II. От сна пробудившись, стыдливо краснея, Аврора пред дерзким раскрыла врата, пред ним озарился Восток, пламенея, пред ним голубая стезя отперта! Вот вспыхнули, дрогнув, и ось колесницы, и дышло, и обод колес золотой, как свет из лучей, серебристые спицы мерцают, взбегают одна за другой. Раскрыты бесшумно пурпурные сени, где свежего утра сиянье зажглось, сливаясь, лишь дрогнули черные тени, с росистым дыханием роз. Из врат растворенных, как тонкие стрелы, лучи побежали в простор голубой, где дремлет, как море, эфир онемелый, где меркнет, сбегая, звезда за звездой! Люцифер, зарей побежденный, мерцая, последним уходит со стражи своей… Тускнеют рога у Луны, угасая… Но Горы спешат, запрягая коней! Крылатые кони наполнили ржаньем и двор, и чертог, из горячих ноздрей огонь изрыгают, рвут узды с бряцаньем и рвутся в дорогу… Скорее, скорей!.. С улыбкою детской, решимостью взора, играя бичом, уж стоит Фаэтон; и смотрит, сквозь слезы, бледнея. Аврора на радость того, кто сгореть осужден. Натянуты вожжи… Вот ось задрожала, все скрылось, вокруг необъятен простор… Далеко, далеко Заря заблистала, и кони во весь понеслися опор. III. Все, что дремало в объятиях лени, вдруг пробудилось от блеска огней, молча, пред ним расступаются тени, сзади колышутся складки теней… Где-то отца прозвучало рыданье… мчатся Флегонт. Пироэнт и Эой, страшно Этона крылатого ржанье, мчится, гудя, колесница стрелой. Грудью дробя, попирая ногами, встречные режут они облака… вот, как драконы, взметнули крылами, иль колесница легка?!. Страшно качанье судна без нагрузки, черпает воду судно, накренясь, нет им опоры, а вожжи им узки; рвутся крылатые звери, ярясь. IV. Словно чуя гул погони, все быстрей несутся кони, жгут, грызут и рвут узду, мечут искры на ходу… Все безумней бег упорный, путь давно оставлен торный, сам бесстрашный Фаэтон потрясен и изумлен. Вдруг он вожжи прочь кидает и вокруг, со всех сторон смерть безумцу угрожает!.. . . . . . . . . . . . . . . . Топот, гул, и блеск, и жар колесницы раскаленной… тщетно с криками Тритоны ищут моря… Море — пар! Там, где, вечно коченея, полюс в кольцах сжал Дракон, мчится, в стужу искры сея, онемевший Фаэтон. И, впервые с миросозданья вихрем огненным одет, Змей проснулся от блистанья, коням тянется вослед… Кони в ужасе несутся прочь, взрывая облака, и, как нити, вожжи рвутся о крылатые бока. И раскинулись широко вкруг воздушные поля, манят взор, пленяют око… глянул вниз, под ним далеко, где-то там… Земля. V. И бледнеет чело, и дышать тяжело, и от страха колена дрожат… Сердце стынет в груди… Нет пути впереди и нельзя возвратиться назад! Он несется в мирах, где лишь сумрак да страх, где чуть видно мерцает Восток, бросит взгляд на Закат, и уныньем объят: до Заката ему путь далек!.. Как удержишь коней, коли нет и вожжей, коли их имена позабыл?.. А кругом много чудищ и лютых зверей отблеск молний и гул разбудил!.. И дрожит Фаэтон… Перед ним Скорпион. изогнутый ужасной дугой, метит зубья клешней за спинами коней, хвост гигантский крутя пред собой… Двух созвездий касаются лапы его, черным ядом он весь напоен… И дрожит Фаэтон, и беспомощный стон вылетает, дрожа, у него. И от страха бледна, в изумленья Луна видит бег неудержных коней и не может понять, почему же бежать им приходится ниже, чем ей… VI. Едва он бросил взор с небесного эфира, он видит все: внизу, дымясь, горит земля… Где сердцу милая всегда картина мира, узоры рек, леса, вершины и поля?!. Как гол, как черен мир!.. Везде, утратив соки, деревья высохли, осыпав всю листву; не блещет лик озер, и не гремят потоки, и негде преклонить печальную главу!.. Здесь гибнут города… Там целые народы на пепелище рвут в безумьи волоса, и нет границ огня губительной свободы, пылают на горах, как кудри их, леса; пылают Тавр и Тмол… Пылают Ида, Эта, где не журчат уже целебные ключи, пылают Геликон и Гэм, и вихри света так ослепительны, так дерзко-горячи!.. Вот льды растаяли на девственных вершинах, лишились савана из голубых снегов и Отрий, и Родоп, и Эрике, и в долинах, шипя, бегут ручьи, чтоб стать столбом паров. Вот облаков гряды растаяли, дымяся, огонь везде, Земля горит со всех сторон; пылает сам Олимп! И в страхе, ниц склоняся, от зноя страшного сгорает Фаэтон… Вокруг, как будто печь пылает и дымится, вокруг и пепл, и гарь, и вихри искр, и дым, и раскаленная грохочет колесница, как метеор страшна, и вся гудит под ним!.. Вот он перелетел на ней предел Европы. Пылает Либия… Он все сжигает вмиг, и стали черными под зноем эфиопы, и страшной маскою застыл спаленный лик. Земля растрескалась, от жара пламенея, и в Тартар свет проник от этих трещин вдруг, и преисподней Царь, от ужаса немея, в бессильной ярости бросает взор вокруг. И даже Океан, клубяся, убывает, где шумный вал играл, теперь гора встает, дельфин, средь светлых струй сгибаясь, не играет, здесь — черепахи, там — тюленя труп плывет. И тщетно сам Нептун разгневанный из моря трикраты вилами сбирается грозить, тот жар невыносим, и, с ним напрасно споря, он опаленный лик спешит на дно укрыть… Тогда Земля свой лик печальный поднимает, прикрыв чело рукой, с молитвой на устах она Отца богов и смертных заклинает, чтоб вопли скорби Он услышал в небесах. — Да Вечный прекратит безумство разрушенья и укротит хаос и мировой пожар! Безумца дерзкого да кончатся мученья, да молнию Олимп ему низвергнет в дар! |
