Чтоб накормить семейство,
Задумал он убить. А вы сытей его!
Вы убиваете его. А для чего?
Чему же собственно вы радуетесь, люди?
Что схожи сделались и зло и правосудье?
Смерть, птица дикая! Кто вымерит размах
Твоих могучих крыл на суше и морях?
Ты белое крыло возносишь в мир надзвездный,
А сумрачным крылом коснулась адской бездны.
Что знаем? Библия священника страшит,
А разум наш, увы, беспомощно скользит
Лишь по зловещему пределу вероятий,
И совесть узницей томится в каземате.
В поступках ваших дать не можете ответ.
Падение во тьму вы наблюдали? Нет,
Вы не имеете об этом представленья.
О, это темное, огромное паденье
Во тьму кромешную, в ее отверстый зев,
Где бесконечностью кипит неясный гнев!
Представьте же себе: летит приговоренный,
И руки страшные расставил мрак бездонный.
О, скорбь! Святой покой как смеешь нарушать
Ты, смертный, чей удел — лишь терпеливо ждать?
Кричит небесному земное правосудье:
«Я только праведно!» О, верьте старцу, люди, —
Мы только плевелы, и еле виден нам
Серп; а рука жнеца, который где-то там,
В глубокой темноте, что будущим зовется,
И вовсе не видна… Но увидать придется!
Казнить вот этого?.. О, небо! Плачу я.
А что он мне? Кто он? Лишь бог ему судья!
Убить, не выяснив, кто этот, над которым
И небо благостное медлит с приговором!
Вы точно взвесили намеренья свои?
Все ль ясно для тебя, премудрого судьи,
И для тебя, народ немилосердный? Крылья
Раскинет тот, кого толкнули вы к могиле.
Но смерть насильственная может породить,
Быть может, ястреба, — голубку, может быть.
А вдруг невинен он? Терзали вас сомненья?
Быть может, будет взлет, а вовсе не паденье,
И вашему суду могила даст отпор.
Чем перед господом ваш будет приговор?
Коль вы не знаете, так осторожны будьте.
Земля — песчиночка средь безграничной мути
Соседних с нею бездн, туманностей, глубин;
Но лишь затронете вы атом хоть один —
И содрогается тогда вся бесконечность.
О, величайшую творит бесчеловечность
Род человеческий, безумен, исступлен:
Уравновесил он злодейство и закон!
С холодной вышины глаза следят за вами:
Не ждите, чтоб они наполнились слезами.
Есть соглядатаи! Внимательно глядят!
Не возмущайте их убийством наугад.
Ведь скажут: стали мы неистовства рабами.
Куда бросаем, что? — Не ведаем и сами,
Что именно пожрать должна немая тьма.
Ах, покушения прискорбные весьма —
Бросать в неведомое то, что неизвестно!
Зачем усугублять оцепененье бездны
Звучаньем топора и гнать куда-то прочь
Неведомую тень в неведомую ночь?
