«Придет день, когда хан преклонит передо мной колена и поцелует землю у моих ног!»

Тогрул-хан ласково обратился к названому сыну.

— Темуджин, — произнес он нежнейшим голосом. — Ты ничего не понял. Среди нас, христиан, не существует различий между людьми, поэтому принц сравнивает себя с самым низким из его подданных. Человек — это есть человек пред Богом. Наш любимый епископ — брат Императора Цинь, но он считает себя ниже самого низкого раба, прислуживающего во дворце его брата. Великий военачальник иногда бывает ниже его самого низкого воина в глазах Бога. Тот, кто себя принижает, и есть возвышенный, полный доброты и других ценных качеств.

Темуджин не мог ему поверить, он в недоумении потряс головой, а потом громко с хохотом заявил:

— Это — сумасшествие! Наверно, я плохо расслышал твои слова!

Епископ наклонился к Темуджину и положил свою хрупкую руку на его колено.

— Позволь мне все тебе объяснить, сын мой. Я думаю, тебе понятно, кто такие христиане. Ты не знаешь этого? Значит, тебе известно, что на свете существуют христиане, но ты не знаешь, почему люди так называют себя? Я тебе объясню.

Много столетий назад… Да, двенадцать долгих столетий назад жил один небольшой народ, и среди этого народа родился Человек.

Он не был похож на остальных людей. Бог Его сделал Своим Посланцем любви, жалости и милосердия для всего мира. Он к нам пришел, понимая, что Ему предстоит, и Ему помогали Ангелы, знающие, кто Он такой и почему Он пришел на землю. Ему не очень долго удалось прожить на земле. Он был чуть старше тебя. Но за это короткое время Он возложил Крест Света на темное лицо земли, и все сильно переменилось, потому что Он отдал за нас Свою Кровь и искупил людской грех. Он освободил людей от страха смерти и вывел их из темной могилы незнания в свет Вечного Дня. Он нам сказал: «Вы — Мои братья, Мои дети, плоть Моей плоти и душа Моей души. Я ваш и вы — Мои. Я вам показал дорогу. Следуйте за Мной, и вы не умрете, даже если погибнет весь мир и звезды на небесах потухнут и будут забыты».

Темуджин слушал старца с открытым ртом. Чаша с вином в его руках осталась нетронутой, и вино по каплям выливалось из нее. Он сурово свел брови, и лицо его выражало недоверие.

Когда епископ закончил, Темуджин воскликнул:

— Этого не может быть! Если великий Дух появился на земле, тогда об этом знали бы все люди! И на земле установилась бы единая вера. Все радовались бы, и вокруг царил мир!

Епископ грустно покачал головой:

— Нет, Бог не пожелал так сделать. Иначе разрушилась бы воля каждого человека, с которой он был рожден. Каждый человек должен сам отыскать путь к Кресту Света, с трудом пробираясь через рытвины и темноту мира во время своего путешествия. Его будут направлять вера, любовь и надежда. Каждый должен сам пройти свой путь, и только так он сможет спасти свою душу.

Темуджин опять расхохотался:

— Нет, так не может быть! Только сумасшедшие могут поверить в эту историю! Ее нужно рассказывать ночью в темноте, потому что при свете дня ей никто не поверит. Ее опровергает существующий в мире порядок вещей.

— Нет, — прошептал епископ, глядя на варвара сияющими глазами, — дела обстоят как раз наоборот. Жестокость, существующая в мире, насилие, ненависть, смерть, агония, слепота, незнание и преступления, совершаемые людьми против себе подобных, — все погибает и опровергается рассказом о пришествии Бога.

Темуджин пробовал убедить себя, что слышит слова сумасшедшего, от этих слов земля зашаталась у него под ногами, его лицо стало странным и неузнаваемым.

— Это рассказ раба! — промолвил он вдруг.

— История раба, который был царем! — сказал епископ, склонив голову, и его голос задрожал.

Темуджин не мог отвести от него глаз. История раба, который был царем! Поведение епископа, его склоненная голова и смиренно сложенные руки, его сдержанность и нежность напоминали о самом низком рабе, но он вполне мог быть царем. В его венах текла кровь самых могущественных царей мира. Молодой монгол растерянно покачал головой.

