Однако молодежь была уверена, что старики слишком высоко ценят свободу и независимость. Юность стремится к силе авторитета и повиновению. Им необходимо, чтобы ими кто-то командовал и ругал их за плохо выполненные поручения, чтобы их вели вперед и награждали за победы… Старикам было понятно, что зрелость ценит мужество и гордость, когда мужчина может прямо взглянуть любому в глаза и сказать: «Мы с тобой равны, и тебе нечем передо мной гордиться!»

Подобные понятия молодежь презирала и лишь через много лет, постарев, поймет, в чем она была неправа.

Старики рассказывали о прежней славе своих племен и возмущенно осуждали Темуджина, который так и остался для них представителем Якка Монголов, жалких убийц и воров. Молодежь не берегла доброе имя своего племени и заявляла, что Темуджин — мудр и хочет объединить всех степняков-кочевников.

— Когда-то он сбежал от нас, — хихикали старики-меркиты. — Он бросил женщин и детей, убежал в степи, и мы там его искали…

— Вы желаете убивать, а мы думаем о мире, — продолжали старики, а между собой говорили о том, что ослабла дисциплина, а молодым людям не привили уважение к старикам.

— В юности мы приравнивали наших отцов к богам, — шептали седобородые. — Мы их уважали и преклонялись перед ними. Горе нам — от нас родились беспутные лжецы и насмешники над святынями!

По всем просторам Гоби духи волнения расхаживали на красных ногах, шептались, презирали, убеждали и обещали. Где действовали эти духи, там везде начинался разброд, смута и вспыхивали волнения. Задолго до того, как в Гоби появились орды Якка Монголов, народ почувствовал неуверенность в собственных силах, заранее испытывая страх. Многие племена сложили оружие и поклялись Темуджину в верности, не пролив ни капли крови.

— Если вы подействуете на разум людей, вам не придется с ними сражаться, — говорил Темуджин.

Но, конечно, оставалось еще много племен, которые были гораздо сильнее орды Темуджина, они превосходили его и по численности воинов.

— Пусть он забирает себе слабейших! Нас ему не победить, — злорадствовали они и внимательно выслушивали легенды о Темуджине, смеялись над ними и продолжали спокойно жить. Мысли Темуджина о том, что среди обычных народов должен выделяться один сильный и властный народ, тоже вызывали у них смех.

— Что? — восклицали скептики. — Он считает своих монголов выше нас? Неужели он думает, что его племя может править остальными?

Одним из сильных народов Гоби были караиты, татары. Они были горды, жестоки и организованны. Для них Темуджин оставался мелким жуликоватым вождем, возомнившем о себе невесть что, над ним посмеялись и, словно позабыв о его существовании, позволили покорять более слабые народы. Гордецы даже считали, что с его помощью караванные пути стали безопаснее и за это можно его поблагодарить.

Темуджин без устали собирал под свои знамена племена, действуя в пустынях и степях Гоби, не забывал о поставленной задаче ни на минуту, и его не волновало, что могучие караиты и татары посмеивались над ним.

— Пусть смеются и не обращают на нас внимания, — говорил он в ответ на донесения лазутчиков. — Смех и забывчивость играют мне на руку. Они мои союзники. Но я знаю, что когда-нибудь они перестанут смеяться и ничего не забудут!

Тем временем все больше купцов платили ему дань, чтобы защитить свои караваны. Китайцы платили ему огромные суммы, чтобы провезти большие богатства.

— Мы имеем теперь хотя бы какой-то порядок на ужасных просторах Гоби, — говорили они. — Этот батыр делает людей из вонючих животных, нас не касается, каким образом ему удается достигать результата. Из хаоса он создал порядок.

Таким образом их историки упоминали о Темуджине в хрониках.

Но большей частью богатые, властные и хорошо защищенные люди никогда о нем не слышали. Находясь за Великой Китайской стеной, построенной не только для того, чтобы не пускать внутрь ее варваров, но и чтобы не выпускать наружу цветок цивилизации, огромная империя занималась собственными делами и ничего не знала о молодом монгольском хане и его жалкой конфедерации в пустыне.

