Нельсон так и не избавился от бруклинского акцента, а в минуты сильного волнения приправлял свою речь сочным уличным словцом — привычка, с которой он всю жизнь безуспешно пытался расстаться. Пендел носил готовые костюмы от «Брукс Бразерс» и ездил на простеньком сером «крайслере». У Нельсона был сын, который учился в Гарварде, дочь, которая училась в Смит-колледже, и жена Би, которую он носил на руках и обожал поддразнивать.

Пендел вытащил из нагрудного кармана пиджака белоснежный носовой платок и вытер лоб. Кирстен доиграла Прокофьева и сразу же начала Полонез фа-диез мажор Шопена. Нельсон успокаивающе прижал влажный платок к левому виску, чувствуя, как бьется его пульс. Музыка совершенно ошеломляюще подействовала на Нельсона, он вместо того, чтобы попытаться защититься от каждого нового удара по рассудку, сам «подставлялся». Достаточно было взглянуть на его глаза, чтобы совершенно ясно увидеть: Кирстен Харальд покорила Пендела.

Через час Нельсон попросил Кирстен остановиться. Сжав в руке совершенно мокрый, скрученный в тугой шар платок, он медленной и тяжелой походкой направился к пианистке. Похоже, ноги отказывались его слушаться.

— Ну что ж, вам удалось. Вы действительно меня поразили. — В Нельсоне вдруг проснулось прежнее честолюбие уличного мальчишки из Бруклина. — Вы это сделали, Кирстен, вы добились того, что приведет вас на вершину. Я уже вижу вас там. Но сейчас, прежде чем вы станете меня благодарить, я должен вам кое-что сказать. Не смотрите на меня такими глазами. Теперь я ваш агент, и вы должны слушаться только меня, и никого больше.

— Да, сэр, — с притворной серьезностью отозвалась Кирстен.

— Вы уже знаете весь расклад: вы — женщина, вы прекрасны и вы маленькая. Глядя на вас, думаешь, что вам нужна еще нянька. То, что это далеко не так, знаем только мы с вами. Поэтому я намерен использовать имеющуюся триаду на всю катушку. Выглядеть это будет так: все будут ждать от вас прелестного, мягкого апрельского дождика, а вы сметете их беспощадным ураганом по имени «Харальд». Вот так. А теперь можете меня благодарить.

Лоис как раз заканчивала вторую чашку кофе со льдом, когда увидела Кирстен, вышедшую на площадь перед Рокфеллеровским центром. Лоис взглянула на свои золотые часики и нахмурилась. Кирстен пробыла у Пендела почти два часа. Запустив руку в сумочку, Лоис достала из нее серебряную коробочку с пилюлями и быстро проглотила маленькую розовую таблетку, запив ее остатками кофе. Она чувствовала себя измученной, уставшей и выжатой как лимон. Очередная попытка и очередной отказ признать ее талант. Опять ее недослушали, отодвинули в сторону, обошли. С горечью Лоис подумала: «Уж не является ли Кирстен Харальд моим злым роком на всю жизнь?» После лекарства легкие наконец отпустило и стало легче дышать. Лоис достала из бумажника пятидолларовую бумажку и положила ее на стол, даже не заглядывая в принесенный счет. Что должно было, по представлению Лоис, доставить величайшую радость какой-нибудь там бедной официантке. Она с наслаждением представила Кирстен в форме официантки и, улыбнулась своей фантазии. И все же Лоис было чем себя подбодрить: как довольно часто напоминали ей родители, принадлежность к классу нельзя купить — с ней надо родиться. Кирстен Харальд не принадлежала к высшему свету и никогда не будет принадлежать. Несмотря на все ее таланты, наряды и претензии. Никогда не будет. Ее участь — вечный посторонний. От Лоис же требовались только настойчивость и терпение.

— Ну-с, дорогуша, она добилась своего. Нельсон Пендел согласился представлять ее. — Эрик передал жене последнее письмо от Кирстен и, закинув руки за голову, откинулся в своем любимом кресле-качалке. На лице его играла довольная отеческая улыбка. — Теперь ее ничем не остановишь.

