Что ж, «онтологические пессимисты» суровы в обращении с людьми, животными и предметами в силу хотя бы простого соображения — а чего так уж сильно жалеть в аду? Нечего.

Однако они кажутся еще сравнительно человечными на фоне того, кем могут быть «онтологические оптимисты».

Как там было у Сорокина во «Льду», что люди — мясные машины? У Гурджиева про машин подробнее. Кажется, самый простейший способ перестать таковой быть: понять, что ты она и есть. Смириться. Проникнуться. Упс! Испорченная машина обращается рефлексивной метамашиной. Не факт, что сразу стал человеком, но все-таки…

Именно надломленность человека как животного обусловливает, так или иначе, необходимость быть человеком. У человека нет ресурсов, чтобы быть здоровым животным. Только больным животным и сдохнуть. Слишком много дефектов тела. Наконец, еще один дефект — отсутствие прописанный генетической программы «на все случаи жизни» (как у растения или, например, кошки). Еще один дефект оборачивается шансом. Решается дилемма обратной зависимости сложности врожденных программ и устойчивости вида (в случае колебаний среды слоны гибнут, бактерии остаются). Свобода от врожденной программы генов — свобода к разуму: универсальной способности создавать программы.

Но это я так. Отвлекся.

Правы добрые люди, полагающие, что плохо пишущим, а грубее скажем, пишущим хрень, графоманам от бога, точнее, от черта лысого — нужен отнюдь не консультант в области стиля, и не наставник в плане содержания. Психолог им нужен, для начала.

Ибо в чем там, пафосно выражаясь, вывих души? Отнюдь не в том, что люди-де плохо пишут. В конце концов, это нормально. Все не дается всем. Еще больший процент людей не умеет управлять, к примеру, самолетом, и ничего. Фишка в отсутствие более универсального навыка. Человек смотрит на худо сделанное, и оно кажется ему хорошим. Вельми хорошим. Ну иначе он бы не лез со своим продуктам к сильным мира сего, а также к слабым мира сего, и средним мира сего. Переживал бы себе в тряпочку. Но он лезет.

То есть базовый провал не в навыке, что дело частное (все не должны быть писателями, как, скажем, не должны быть экономистами или там программистами), а в рецепции, что в норме присуща любому… ну не совсем любому, добавим — любому культурному. При этом он, разумеется, считает себя «культурой». Собственно, вот эта дельта — и есть порок, грех в изначальном разумении греха как ошибки. Задохлик, считающий себя мастером единоборств. Не так уж много, на счастье, таких задохликов, и добавим, что это страшный риск — вот такое полагание. В области культуры рисково не так, но патология та же. Ну и главный вопрос: как он дошел до жизни такой?

И задавать его, конечно, должен не учитель изящной словесности, и не ведущий мастер-класса по стилю, а психолог. Клиент сначала его, потом остальных.

Порода «цивилизованных», отличная от породы «культурных». Масса технических средств, фишечек, примочек. «Знаем все ходы-выходы», «все схвачено», «в курсе новинок». Авто, айфоны, айподы, прочая изощренность в богопротивности. При этом совершенное занудство в плане страстей, целей. Оценки из букваря. Но в приложении к ним набор технических средств на 150 отмычек от этого мира.

«Культурные» — там другое. Может быть, полные идиоты в способах реализации довольно простых вещей. Но там — как бы это описать? Есть постоянная рекурсия к основаниям того, что делается, некая прозрачность себя — выложенная в разговор. На хрен говорить про отмычки, давайте сразу про сейф. Ну есть машина, а куда на ней ехать? Телефон, а кому звонить? Интернет, и что интернетить?

Но я сейчас передергиваю. Мне, конечно, симпатичнее свое сословие, чем чужое. И выходит апологетика.

