" В напевах струн и труб есть радостные тайны, " В напевах струн и труб есть радостные тайны, Люблю в ночном лесу я рога зов случайный, Люблю орган: он — гром и лира, ночь и блеск, Он — дрожь и бронза, он — волны безмерной всплеск, Он — горн гармонии, встающей в туче черной; Люблю я контрабас, что плачется упорно; И, под трепещущим смычком, люблю душой Я скрипку страшную: в себя вместив гобой, Шум леса, аквилон, лет мушки, систр, фанфары, Льет полусвет ее мучительные чары… " За далью снова даль. В движенье вечном гений, " За далью снова даль. В движенье вечном гений, И, как всегда, живет искусство в обновленье. Чтоб вечно создавать, свет зажигать в сердцах, Наследье ценное досталось нам в веках. Великие умы ведут нас на вершины. Хоть строим крепко мы законы и плотины, Все ж гений заслонит усилий наших плод И свежей порослью прекрасно расцветет! Не в силах задержать ничто его разбега. Дал Рим он после Фив, собор — после ковчега И создал Колизей, пройдя чрез Парфенон. Гомера нет давно, но он звездой зажжен. Рожденье Франции дал Рим, владыка мира. Затем был век Рабле, Сервантеса, Шекспира. Величье их умов — безмерный океан. Колосс внушает страх гигантам прежних стран. Пред Дантом пал Амос, одним суровым видом Страх Микеланджело внушает пирамидам. От Феба Греции до сфинксов и гробниц Искусство древних дней пред новым пало ниц. " Гомер под тяжестью судьбы угас для мира. " Гомер под тяжестью судьбы угас для мира. Вергилий: «Счастье тем, кто зрит конец!» Шекспира Стон слышен: «Быть или не быть — вот в чем вопрос!» Эсхил, который стих как высший долг вознес, И Пиндар, чье чело венчает лавром ода, Давид и Стесихор, стих мерный Гесиода — Шумят, как темный лес, окутанный в туман. Исайя, Соломон, Амос и Иоанн… Ладони их легли на библии страницы, Как страшный ураган, как мрак, что вслед клубится. Грозой восхищен Дант, туманом — Оссиан… Трепещет ум людской, как в бурю океан, Когда грозою струн в ночных просторах мира С их вещим голосом сливает рокот лира. " Грусть искупленья, рок, завязанный узлом, " Грусть искупленья, рок, завязанный узлом, Боль, гнусный мир вещей и плоти тяжкий ком — Вот у кого в плену дух вольный человека Там, за решеткою, поставленной от века. Но только возглас: «Мир!» раздастся с высоты, С небес, которые прозрачны и чисты, Как плоть, несущая возмездья груз суровый, Гнет кары и греха, материи оковы, Печаль и боль души, — вдруг начинает петь И трогает во тьме, где вновь заре гореть, Перед отдушиной — окном в просторы мира — Решетки полосы, как струны грозной лиры. " Лишь электричество тряхнет земли основы, "
Лишь электричество тряхнет земли основы, Связав Европы мрак с Америкой суровой Летящей искрой в тьме ночной, Как человечество под гнетом исполинской Тоски испустит стон, и чревом материнским Весь содрогнется шар земной. О, тени бледные людей, скользящих в страхе, Орел Поэзии в могучем крыл размахе Бурь не боится роковых, И по душе ему все схватки, катастрофы; Лавиной рушит он разгневанные строфы С гор Революции крутых. Он Гусов выкормил, им выращены Данты. Когда ревут моря, летят смерчи-гиганты, Парит он в высях, невредим, Там, под собой, земли не слыша содроганий, И клювом щиплет мох и вьет гнездо в тумане Над Этны кратером пустым. В когтях он ураган зажал — и тот смирится. Дух человечества, он только ввысь стремится В изломах молний и в громах, И два его крыла простерты в грозном свете: То Год Бастилии и Девяносто Третий В безмерность бросили размах. " Стыд лжефилософам, поэтам, чьи усилья " Стыд лжефилософам, поэтам, чьи усилья Ни мысли, ни души не вкладывают в крылья! Прочь от меня, софист! Что для него Платон, Коль не понять ему, чем доблестен Катон? Прочь, те, что идольской полны к стране любовью И предают ее слепому суесловью, А коль грозит беда, то, забывая честь, Не могут всем благам изгнанье предпочесть! Прочь от меня, трибун, зовущий за собою И любящий лишь жизнь презренною душою! Прочь, ритор, что твердит: «О, род людской! Прогресс! Грядущее!» — и свой нести не хочет крест! Рим можно им на миг прельстить или Афины И Спарту обмануть. Но Честность дней старинных, Что славою борцов, все вынесших, дарит, Рычаньем встретит их и тотчас пригвоздит В конторе у себя их мнений список лживый, А время-весовщик, плательщик справедливый, Что говорит одним: «Приму!», другим же «Нет!», Отбросит их, как горсть подделанных монет. БОЛЬШОМУ АРТИСТУ Великих гениев глашатай вдохновенный, Ты нас ведешь вперед дорогой сокровенной Туда, где дух парит, где ясны небеса И над мятущейся, шумливою толпою Звенят трубою Их голоса! Макбет иль Прометей, Орест или Отелло — Эсхила сочетал с Шекспиром ты умело. Ты в адских глубинах те образы найдешь. Великие творцы в страданьях и в печали Им души дали, Ты плоть даешь! Смотри богам в лицо! Стремись по ним равняться. Их мысли, их дела не по плечу паяцам; Но ты их воплоти, как маг, как чародей, Стань богом, стань орлом с блестящим опереньем, Стань отраженьем Больших идей! Ты череп Йорика достанешь из могилы, И с Калибаном ты проникнешь в край унылый; Все у тебя в руках — и злоба и добро; Будь принцем, и слугой, и палачом проклятым; И Карлом Пятым, И Фигаро! Твори, изобретай. Ты должен перед светом Снять урожай идей, посеянных поэтом, Ты должен покорить в пленительной борьбе Те страсти гордые, что головы нам кружат. Пусть верно служат Они тебе! Трепещущая речь, в порыве и в тревоге, Еще не входит в мир, она лишь на пороге. Ты образ вылепи из стихотворных строф — И пусть он ринется в неизъяснимой дрожи, Как ангел божий, На рать бесов. Жрецы бессмертных муз, несите вдохновенье Тем, кто глядит на вас с улыбкой снисхожденья, И услаждайте тех, кто даже глуп и сух. Чем больше тратите, тем больше обретете. Над миром плоти Нетленен дух! |
