Конец 1860-х — начало 1870-х годов? 282 Почтенный Оливье, побрив меня, сказал: Почтенный Оливье, побрив меня, сказал: "Мне жаль моих французов бедных В министры им меня Господь послал И Трубникова дал наместо труб победных". 283. В. А. ЖЕДРИНСКОМУ С тобой размеры изучая, Я думал, каждому из нас Судьба назначена иная: Ты ярко блещешь, я угас. Твои за жизнь напрасны страхи, Пускайся крепче и бодрей, То развернись, как амфибрахий, То вдруг сожмися, как хорей. Мои же дни темны и тихи. В своей застрявши скорлупе, И я плетуся, как пиррихий, К чужой примазавшись стопе. 284. КАРЛСБАДСКАЯ МОЛИТВА О Боже! Ты, который зришь Нас, прихожан сей церкви светской, Молитву русскую услышь, Хотя и в стороне немецкой! Молитва будет та тепла, Молю тебя не о Синоде… Молю, чтоб главный бич в природе — Холера — далее ушла. Молю, чтоб судьи мировые, Забыв обычаи былые И на свидетеля не злясь За то, что граф он или князь, Свой суд по совести творили… Чтоб даже, спрятав лишний гром, И генерала не казнили За то, что чин такой на нем. Чтоб семинарий нигилисты И канцелярий коммунисты — Маратов модная семья — Скорее дождались отставки, Чтоб на Руси Феликса Пья Напоминали разве пьявки… Чтобы журнальный Оффенбах, Катков — столь чтимый всей Москвою, Забывши к немцам прежний страх, Не трепетал пред колбасою! Чтобы в течение зимы, Пленясь победою германской, В солдаты не попали мы По силе грамоты дворянской… К пенатам возвратясь своим, Чтоб каждый был здоров и статен И чтоб отечественный дым Нам был действительно приятен. 288. ПРОПОВЕДНИКУ По всевышней воле Бога Был твой спич довольно пуст. Говорил хотя ты много, Всё же ты не Златоуст. 291. СПОР Как-то раз пред сонмом важным Всех Богемских гор Был со Шпруделем отважным У Мюльбрунна спор. "Не пройдет, смотри, и века, — Говорит Мюльбрунн, — Как нам всем от человека Будет карачун. Богатея год от году Нашим же добром, Немец вылижет всю воду Пополам с жидом. Уж и так к нам страху мало Чувствует народ: Где орел парил, бывало, Нынче динстман прет! Где кипел ты, так прекрасен, Сядет спекулянт, Берегися: ох опасен Этот фатерланд". — "Ну, бояться я не буду, — Шпрудель отвечал. — Посмотри, как разом всюду Немец измельчал. Из билетов лотерейных Сшив себе колпак, В пререканиях семейных Дремлет австрияк. Юн летами, сердцем старец, Важен и блудлив, Сном глубоким спит баварец, Вагнера забыв. Есть одно у немцев имя, Имя то — Берлин, — Надо всеми он над ними Полный господин; Но и там в чаду канкана Бранный клич затих… Лавры Вёрта и Седана Усыпляют их. Пруссаку, хоть он всесилен, Дальше не пойти: Может ведь durch Gottes willen [12] Всё произойти… А кругом, пылая мщеньем И казной легки, Бродят вечным привиденьем Прежние князьки; Остальные боязливо Спят, покой ценя… Нет, не немцу с кружкой пива Покорить меня!" — "Не хвались еще заране, — Возразил Мюльбрунн, — Там, на севере, в тумане… Посмотри, хвастун!" Тайно вестию печальной Шпрудель был смущен И, плеснув, на север дальний Взоры кинул он. И тогда в недоуменье Смотрит, полный дум, Видит странное движенье, Слышит звон и шум: От Саратова от града По чугунке в ряд Вплоть до самого Карлсбада Поезда летят. Устраняя все препоны, Быстры, как стрела, Стройно катятся вагоны, Коим нет числа. В каждом по два адъютанта, Флаги и шатры, Для служанок "Элефанта" Ценные дары. Маркитантки, офицеры Сели по чинам, Разных наций кавалеры, Губернатор сам. И, зубря устав военный, Зазубрив мечи, Из Зубриловки почтенной Едут усачи… И, испытанный трудами Жизни кочевой, Их ведет, грозя очами, Генерал седой… И, томим зловещей думой, Полный черных снов, Шпрудель стал считать угрюмо — И не счел врагов. "Может быть, свершится чудо, Стану высыхать… — Прошептал он. — А покуда Дам себя я знать!" И, кипя в налитой кружке, Грозен и велик, Он ганноверской старушке Обварил язык. |
