— Как же я ошибся! Ты никогда не была мне настоящей женой, никогда не была настоящей матерью для наших детей. Собственно говоря, ты всегда была лишь приживалкой в этом доме.
— Джеффри! — взмолилась Кирстен.
Но Джеффри не замечал ни того, как больно ранил жену, ни того, как изменилось выражение лица сына. Окинув Кирстен презрительным взглядом, он вышел из комнаты, бросив напоследок через плечо:
— Я хочу, чтобы мальчишка убрался отсюда. Немедленно!
— Ненавижу его, — пробормотал Джефф, как только за отцом закрылась дверь. — Я вправду его ненавижу.
— Нет, дорогой мой. — Кирстен старалась говорить убедительно. — Ты не ненавидишь его. Ты просто расстроен и немного напуган, вот и все.
— Нет, я его ненавижу, — настаивал Джефф. — Он больше не разрешит мне играть на рояле.
— Ну, конечно же, разрешит, просто папа хочет, чтобы ты занимался чем-нибудь еще.
— А мне больше всего нравится играть на рояле, мамочка, я не могу ничего с этим поделать.
Кирстен улыбнулась:
— Я знаю, мой милый, и тебе не надо в этом извиняться.
— Не надо?
— Конечно, нет.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
— И ты все еще наша настоящая мать?
Кирстен окаменела.
— Ну, разумеется, дорогой мой, а почему ты спрашиваешь?
— Потому что он только что сказал, что ты — не настоящая.
— Он имел в виду совсем другое.
— Что другое?
— Джефф. — Вопрос поставил Кирстен в тупик. — Джефф, дорогой, а почему бы тебе и вправду не подняться наверх и не поиграть в прекрасный конструктор, который тебе на прошлой неделе подарил папа?
Но мальчик не хотел уходить так просто.
— А что такое приживалка, мамочка?
— Джефф, прошу тебя. Сделай то, что хочет папа. Пойди наверх, в игровую, хотя бы на время.
— Я пойду, если ты разрешишь мне потом еще раз сыграть Бетховена.
Кирстен рассмеялась и взъерошила волосы сына:
— Это то, что я называю честной сделкой. Хорошо, идет.
— Честно?
— Честно.
— Йо-хо-о-о! — завопил Джефф и вылетел из комнаты.
Кирстен вздохнула. Предсказание ее начинало сбываться: обожаемый сын одарен гением. И мечты Кирстен теперь относились к сыну. Джеффа, а не Мередит Кирстен будет учить, поддерживать и направлять. Джеффа она приведет к величию. Хотя, конечно же, присутствие в этом деле такого противника, как Джеффри, сделает ее задачу куда более трудной. Мать и сына ждал нелегкий, извилистый путь к вершине.
Мать Кирстен могла бы гордиться внуком. Но Жанна умерла вот уже почти два года назад: постепенно таяла, чахла и ушла совсем незаметно, мирно умерев во сне. Временами Кирстен казалось, что мать нарочно так поступила, чтобы доказать, что на самом деле не может жить без человека, которого называла «всей своей жизнью». Несмотря на все уговоры дочери, после смерти Эмиля Жанна упорно отказывалась переехать жить к ним. Всякий раз на сделанное предложение мать мягко отвечала, что в конце концов привыкла жить в собственной огромной квартире и нет смысла оставлять ее. И тогда Кирстен с болью поняла, что лишилась в жизни и третьей своей опоры. Родители и Наталья. Все трое покинули ее.
После воссоединения с Майклом в Лос-Анджелесе Кирстен прибавила к своей коллекции еще шесть брелков. Браслет с ними Кирстен постоянно носила с собой. Он был ее амулетом и талисманом, а еще единственным способом постоянно ощущать Майкла рядом с собой.
Вдруг Кирстен почувствовала, что краснеет. Всего две недели назад Майкл позвонил ей из терминала «Эр Франс» в аэропорту имени Джона Кеннеди. Истбоурн летел в Париж, куда уже уехала Роксана, и у него было два часа между рейсами. Майкл попросил Кирстен о встрече, и она моментально примчалась в аэропорт, воспользовавшись из предосторожности такси. В первый раз после той встречи в Лос-Анджелесе они оказались вместе. Сначала они сидели в зале почетных пассажиров, попивали коктейль и с наслаждением болтали о том о сем, пока оба в конце концов не почувствовали, что готовы взорваться. Хохоча и шикая за это друг на друга, Кирстен и Майкл подобно парочке подростков-правонарушителей рыскали по зданию аэропорта, пока не нашли какую-то укромную, безлюдную камеру хранения.
