Святой Луиджи (Св. Людовиг Гонзагский) Я был, как дева, робок и стыдлив, меня бежал лукавый Искуситель, бесплодно злую мудрость расточив. Но не Тебе, Христос и мои Спаситель, я в жертву сердце бедное принес, уйдя из детской в строгую обитель. Святая Дева дев и Роза роз, я отдал все Тебе Одной, Мария, без размышлений, колебаний, слез! Я был еще дитя, когда впервые с улыбкой благосклонной надо мной склонила Ты свои черты святые, и, молодость отдав Тебе Одной, я принял целомудрия обеты с благоговейно-строгой тишиной! Вот детские, как сон, мелькнули леты, и вот зарделись юности цветы, но я хранил высокие запреты, средь золота придворной суеты и посреди тончайших обольщений. Как мать, мне грустно улыбалась Ты, живую благодать благоволений мне в душу источая каждый миг… Так в юности не знал я искушений. моим щитом был Девы светлый лик. Как мать, Ты наставленья мне шептала, я, как дитя. к твоей груди приник, и ревность с каждым часом возрастала… Толпою дам придворных окружен, ни разу я, как строгого забрала, ресниц не поднял на прелестных жен, страшась прочесть в их взорах знаки Ада, к Тебе святою ревностью сожжен. Так с ранних лет священная ограда замкнула сердце, чуждое тревог, и взоры упокоила лампада. Я был во всем покорен, тих и строг, я плоть, бичуя, изнурял сурово, страшась вкусить плода, сорвать цветок благоухающий иль молвить слово. Я все забыл, друзей, отца и мать, их взгляды встретить было б взглядам ново, их имена не смел бы я назвать; так каждый миг незримым внемля хорам, я брел один, не смея глаз поднять, по сумрачным и строгим коридорам. и годы расточались, словно дым, но Ты повсюду с нежно-строгим взором, окружена сияньем золотым!.. Мать приняла сыновние моленья, и в небо отошел я молодым. Я шлю с небес свои благословенья вам, девушки моей родной земли, в Раю мне внятней ваши песнопенья, мне ваши слезы здесь видней, вдали! О верьте: взор святого прочитает всю груду писем, брошенных в пыли; когда собор поет и зацветает, и в каждом сердце снова дышит май; мой взор простая надпись умиляет: «Заступнику, святому Луиджи, в Рай!» Видение Сердца Иисусова Блаженной Маргарите Алаквийской
Ослеплена сияньем нестерпимым, я прошептала робкие слова, пред Женихом единственно любимым, от ужаса и счастья нежива: «Господь, умерь твоих лучей потоки, не сжегшие моих очей едва!.. Как лезвие меча, они жестоки, иль дай невесте ангельскую плоть!..» Но замерли безумные упреки, иные очи мне отверз Господь, свевая с вежд моих туман печальный, Он дал мне ужас света побороть. Диск солнечный мерцал свечой венчальной; все пламенным венцом окружено, сияло Сердце, как сосуд хрустальный, прозрачней, чем священное вино; кровавая на нем зияла рана, увито было тернием оно, но, как светило блещет из тумана над Ним, приосенив святую кровь. Креста пылала вечная Hosanna. И стал мне внятен глас: «Не прекословь!.. Прими свои последние стигматы, да будет миру явлена любовь невестою с Распятым сораспятой, стань ученицей Сердца Моего, и станешь вновь рожденной и Веаt'ой!.. Святой любви свершится торжество: погаснет Солнце, мы пребудем вместе… Лия лучи блаженства своего, Святой Жених грядет к своей невесте!..» Упала я пред Ним без сил вздохнуть и, плача, улыбалась доброй вести, и вдруг лучи мою рассекли грудь, и сердцу моему так сладко было к сосуду Сердца Божьего прильнуть, и нас одно сиянье окружило. Видения святой Терезы I. Четыре дня томительного сна, четыре дня предчувствий беспокойных, и, наконец, душа отрешена. Вот развернул извивы звений стройных торжественно-рыдающий хорал взываний и молитв заупокойных. Он близился, он грустно замирал, и было мне, почившей так прекрасно, следить, как в сердце пламень догорал, и улыбаться странно-безучастно, смотря, как к золотому гробу мать и две сестры в слезах прильнули страстно. Легла на сердце строгая печать, им был восторг мои тайный непонятен, не смела я их слезы понимать. Вдруг тихий зов сквозь сон стал сердцу внятен, и взор скорбящий в душу мне проник, и вспыхнули огни кровавых пятен, меня назвал Он трижды и поник, а я, ответ замедлив свой, не знала, то был ли голос Агнца, иль в тот миг моя ж душа меня именовала; но я была безгласна как дитя, на милосердье Агнца уповала. Он улыбнулся, содрогнулась я,— а там, внизу, из брошенного тела, скользнув по гробу, выползла змея, клубясь, свивала звенья и свистела и горстью мертвой пепла стала вдруг, и вот я к Жениху простерла смело огни моих крестообразных рук, и дивные предстали мне виденья среди моих неизреченных мук: был искус первый — искус нисхожденья, душа была низвергнута во Ад, вокруг, стеня, толпились привиденья, и в той стране, где нет пути назад, черты родные всех, что сердцу святы, я встретила и отвратила взгляд. Была дыханьем огненным объята я у разверстой пасти Сатаны, заскрежетал он, словно мавр проклятый, но вождь незримый с правой стороны со мною шел, мне в сердце проливая целительную влагу тишины. За Женихом я шла, не уставая. и невредима посреди огней свершала путь, молясь и уповая, сквозь все ряды мятущихся теней по лестнице великой очищенья и через седмь священных ступеней. И каждый миг чрез новые мученья меня влекла незримая рука, изнемогая в муках восхожденья, |