Темуджин оставался мелким вождем, потерявшимся в огромных просторах пустынь, он занимался своими жалкими делишками и походил на муравья. Китайцам больше было известно о сильных татарах, бившихся постоянно, но безуспешно о Великую стену.

— Их женщины приносят не по одному «щенку» в приплоде, — жаловался кое-кто из китайской знати. — И когда-нибудь нам придется иметь дело с силой, превосходящей нашу.

Но другие продолжали насмехаться:

— Варвары вооружены только луками. Эти татары — неуклюжие медведи, а наши всадники охраняют стены, а ворота стерегут лучшие воины в мире.

Таким образом цивилизация продолжала спать, а татары собирались подле великих стен или огромными отрядами грабили соседние страны. Время от времени элегантные и цивилизованные китайцы с неохотой высылали экспедиции, чтобы как-то призвать к порядку этих варваров, чтобы они не забывали, кто тут хозяин и повелитель.

Татары научились не обращать внимания на подобные вылазки, сражались каждый раз с новой силой и упорством. Наконец китайцы в порыве гнева решили, что следует покончить с их отрядами, чтобы презренные варвары поняли свое место в существующем порядке вещей.

История, многие тысячелетия зевавшая на мягком пыльном диване, встряхнулась и открыла глаза. И когда она огляделась, то в ушах ее зазвучал неприятный и угрожающий шум — протяжное бормотание варваров у ворот цивилизации. История вздохнула, потянулась и села, сдув пыль со страниц хрупкого манускрипта, и перечитала написанное в древние времена. Потом взяла в руки перо, обмакнула его в чернила и стала ждать…

— Это уже было — сказала она, и у нее захрустели старые, потерявшие упругость кости, потому что она слишком долго находилась без движения. — Какое имя у нынешнего монстра? — подумала История. — Откуда он появится? С запада, востока, севера или юга? Тысячи раз он поднимался и покорял мир, а в конце концов сам оказался покоренным. Он всегда возрождается, и старые легенды приходится переписывать.

История устало зевнула и подумала о том, настанет ли день, когда наконец с монстром расправятся навсегда и она вновь сможет погрузиться в вечный сон?

Среди тех, кто не смеялся над Темуджином, жалким грабителем степей и пустынь, был Тогрул-хан, имевший множество собственных лазутчиков.

— Люди совершают огромную ошибку, когда слышат, как кто-то хвастается, решив, что хвастун не сможет действовать, — сказал Тогрул-хан сыну Талифу. — Это — неправильно. Те, кто действует, всегда говорят. Я боюсь говорунов!

— Ты не переоцениваешь Темуджина? — спросил Талиф. — Признаюсь, я о нем часто вспоминаю. Но сейчас, как мне кажется, он сидит на своем месте — амбициозный мелкий хан из небольшого муравейника, окруженный огромными пространствами и пустынями. Пусть себе веселится среди подобных ему муравьев. Нам лучше задуматься о татарах.

Однако старый хан упрямо снова и снова вспоминал о Темуджине.

— История повторяется, — заметил он.

Талиф начал злиться.

— Если это так, то история должна воспевать татар.

Тогрул-хан помнил о Темуджине и никак не мог отвязаться от этих мыслей.

— Мне следовало его убить. Кто знает? Возможно, все меня благодарили бы за это убийство!

Талиф решил, что отец понемногу теряет разум. Зачем зря тратить время, думая о таком ничтожестве, как Темуджин? Он — букашка, не опасная для караитов. Одна армия караитов могла бы его разбить, и в Гоби от него не осталось бы следа. Да, действительно, отец сильно сдал. Он здорово изменился со дня смерти Азары, этой идиотки, которая занимала сердце отца!

Талиф радовался, когда его отец начал говорить о чем-то другом, а не о смерти своей любимицы Азары. Поэтому он завел беседу о татарах, представлявших реальную опасность. Их было слишком много, они угрожали миру в городах.