Эрик сидел возле камина, глядя на огонь. На дворе стояла погода, слишком уж холодная даже для октября. Но с холодом наступившей лондонской осени справиться было гораздо проще, чем с ледяной атмосферой, установившейся в его доме после отъезда Кирстен. В тот день Клодия впала в несвойственную ей замкнутость и до сих пор продолжала в ней пребывать. И даже приезд из Парижа блестящего девятнадцатилетнего виолончелиста Гийома Сен Ламберта, очередного их подопечного на предстоящий год, не поднял упавшего духа жены. Она словно носила по ком-то траур.

Клодия прижала четыре листочка письма к груди и закрыла глаза, всей душой желая, чтобы отсутствующая Кирстен материализовалась из исписанных размашистым почерком тетрадных листков, слабо пахнущих лавандовыми духами, и избавила ее от ужасного одиночества. Чувство потери поглощало все существо Клодии: с ним она засыпала, с ним просыпалась, проводила весь день, и медленно текущее время не притупляло боль.

Если бы ее любовь к Кирстен, как наивно верил Эрик, была бы чисто материнской, Клодии куда легче было бы справляться с одиночеством. Но только Клодия знала, что любовь ее к Кирстен зашла гораздо дальше материнской, перейдя в темное царство запретной страсти. Безнадежная и беспомощная страсть, опустошающая душу своей безответностью.

Кирстен оказалась для Клодии сущей карой. Горячкой, охватившей ее ум, сердце и лоно. Постоянное, мучительное беспокойство буквально пожирало Клодию.

Единственным освобождением от пытки для Клодии был оргазм, но он приносил лишь временное облегчение. Кратковременное успокоение, тайно достигнутое собственными любовными прикосновениями. Одно волшебное мгновение, сопровождаемое истечением жидкости, — и пульсирующее забытье охватывало ее в момент кульминации. Но все проходило слишком быстро, и вновь начиналась мука. Змей был выпущен! Уродливый и черный, как никогда. Молча и уверенно он делал свое дело, кромсая существо Клодии.

— Клодия? — Прикосновение к плечу руки Эрика заставило ее вздрогнуть. — Что с тобой?

— Прости, дорогой, — пробормотала Клодия, пытаясь изобразить улыбку.

— Может быть, стоит отменить вечером театр?

— Не глупи. Пегги никогда не простит нам, если мы не увидим ее Гедду.

Одна мысль о необходимости просидеть весь спектакль новой версии «Гедды Гэблер», несмотря на то что главную роль исполняла их бывшая протеже Пегги Эшкрофт, вызывала у Клодии отвращение, но сейчас она готова была на все, лишь бы успокоить мужа и немедленно выбраться из его кабинета. Клодия вихрем пронеслась через холл в свою спальню и заперла за собой дверь. Лоно ее уже увлажнилось, Клодия была на грани оргазма. Прислонившись к двери, она сунула руку между ног и несколько раз надавила на возбужденную плоть. Кульминация наступила очень быстро, накатывающиеся волнами спазмы заставляли Клодию ритмически прижиматься к двери. Она приоткрыла рот и тихонько застонала. Потом, вытирая льющиеся по щекам слезы, Клодия прошептала имя своей возлюбленной.

Начало карьеры Кирстен как концертирующей солистки мало чем отличалось от того, как начинали обычные неизвестные музыканты — отмена предусмотренного программой выступления другой солистки. Когда пианистка Лили Краус была вынуждена отказаться от предстоящего концерта с Кливлендским оркестром из-за воспаления легких, Нельсон Пендел немедленно связался с руководителем оркестра и уговорил его позволить Кирстен заменить заболевшую. Гонорар Кирстен составил на пятьсот долларов меньше десяти процентов комиссионных Нельсона. Итак, пятого января 1955 года Кирстен Харальд дебютирует в Америке, в «Северенс-холл» с дирижером Джорджем Желем и Кливлендским оркестром, исполнением произведения, которое должна была играть Лили Краус, — Концерт си-бемоль минор для фортепьяно с оркестром Чайковского.

— Это только мое впечатление или для вас эта нота тоже звучит бемолем?

Кирстен в третий раз за пятнадцать минут прервала игру и посмотрела на Желя. Заметив, как на его скулах заиграли желваки, Кирстен, знавшая о репутации Желя как строгого и придирчивого дирижера, подумала, что маэстро готов в любую минуту оторвать ей голову. Но девушка не собиралась уступать — она тоже привыкла добиваться во всем совершенства — и упрямо колотила по ноте фа, пока не вынудила Желя закрыть глаза и прислушаться более внимательно.