Собор в Милане Чистилища вечерняя прохлада в твоих тенях суровых разлита, но сочетают окна все цвета нетленного Христова вертограда. И белый луч, от Голубя зажжен, сквозь все лучи и отблески цветные, как прежде в сердце бедное Марии, Архангелом в твой сумрак низведен. Его крыло белей и чище снега померкло здесь пред Розою небес, и перед Тем. Кто Альфа и Омега, возносится столпов воздушный лес. В страну, где нет печали, воздыханья, уводит непорочная тропа, и у органа молит подаянья погибших душ поникшая толпа. Флорентийский собор (Maria del Lilia) У ног твоих беснуются авто, толпа ревет: «Satan il destruttore!» Но ты молчишь, в твоем угрюмом взоре века не изменилося ничто. В тебе душа титана Бриарея, пред Агнцем кротко падшего во прах, среди врагов заложником старея, ты задремал по грудь в иных мирах. Разубранный снаружи прихотливо таишься ты, не тратя лишних слов, но яростны твоих колоколов немолчные приливы и отливы. Все предали, но свято ты хранишь синайских громов отчие раскаты, Архангела-гонца глагол крылатый, видений райских пламенную тишь… Уж шесть веков, как в нас померкла вера, блюди же правду дантовых терцин, на куполе — сверженье Люцифера, и над распятьем черный балдахин. Томва Di S. Domenico О Доминик, мертва твоя гробница, не слышен лай твоих святых собак; здесь складки мертвые, бесчувственные лица, здесь золото и мрамор, сон и мрак. В холодной мгле безумная Мария, как трепетная раненая лань, рвет на груди одежды голубые и на Отца, стеня, подъемлет длань. У ног ее окровавленный муж простерт, вкусив покой давно желанный, и давит сердце вздох благоуханный цветов увядших и бескрылых душ. В Ассизи I. Здесь он бродил, рыдая о Христе, здесь бродит он и ныне невидимкой; вокруг холмы, увлажненные дымкой, и деревянный крест на высоте. Здесь повстречался первый с ним прохожий, здесь с ним обнялся первый ученик. здесь он внимал впервые голос Божий и в небе крест пылающий возник. Железный змей, безумием влекомый, вдали бежал со свистом на закат, и стало так все радостно-знакомо, все сердцу говорило тайно: «Брат!» Здесь даже тот, кому чужда земля, кто отвергал объятия природы, благословит и ласковые всходы и склоны гор на мирные поля. О Божий Град! То не ограда ль Рая возносится на раменах холма? Не дети ли и Ангелы, играя, из кубиков сложили те дома? И как же здесь не верить Доброй Вести и не принять земную нищету? О, только здесь не молкнет гимн Невесте и Роза обручается Кресту. Прими ж нас всех равно, Христова нива! К тебе равно сошлися в должный срок от стран полудня кроткая олива и от земель славянских василек! II. Вот голуби и дети у фонтана вновь ангельскою тешатся игрой, вот дрогнул звон от Santa Damiana, ладов знакомых позабытый строй! Все строже, все торжественней удары, песнь Ангелов по-прежнему тиха, — Придите все упасть пред гробом Клары, пред розою, не ведавшей греха! И верится, вот этою дорогой, неся Любви святую мудрость в дар, придут, смиреньем славословя Бога, Каспар и Мельхиор и Балтазар! И возвратятся, завтра ж возвратятся забытые, святые времена, концы вселенной радостно вместятся в тот городок, где Рая тишина! Лишь здесь поймет погибший человек, что из греха и для греха он зачат, и Сатана вдруг вспомнит первый век, пред Бедняком смирится и заплачет. — Pieta, Signore! — … дрогнули сердца… Какой упрек! Весь мир святей и тише, и ближе до Небесного Отца, чем до звезды, до черепичной крыши! О мертвецах, почивших во гробу, о всех врагах, мне сердце изъязвивших, о братьях всех любимых и любивших я возношу покорную мольбу. Сон («Я его ждал, так пламенно, так долго…»)
Я его ждал, так пламенно, так долго. вот исполнился должный срок, сегодня днем, на улице самой людной, подошел Он ко мне тих и строг. Он не был в одежде жреца или мага, в руках — старый зонт, на голове — котелок, Лишь в глазах роились молнии да слезы, и лик был исчерчен вдоль и поперек. Я молчал и ждал, все было в Нем знакомо, я молчал и ждал, что скажет мне Гонец, Он взглянул так просто и промолвил: — Я пришел, потому что близок конец! На Него посмотрел я с ясною улыбкой (вкруг меня шумели, и толпа росла), я Ему указал рукой на Мадонну, что несла нам Сына тиха и светла. |