ли вывести их из ужасной нищеты и стать сильным правителем? Я собирался стать Ханом Ханов. Что мне для этого нужно? Достаточно ли для выполнения этой цели оружия, храбрости, ненависти, неутолимого желания власти? Смогут ли слабые сердцем последовать за мной? По силам ли мне сделать покорителей Вселенной из этих голодных кочевников?»

Он обратился к Джамухе, и его глаза были невинно синими, как у ребенка:

— У моего народа должно быть достаточно пастбищ для скота и пространства для охоты, и мои люди хотят жить в мире.

Шепе Нойону он говорил:

— Если человек не любит рисковать, он не может считаться живым. Пусть мой народ очнется от спячки и оживет.

Касару он говорил совершенно иное:

— Мой народ любит меня, а я люблю свой народ. Они простые люди, а такие люди обычно мудрые и хорошие. Я желаю им служить.

Субодаю Темуджин сказал:

— Я должен сделать мой народ сильным, потому что выживают сильные люди. Но они должны стать для других хорошими соседями и оставаться щедрыми и добрыми.

С Кюреленом было проще:

— Мы должны выжить, — заявил он ему.

С собой он оставался честным:

— Превыше всего — я!

Для каждого из своих людей он был отражением их собственной мечты. Он был для них тем человеком, каким они желали бы видеть самих себя. Он им казался сильным, непобедимым и величественным. Ему удалось обмануть даже Джамуху. Впрочем, тот и сам изо всех сил пытался ему поверить. Однако он не мог обмануть Кюрелена или Кокчу. Кюрелен надеялся на лучшее, а Кокчу желал отражать свет его власти.

Темуджин отправился в путь в мрачном настроении. Кюрелен предложил кое-что из накопленных им сокровищ передать Тогрул-хану, но племянник отказался.

— Нет. Если ты предлагаешь множество сокровищ, то возникает подозрение, что дела у тебя обстоят неважно.

Он старался, чтобы никто не догадался о том, как его волнует то, останется ли ему верным собственный народ. Темуджин понимал, как всех ужаснуло убийство Бектора. Грубый и невежественный народ отличал добро и зло! Если бы Темуджин сражался с Бектором в открытой и честной борьбе, и она закончилась бы смертью брата, тогда всем все было понятно, и ни у кого не возникло бы никаких сомнений. Но все вышло иначе, и люди все еще никак не могли прийти в себя после известия о братоубийстве.

Темуджин убеждал себя, что у него не было иного выхода, а в закоулках разума появилась странная мысль, что ужас открывает путь к власти, и этому также помогают совершенные убийства. Для открытой битвы с Бектором потребовалось бы время. Кроме того, Темуджин совсем не был уверен, что ему удалось бы победить в сражении, поскольку Бектор был гораздо сильнее его. Позже к Темуджину придет слава самого храброго и безрассудного человека, но, по правде сказать, это было не так. Он считал, что покорители людей должны выглядеть сильными и смелыми. Храбрость правителя прекрасно действует на народ, но если он умеет хорошо говорить и силой слов может воздействовать на людей, этого часто бывает вполне достаточно.