Один из примеров — стихотворение "Ниобея":
Вы, боги, всесильны над нашей судьбой,
Бороться не можем мы с вами;
Вы нас побиваете камнем, стрелой,
Болезнями или громами…
Но если в беде, в униженье тупом
Мы силу души сохранили,
Но если мы, павши, проклятья вам шлем, —
Ужель вы тогда победили?
На этой стадии развития сюжет стихотворения можно определить как трагический стоицизм героини перед лицом роковой силы (вспомним "Два голоса" Ф. И. Тютчева). Психологическая убедительность в дальнейшей разработке сюжета достигается именно потому, что Апухтин показывает не только, говоря словами Аполлона Григорьева, "непреклонное величие борьбы" героини, и после гибели семи сыновей не склонившейся перед богиней, но и ее слабость, страх, отчаянье, безмерное страдание, вынести которое — не в силах человека: беспощадная Латона погубила и дочерей Ниобеи:
Стоит Ниобея безмолвна, бледна,
Текут ее слезы ручьями…
И чудо! Глядят: каменеет она
С поднятыми к небу руками.
Одно из самых известных произведений Апухтина — "Сумасшедший". В русской литературе (от Пушкина до Чехова) сумасшествие героя мотивировалось по-разному — чаще всего столкновением с роковыми силами или социальными причинами. У Апухтина объяснение переводится в психологическую, точнее натуралистическую плоскость: виноват не рок, не жестокая жизнь, а дурная наследственность. {См. об этом: Громов П. А. Блок. Его предшественники и современники. М.; Л., 1966. С. 47.}
Но все-таки… за что? В чем наше преступленье?
Что дед мой болен был, что болен был отец,
Что этим призраком меня пугали с детства, —
Так что ж из этого? Я мог же, наконец.
Не получить проклятого наследства!..
Страдание в художественном мире Апухтина — это знак живой жизни. Насыщенное страстями существование ("Кто так устроил, что страсти могучи?") обрекает человека на страдание. Но отсутствие страстей и, следовательно, страдания — признак омертвелой, механистичной жизни.
Бьются ровно наши груди,
Одиноки вечера…
Что за небо, что за люди,
Что за скучная пора!?
("Глянь, как тускло и бесплодно…")
В описании цепенеющей, исчерпавшей себя жизни появляется у Апухтина образ "живого мертвеца". Он встречался в русской поэзии и ранее. Но показательным оказывается не совпадение, а отличие в толковании образа. Так, если у Полежаева "живой мертвец" — герой, "проклятый небом раздраженным", который противостоит всему земному демоническою силой, то у Апухтина — это человек, утративший земные чувства: способность любить и страдать.
И опять побреду я живым мертвецом…
Я не знаю, что правдою будет, что сном!
Что в поэтическом мире Апухтина противостоит, что может противостоять жестокости жизни, в которой человек обречен на "сомненья, измены, страданья"? Прежде всего — память. Пожалуй, можно говорить об особом типе апухтинских элегий — элегии-воспоминании ("О Боже, как хорош прохладный вечер лета…", "Над связкой писем", "Прости меня, прости!", "Когда в душе мятежной…") У апухтинского лирического героя главное в жизни — счастье, радость, взаимная любовь — обычно в прошлом. Наиболее дорого, близко то, что уже ушло, что отодвинуто временем. Событие или переживание, став прошлым, отделенное временной дистанцией, становится герою Апухтина понятнее и дороже. Так, лирический герой стихотворения "Гремела музыка…", только оказавшись вдали от "нее", оглянувшись, так сказать, на их встречу, которая уже в прошлом, понял (как господин NN, герой тургеневской "Аси") главное:
О, тут я понял всё, я полюбил глубоко,
Я говорить хотел, но ты была далеко…
Герой Апухтина очень чувствителен к грузу времени: "Я не год пережил, а десятки годов" ("На Новый год"). Но память не подвластна времени, и искусство в этом — ее главный союзник. Об этом прямо сказано в стихотворении "К поэзии":
Нам припомнятся юные годы,
И пиры золотой старины,
И мечты бескорыстной свободы,
И любви задушевные сны.
Пой с могучей, неслыханной силой,
Воскреси, воскреси еще раз
Всё, что было нам свято и мило,
Всё, чем жизнь улыбалась для нас!
Одна из главных претензий Апухтина к современной жизни — он судит ее, как правило, не в социальном, а нравственном плане, — в ней недооценивается или даже опошляется высокое искусство. Пример тому — оперетта "Маленький Фауст", в которой гетевская героиня оказывалась кокоткой:
Наш век таков. — Ему и дела нет.
Что тысячи людей рыдали над тобою,
Что некогда твоею красотою
Был целый край утешен и согрет.
Но и надежды на нравственное возрождение связаны с искусством. Наибольшей силой воздействия из всех видов искусства обладает театр. Об этом — стихотворение "Памяти Мартынова". Искусство великого артиста способно было разбудить души, как говорил Гоголь, "задавленные корой своей земности". {Письмо к Г. И. Высоцкому от 26 июня 1827 г. // Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. [Л.], 1940. Т. 10. С. 98.}
Все зрители твои: и воин, грудью смелой
Творивший чудеса на скачках и бегах,
И толстый бюрократ с душою очерствелой
В интригах мелких и чинах,
И отрок, и старик… и даже наши дамы,
Так равнодушные к отчизне и к тебе,
Так любящие визг французской модной драмы,
Так нагло льстящие себе, —
Все поняли они, как тяжко и обидно
Страдает человек в родимом их краю,
И каждому из них вдруг сделалось так стыдно
За жизнь счастливую свою!
Но современный человек так погружен в суетные интересы дня, что даже великое искусство может возродить его душу лишь на "миг один":
Конечно, завтра же, по-прежнему бездушны,
Начнут они давить всех близких и чужих.
Но хоть на миг один ты, гению послушный,
Нашел остатки сердца в них!