А лучше не тот, кто свой, а тот, кто лучше. Даже еще грубее: кто сильнее, тот и лучше. Играющий от «цивилизации» может быть сильнее играющего от «культуры», а может быть и наоборот. Ну это как спрашивать, кто сильнее: боксер, самбист, каратист. Более зависит от степени погруженности, нежели от того, во что именно.

И все-таки кажется: доминирование «культуралов» над «цивилами» дало бы более интересный мир.

А сейчас, конечно, наоборот.

«И вот тут он показал свое истинное лицо». Старая мысль, и сто раз не моя: нет никакого истинного лица, в смысле — все лица истинные. В последнем романе Пелевина («Т») про это хорошо у графини Таракановой, где речь за многобожие, вот.

Считается, что где-то человек притворяется, где-то он дан превратно, а вот — пришел момент истины. Отзывчивый и радушный человек пнул собачку, явив истинное лицо ублюдка. Вечный подкаблучник повысил голос на начальство, стало быть, вот его истинное лицо настоящего мужика. Бизнес-лидер прогнулся перед женой, и вот оно, истинное лицо чмыря, и так далее, в любых сочетаниях.

А все лица — истинные. И мы быстро обнаруживаем, что почти нет «храбрых», нет «трусливых», нет «уверенных». Все ситуативно. С этими так, а вот с этими эдак. Даже по шкале «умность — глупость» человек летает со страшной силой. Вот в этой компании — он умен. А вот в этой лыбится чистым идиотом.

Человек играет на десятках площадок. То же мужество бывает десятков сортов, и они зачастую не конвертируемы. Мужество в общении с женой не конвертируемо в общении с любовницей, проявленное с начальством — не конвертируемо в общении с подчиненными, уверенность в общении с коллегами не распространяется на общение с хулиганами, навыки в общении с хулиганами испаряются на войне, а герой войны может быть зашуган мамой или женой.

О константах можно сказать, если человек просто не ходит на большое число площадок. Или сыграл с одинаковым результатом на многих из них. Почему-то. Мало ли, почему.

Не надо тусить на чужих площадках. Люди вольны решать, быть им многоборцами или мономанами. То и то — нормально. Проигрывать больно. Но можно ведь не играть.

Один из путей невротизации: люди считают, что должны странные вещи. Которые уж никак не предмет долга. Например, им кажется, что они должны испытывать какие-то эмоции. Люди совершенно не должны «радоваться встрече», «сочувствовать горю», «испытывать чувство благодарности», «проникаться», и так далее. Люди должны, если они действительно должны — что-то делать. Или не делать. Все долги в области чувств можно смело списывать. А если кто-то пытается на себя их добровольно навесить, а кто-то еще принимает эти расписки, складирует, и потом предъявляет… пусть они будут счастливы, если могут. А если не могут — ну что ж. Как говорится, что с дурака возьмешь.

По большому счету, люди вместе, пока им есть о чем говорить. Если мы возьмем даже отношения сексуальные, то дискурс (ну или как это назвать — содержательный базар назовем), на удивление, перевесит собственно секс. Всякое бывает, конечно, но обычно — перевесит. Считается циничным воззрение, что сексуальная притягательность все побьет и покроет, но это как раз — крайне романтичное воззрение. Цинизм — и пресловутая правда жизни — как раз в том, что все делается скорее правильным языком.

Просто, если люди более-менее честны, в отсутствии разговора случается умножение на ноль. Две ситуации:

А). есть о чем говорить, но не о чем переспать,

Б). есть о чем переспать, но не о чем говорить.

В ситуации наших честных людей и в отношениях длиной более недели — что будет? В случае А можно как-то дружить.

В ситуации Б выясняется, что в нашей цивилизации крайне скудна опция «чисто секс». Для большинства она вообще невозможна. Возможны исключительно «отношения». Ну а там 90 % времени все-таки говорят. Собственно трах скоротечен, а в кино и магазин проще ходить вообще одному. 90 % времени говорят, а говорить нечего. Это коллапс, и умножение на тот самый ноль. То есть невозможно вообще ничего.