Он опять начал громко протестовать:

— Если все люди станут верить этому, тогда на свете не останется царей, военачальников, правителей, не будет войн и покорений народов!

Епископ поднял голову и улыбнулся. Темуджину показалось, что комнату заполнил удивительный свет.

— Правильно, — тихо сказал старец. — В мире не останется этих вещей.

Темуджина сразу охватила необычная ярость.

— Твоя вера убивает в человеке силу! И тогда мир превратится в прибежище рабов! Она украдет у человека его самую большую радость — войну и славу! С лица мужчин исчезнет борода, и их голоса перестанут звучать мужественно. Мужчины начнут пахать землю, ткать и разрушат стены укрепленных городов! Разве сможет выжить смелость, радость и восторг в племени евнухов?

Епископ взглянул на собеседника и не смог отвести взгляд. Лицо у Темуджина пылало, оно было великолепным, полным силы и вызова. Вокруг него, казалось, вибрировал воздух, а стены отражали эхо его голоса. Все присутствующие любовались Темуджином, и Талиф ощутил беспомощность и бессилие собственных рук и ног, он вдруг ощутил, что куда-то подевалась его мужская сила — у него не осталось семени, чтобы плодить детей. Тогрул-хан захлебывался от ядовитой ненависти, он подумал: «Я уже давно старик. Будь проклят Темуджин и я вместе с ним!»

Епископ грустно продолжил свою речь:

— Сын мой, во что же ты веришь?

Темуджин презрительно захохотал и погрозил в воздухе сжатым кулаком:

— Я верю в себя и собственные поступки! Я верю в силу и насилие, во власть и в подчинение! В глупость людей, в их ненависть и их похоть. В их неспособность думать! Я считаю, что люди созданы для того, чтобы их покорил такой человек, как я. И чтобы они почувствовали восторг после того, как станут мне повиноваться, и обожали меня. Только сильный человек сможет вести за собой покорную толпу! Тот, кто метко разит мечом, достоин поклонения! Люди жаждут бога, и покоритель людей станет богом силы, а не тот человек, кто ходит вокруг и жалобно блеет, как новорожденный ягненок.

Епископ побледнел и осунулся, он с трудом проговорил:

— Ты не уважаешь людские души?

Темуджин прокричал:

— Какие еще души? Я уважаю только сильное тело с разящим мечом в руках и бесстрашием в сердце. А больше ничего нет в человеке.

— Что же ты хочешь, сын мой? — с болью спросил епископ.

Темуджин улыбнулся, и его улыбка была ужасной.

— Я хочу владеть миром!

Талиф, услышав эти слова, прикрыл рукой рот и тихо усмехнулся. Тогрул-хан вздохнул и склонил голову, как старый отец дерзких сыновей, с чьими словами он не согласен. Жена Талифа тоненьким голоском захихикала. Азара продолжала смотреть на Темуджина, и в ее глазах ясно читалось восхищение.

У епископа было грустное лицо, стало ясно, что он понимал этого грубого дикаря, и мысль о нем и его будущем пугала святого старца. Лицо у епископа было настолько белым, как бывает у человека, который наяву пригрезилось ужасное видение, и он ничего не мог с ним поделать. Епископ закрыл глаза, задрожал, а потом заговорил, по-прежнему не открывая глаз:

— Ты его получишь! У меня было видение, и после этого я молил Бога! Я спросил Бога: «Почему Ты позволил случиться подобному? Почему Ты так караешь Своих детей?» Мне предстала разоренная и опустошенная земля. Я видел, как рушились стены городов, а сами города были окутаны ревущим пламенем. Весь мир стонал от скорби, отчаяния и разрухи. Вокруг хозяйничали несметные черные орды. За передними ордами поспешали другие, и так продолжалось до бесконечности. Их кони несли за собой на крыльях смерть, а их мечи закалялись в огне. Орды шли с конца света, их готовили столетия, и им несть конца, пока последний человек не умрет в мучениях и никогда больше не поднимется! — Старец поднял умоляюще руки вверх и ужасным голосом воскликнул: — Господь Наш, зачем Ты это сделал с нами? Ты сотворил этих монстров из утробы Тьмы и выбросил их на беспомощную прекрасную землю! Почему Ты позволил им овладеть нашими сердцами?