Наверное, есть еще какие вопросы. Но вот хотя бы четыре.

Развитие цивилизации — развитие вот этого.

Наша цивилизация не развивается.

Можно спорить, с какого момента.

Кому-то грустно с того, что существуют «мировое правительство», «черная аристократия», «масоны» и прочее, а мне было бы грустнее их отсутствие. Тогда получилось бы, что в мире нет никого круче поп-звезд и биржевых спекулянтов. Ничего не имею против тех и других, но грустно, если это такой предел человеческого удела. И всем, вдобавок, рулит случай. И энтропия. И восстание масс. И прочие обстоятельства, не разумнее атмосферных осадков. Совсем хреново было бы в таком мире.

«И как вы относитесь к НБП?». По меньшей мере, тут надо делить на два вопроса. К людям, состоящим в НБП, отношение скорее в плюс, к самой НБП — в минус, и именно потому, что к людям в плюс. Берутся не самые худшие люди (а способность действовать из неких идеальных оснований ныне столь редка, что уже классифицирует). Берутся. И сливаются в унитаз. Чем больше они отдают «партии», тем быстрее сливаются. Хорошо, если догадываются заначить некую часть себя и использовать по своему усмотрению. А если отдают свою жизнь в доверительное управление, то сливаются. А между тем они могли бы стать писателями и режиссерами, бизнесменами и политиками. Если мы вспомним, то членство в РСДРП(б) и НСДАП таки давала их членам кое-какие бонусы, помимо очевидного геморроя.

Вот за слив Лимонова в аду и поджарят.:) Если за писательский талант не успеют утянуть в рай.

Впрочем, один молодой человек, близкий на ту пору к федеральным властям, уверял меня, что главное назначение НБП — поставка лидеру… как бы это мягче сказать?.. формата отношений, когда к престарелому человеку продолжают поступать молодые девушки.

Если это правда, то НБП уже предстает более-менее осмысленным местом. По крайней мере, с одной позиции. Появляется целеполагание, например. Как у политической организации — его нет. А в данном случае есть. Хотя за это тоже поджаривают.:) Но у цинизма, в отличие от глупости, есть хоть какие-то бенефициары.

А вообще, бенефициары есть, независимо от самих участников. На месте власти — я бы очень хотел иметь именно такую оппозицию. Вот именно чтобы так.

Ну и вообще левая идея в масштабах человечества вытянула, помогла, усилила — прежде всего финансовый капитал в его борьбе с:

А). промышленным капиталом,

Б). национальным государством,

В). возможностью аристократии.

В низовке там могут быть хорошие парни, но в итоге этот трактор пашет на олигархию, точнее — самую темную ее часть, финкап. А также маргинальные слои, служившие тому средством или союзником.

Смотрим историю двадцатого века и видим.

Мерещится фантастический сюжет, где бы герой, по мере развертки ситуации, распаковывал сам себе новые картины мира. Не «вдруг понимал, как это устроено», не «новая информация, переворачивающая картину мира», это понятно, это вечный сюжет. А именно был запрограммирован, что ли. Да хоть под гипнозом. Нес в себе эдакую онтологическую бомбу с взрывателем, заведенным на некий час или некое событие. «1 июля нажать красную кнопку и далее действовать по обстоятельствам». Последствия нажатия подскажут, как действовать и куда. Уснул и без всяких связей с внешними событиями — очнулся с иной картиной. Точнее, без таких связей, которые могли привести к таким изменениям в рамках прежней картины. То есть без личностного кризиса, и т. д. По модели вкл. — выкл. Сюжет таких трансформаций касательно тела дает нам жанр фантастического боевика. А здесь был бы чудесный метафизический боевик, если такое сочетание слов уместно. Причем сбрасывать шкуру надлежит не единожды, а хотя бы раз пять — мы же не о прозрении к истине говорим, а скорее о неком спецсредстве к неким спецзадачам. Кстати, при смене онтологии — летит к черту и прежнее понимание задач, и средств. Даже объектный мир летит к черту. Смена онтологии дает нам иную деятельность, а иная деятельность означает иное описание объектного мира. И это же офигеть! Дернул за веревочку — очнулся в ином мире. Совсем ином. То есть тело может пребывать там же, например, в Москве 2010 года. А мир будет отличен, ну не меньше, чем… Древний Рим от Лондона 20 века. Понятно, что метафора грубая, но как еще пояснять тонкие вещи?

