256. ПАРОДИЯ Пьяные уланы Пьяные уланы Спят перед столом, Мягкие диваны Залиты вином. Лишь не спит влюбленный, Погружен в мечты, — Подожди немного, Захрапишь и ты. 257. ПАРОДИЯ И странно, и дико, и целый мне век не понять И странно, и дико, и целый мне век не понять Тех толстых уродливых книжек: Ну как журналистам, по правде, не грех разругать "Отрывки моих поэтических вспышек"? Уж я ль не трудился! Пудовые оды писал, Элегии, драмы, романы, Сонеты, баллады, эклоги, "Весне" мадригал, В гекзаметры даже облек "Еруслана" Для славы одной! (Ну, конечно, и денежки брал — Без них и поэтам ведь жутко!) И всё понапрасну!.. Теперь только я распознал, Что жизнь — препустая и глупая шутка! 259. ИЗ БАЙРОНА Пародия Пускай свой путь земной пройду я Людьми не понят, не любим, — Но час настанет: не тоскуя, Я труп безгласный брошу им! И пусть могилы одинокой Никто слезой не оросит — Мне всё равно! Заснув глубоко, Душа не узрит мрамор плит. 260. ПРИЕЗД Пародия Осенний дождь волною грязной Так и мочил, Когда к клячонке безобразной Я подходил. Смотрели грустно так и лужи, И улиц тьма, И как-то сжалися от стужи Кругом дома. И ванька мой к квартире дальной Едва плелся, И, шапку сняв, глядел печально, На чай прося. 262 Видок печальный, дух изгнанья, Видок печальный, дух изгнанья, Коптел над "Северной пчелой", И лучших дней воспоминанья Пред ним теснилися толпой, Когда он слыл в всеобщем мненье Учеником Карамзина И в том не ведала сомненья Его блаженная душа. Теперь же ученик унылый Унижен до рабов его, И много, много… и всего Припомнить не имел он силы. В литературе он блуждал Давно без цели и приюта; Вослед за годом год бежал, Как за минутою минута, Однообразной чередой. Ничтожной властвуя "Пчелой", Он клеветал без наслажденья, Нигде искусству своему Он не встречал сопротивленья — И врать наскучило ему. И непротертыми глазами На "Сын Отечества" взирал, Масальский прозой и стихами Пред ним, как жемчугом, блистал. А Кукольник, палач банкротов, С пивною кружкою в руке, Ревел — а хищный Брант и Зотов, За ним следя невдалеке, Его с почтеньем поддержали. И Феба пьяные сыны Среди пустынной тишины Его в харчевню провожали. И дик, и грязен был журнал, Как переполненный подвал… Но мой Фиглярин облил супом Творенья друга своего, И на челе его преглупом Не отразилось ничего. И вот пред ним иные мненья В иных обертках зацвели: То "Библиотеку для чтенья" Ему от Греча принесли. Счастливейший журнал земли! Какие дивные рассказы Брамбеус по свету пустил И в "Библиотеку" вклеил. Стихи блестящи, как алмазы, И не рецензию, а брань Глаголет всякая гортань. Но, кроме зависти холодной, Журнала блеск не возбудил В душе Фиглярина бесплодной Ни новых чувств, ни новых сил. Всего, что пред собой он видел, Боялся он, всё ненавидел. |