Следующие двадцать минут они с жадностью предавались удовольствиям, целуясь и откровенно лаская друг друга, оба испытывая еще большее возбуждение от ощущения опасности, что в любой момент кто-то мог заглянуть в ячейку, где они столь безнравственно себя вели. Кирстен поежилась от удовольствия, вспомнив, как, не прерывая поцелуя, Майкл скользнул рукой под платье, потом дальше — в трусики. И стоило ему только начать поглаживать самую чувствительную часть ее, как Кирстен почувствовала почти мгновенный оргазм, такой мощный и горячий, что ее качнуло и они с Майклом чуть не потеряли равновесие. Майкл же не отказывался прекратить свои ласки, пока не заставил Кирстен кончить во второй, а потом и в третий раз.
— Мам, к тебе можно? — слегка постучав в дверь, спросила Мередит.
Кирстен моментально очнулась от воспоминаний.
— Разумеется, дорогая, там не заперто. — Мередит ворвалась в комнату, вся горя от нетерпения продемонстрировать свое новое платье. — Выглядишь очаровательно, — прокомментировала Кирстен, любуясь кружащейся перед ней на цыпочках дочерью. — А теперь рассказывай, куда ты опять собралась?
— Ох, мама. — Мередит резко остановилась и, подбоченившись, изобразила полнейшую досаду. — Ты опять забыла? Сегодня же у Вероники день рождения.
— Вероники Хосер?
— Харвуд.
— Прости, дорогая. Я постоянно путаю фамилии. Вот что значит иметь пользующуюся успехом дочку.
— Держу пари, ты тоже пользовалась успехом, — уверенно заявила Мередит. — Даже не так, ты была самой пользующейся успехом девочкой в Нью-Йорке, когда была маленькой.
— У меня не было на это времени. Успехом я пользовалась разве что у своей учительницы музыки.
— Ты хочешь сказать, что у тебя не было друзей и ты не ходила на дни рождения и прочие вечеринки? — Кирстен покачала головой. — Бедненькая. — Мередит была решительно поражена. — Теперь ты понимаешь, почему я играю на пианино только /для развлечения. Терпеть не могу быть музыкантшей, если из-за этого нужно все время быть одинокой.
Желая переменить тему, Кирстен обратилась к более земным проблемам и спросила дочь, повезет ли ее к Харвудам Лоуренс. Мередит мгновенно сделала гримасу:
— Думаю, что да, хотя я не понимаю, почему мне нельзя пойти туда пешком. Папа так нервничает по этому поводу.
— Нет, дорогая, он просто беспокоится за тебя.
— Но это же всего в двух кварталах отсюда.
— Мередит. — В голосе Кирстен появилось недовольство.
— Знаю, знаю. Я поеду с Лоуренсом, можешь не волноваться.
— Умница. А теперь поцелуй меня и отправляйся хорошо провести время. — Мередит наклонилась и поцеловала мать, после чего крепко обняла ее. — Я люблю тебя, ангел мой, — шепнула дочке Кирстен.
— И я люблю тебя, мам. — Мередит снова поцеловала мать. — Люблю больше всех на свете.
— И даже больше меня? — ревниво спросил появившийся в дверях Джеффри.
— Папа! — воскликнула девочка. — Ты меня напугал.
— Прости, принцесса, я не хотел. — Джеффри взглянул на жену. — Я не помешал?
— Нет, — улыбнулась Кирстен. — Просто мама с дочкой болтают про свое.
Джеффри, казалось, расслабился.
— В любом случае я просто зашел сказать, что Лоуренс уже ждет внизу, в машине. — Увидев, что дочь колеблется, Джеффри нетерпеливо добавил: — Ну, так чего же ты ждешь? Отправляйся, отправляйся.
Мередит кивнула отцу и вылетела за дверь.
— До чего же она похожа на маленького испуганного кролика, а? — Джеффри с изумлением смотрел вслед убегающей девятилетней дочери. — Ты, верно, тоже считаешь меня гадким великаном-людоедом за то, что я постоянно заставляю ее ездить повсюду с Лоуренсом? Эх вы… — Голос Джеффри звучал так тоскливо, что Кирстен была готова обнять его. Но грусть Джеффри продолжалась недолго. Стоило ему услышать звуки бетховенской «Лунной сонаты», расплывающиеся по дому из музыкальной залы, как задумчивость мгновенно сменилась гневом. — Черт бы побрал этого мальчишку! — прорычал Джеффри и бросился из комнаты.