Одно официальное лицо говорит про другое, не менее официальное, в частной беседе.

— Знаешь, он пидар не только в лучшем смысле этого слова…

— А в лучшем — это как?

— В лучшем — это в медицинском. А в худшем — в переносном. А он в обоих.

А вот если легализовать мат, совсем-совсем, сохранится ли вообще его очарование? Если в газетах можно будет писать не «плохо» и «хорошо», а «хуево» и «охуительно»?

В чем там сила слова? В недоверии к официальной лексике, к ее реальной выразительной силе. Дискурс сгнил, и если фраза «пользуется доверием в трудовом коллективе» звучит как редкая поебень и просто не хуя не значит, то, может быть, «заебательский чувак» — тот язык, на котором все-таки говорится правда?

Понятно, что правды таким образом становится, наверное, еще меньше. Как не прибавляется калорий от ароматизаторов пищи. А доверие к лексике, к ее выразительной силе — вот оно. Странно крыть слова «ты пидарас ебаный» фразой «ты подлец и мерзавец». Пидарас много сильнее мерзавца. Но сила там исходит из табуированности.

А если снять табу, то, может быть, испарится сила?

Хотя и в этом сценарии остается вопрос: сила-то испарится, но станет ли самих слов — больше или меньше после их девальвации? И люди будут сыпать «хуями» и «ебалами» без всякой необходимости. Жрать ложками соль, переставшую быть соленой. Как в анекдоте: изобрели безалкогольную водку, и вот в трезвяки стали свозить злых, трезвых, ничего не понимающих мужиков.

Так, наверное, еще хуже. А вот если все это просто канет, то хорошо. Но можно ли знать — заранее?

Если люди, всерьез полагающие, что достоинства человека практически целиком сводимы к характеристикам его дискурса. Хорош тот, кто хорошо выражается. Тут можно обсуждать, какие дискурсы хорошие, умные, нравственные и достойные, а какие бяка, но суть в самом подходе. В редукции человека к его «литературе». Так вот, можно в это верить, а можно нет.

Если нет, то мы полагаем, что достоинства человека могут быть еще и в иных местах, помимо… э-э… вербальной экспликации его рефлексии. Например, в характеристиках нервной системы. Еще в каких-то характеристиках тела. В каких-то странных вещах, отвечающих за такую странность, как харизма, там ведь значим не только порядок слов.

В этом смысле интеллигент может тянуться к одному из двух полюсов — абсолютизации или релятивизации своей добродетели (а понятно, что критерий интеллигента именно грамотное говорение по некоторому дискурсу, все же остальное факультативно).

Партия ортодоксов и ревнителей своего сословия, и вторая партия — как ее назвать? — но мне вот ясно, что вторая партия ближе к истине. Те, кто считает идеал своего сословия лишь одним из возможных, идеал не слабый, но не один, бывают еще другие. Но если мы сочтем интеллектуальную честность важным качеством для сословия, что мы видим? Что понижающие статус интеллигентности в описании — более интеллигентны в реале?

Может быть.

Добавим: отказ борзеть в описании, выгибая мир на абсолютизацию частного идеала, вовсе не мешает мне любить прежде всего свое сословие, и пестовать, прежде всего, свои добродетели.

Ну а что остается делать — если больше ничего не умеем и не хотим?

:))

Если лаконично: мало истину знать, надо проживать ее в своем теле. Чтобы тело вело себя истинно. И этому надо учить отдельно, специальные такие предметы-дисциплины. Все же знают, никто не живет.