На берегу сошлись и бьются. Страшен бой!

Уж трупы их коней чернеют под горой.

На островке они средь бурной, быстрой Роны,

Что мимо катит вал холодный и зеленый…

И, пенясь, на траву выносит мокрый ил.

Не столь бы страшен был архангел Михаил

В сраженье яростном, поднявший меч на Феба.

Когда был начат бой, еще темнело небо.

Но кто баронов тех вчера бы видеть мог,

Пока тяжелый шлем на их чело не лег,

Увидел бы пажей, как девушки кудрявых,

Встречавших милые семейные забавы

Улыбкой радостной. Теперь взгляни на них,

На исступленный бой двух призраков ночных,

В которых сатана дух для борьбы влагает.

В глазницах их огонь зловещий полыхает.

Удары всё сильней. Бой словно гром гремит,

И лодочников страх невольный леденит,

И в лес они бегут, в душе творя молитву,

И только издали глядят на эту битву —

Затем что из юнцов, вступивших в смертный бой,

Один был Оливьер, Роландом был другой.

Они, скрестив мечи, томимы черной злобой,

И слова одного не вымолвили оба.

Вот юный Оливьер, граф; Вьенны сюзерен

Его отец — Жерар, и дед его — Гарен.

Для боя поутру одел его родитель:

Изваян на щите Вакх, дивный победитель

Норманнов, и Руан, весь ужасом объят.

Вакх улыбается, его два тигра мчат,

И гонит бог вина всех, кто привержен сидру.

Своими крыльями шлем увенчала гидра.

Сей панцирь надевал царь Соломон не раз.

Сияет длинный меч, как Люциферов глаз.

В тот незабвенный час, когда родные стены

Граф юный покидал, архиепископ Вьенны

Благословил его, стремящегося вдаль.

Роланд в железе весь, с ним верный Дюрандаль.

Вплотную борются; их глухо бормотанье;

Росою на металл ложится их дыханье;

Стоят нога к ноге. Гром битвы у реки

Даль грозно сотрясал. Уже летят куски

То шишаков, то лат, скрываясь под волною

Или в густой траве. Широкою струею

Кровь с головы течет, их замутняя взор.

Ужаснейший удар Роланд нанес в упор,

Меч вырвал у врага и отрубил забрало;

И гибель в этот миг пред юношей предстала.

Он вспомнил об отце, в душе призвал творца.

И Дюрандаль блеснул у самого лица,

В руке Роландовой взнесенный. О, спаситель!

«Брат матери моей, французов повелитель,

Я званья своего достоин должен быть,

Я ль безоружного врага могу убить? —

Роланд воскликнул. — Ты не виноват нимало.

Ступай, достань клинок хорошего закала,

И пусть нам поскорей напиться подадут».

Ответил Оливьер:

«Спасибо! Принесут».

Сказал Роланд:

«Спеши».

И с просьбою сыновней

Граф лодочника шлет, что скрылся за часовней.

«Скорее в Вьенну мчись и меч возьми другой;

Да графу расскажи, как нынче жарок бой».

И вот уж, о враге заботясь, как о друге,

Один с другого снял тяжелый груз кольчуги.

Спешат умыть лицо, беседуют часок…

Вернулся посланный — он славный был ходок.

Граф древний меч прислал, что свято был лелеем,

И крепкого вина, любимого Помпеем,

Которое взрастил холмов Турнонских склон.

Тот меч прославленный был гордый Клозамон,

Что Яркоблещущим среди людей зовется.

И лодочник ушел. Опять без злобы льется

Беседа. Все кругом отрадою полно.

И в кубок Оливьер Роланду льет вино.

Но вот опять сошлись, и поединок в силе;

И снова юноши в проклятый круг вступили.

Их опьяняет бой. И входит в их сердца

Тот бог, что биться их заставит до конца

Победоносного, удары учащая,

С сверканием мечей сверканье глаз мешая.

Так бьются. Кровь течет багровою струей.

Уж день кончается, и солнце за рекой

Касается земли. Ночь очень близко.

«Что-то, —

Вдруг говорит Роланд, — долит меня дремота;

Мне нездоровится. Когда б теперь я мог

Немного отдохнуть!» —

«Пусть мне поможет бог, —

Красавец Оливьер ему ответил кратко, —

Вас победить, Роланд, мечом, не лихорадкой.

Ложитесь на траву, а я всю ночь готов

Над вами бодрствовать, гоняя комаров.

Усните». —

«Ты, вассал, еще младенец, видно,

Поверил шутке ты, и это мне обидно.

Могу без отдыха, не хвастаясь, ей-ей,

Четыре биться дня и столько же ночей».

Бой снова. Смерть близка. Обильно кровь струится,

Меч по мечу скользит, меч за мечом стремится,

От столкновенья их искр вылетает рой

И борется с вокруг царящей темнотой.

Удары сыплются… Уже река в тумане.

И мнится путнику: он видит на поляне

Во мгле чудовищных двух дровосеков тень.

Опять грохочет бой — родится новый день.

Ночь возвращается. Всё бьются. Вновь зарею

Зарделись небеса — конца не видно бою.

Мир в третий раз ночной покрылся темнотой.

Они, чтоб отдохнуть, присели под сосной;

И снова бой…

Жерар за вьеннскою стеною

Ждет сына третий день с волненьем и тоскою.

Вот он на башню шлет седого мудреца;

Гадатель говорит: «Их битве нет конца».

Четыре дня прошли. Брег острова отлогий

Дрожит от грохота и ежится в тревоге.

Они без устали друг друга бьют мечом.

Перемахнуть овраг обоим нипочем

И в гущу врезаться кустарников колючих.

Там носятся они, как тень смерчей летучих.

О, сшибка смертная, о, ужас, пыл сердец!

Граф Вьенны охватил Роланда наконец,

И крови собственной тогда Роланд напился,

И славный Дюрандаль в реке глубокой скрылся.

«Теперь черед за мной — вы для меня пример;

Достану вам клинок, — промолвил Оливьер. —

Давно хранит отец гиганта Синнагога —

Меч, что других мечей прекраснее намного,

Он взят моим отцом в победный светлый час».

Роланд ему в ответ: «Нет, мне на этот раз

Довольно палицы». И вырвал дуб зеленый

С корнями. В этот миг противник разъяренный

Такой же вырвал вяз. Роланд обижен был.

Великодушья он такого не любил

И не терпел ни в чем себе уподобленья.

И вот уж без мечей, в припадке исступленья,

Друг друга бьют стволом, забыв про тяжесть ран,

Как великана бьет в сказаньях великан.

И пятый раз вокруг деревья потемнели.

Вдруг Оливьер — орел со взорами газели —

Сказал:

«Мне кажется, не кончить нам, пока

Останется у нас хотя б одна рука.

Так с львом ведет борьбу свирепая пантера.

Не лучше ль братом стать вам графа Оливьера?

Есть у меня сестра красавица. На ней

Женитесь».

«Черт возьми! Тем лучше, чем скорей!

Ответствовал Роланд. — Но выпьем после боя».

Так Ода сделалась невестою героя.