Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Освобождение прилагается. Так себе, умеренное. Но все-таки. Человек, которому важнее, что делает он, чем то, что делают с ним — таки уже спокойнее. Вот, положим, конфликт. У всех главное что? — ущемленные понты. Сильнее же тот, кто в конфликте на работе. А у него вообще понтов нет. Вплоть до полной атрофии «чувства собственного достоинства» и всего сопутствующего невроза. Не затем он здесь, чтобы доказать Кузьме, что он де реальный пацан, или Марь Иванне — что советский октябренок. Какой, к бесу, Кузьма, какая Марь Ванна? Тут дело стоит. Интенция у чела такая, что срать ему на рецепцию окружающих — вот это и есть кусочек свободы, краешек синего неба над головой.

Ну, в общем: за деятельностный подход к действительности, претворяющий оную в человеческую реальность!

Безделье — залог успеха

Каждому, наверное, свой рецепт. У меня слишком часто было примерно так: самое важное с нами делается тогда, когда мы ничего не делаем. Можно сформулировать это в терминах едва ли не физики: энергия, которой располагает система, тратится, по большому счету, двояко:

А). на совершение системой работы,

Б). на преобразование самой системы.

В конечном счете инвестиции в преобразование всегда лучше, даже с точки зрения совершаемой работы: только преобразованное система сможет делать то, что не могла раньше. При этом количество серо-бурых трудодней упорно не перетекает в их качество. Хотите качества — бросьте, наконец, работать в таком количестве.

Добродетель графофобии

Писать как можно меньше. Кому как, а мне — точно. При том, что большая часть того, что делаю и умею, связана с созданием текстов (самых разных), больше примерно мегабайта в год — вредно.

Что важнее с точки зрения улучшения текстов, причем любых — литературных, журналистских, научных?

Думать.

Читать правильного.

Общаться с правильными людьми.

Если графомания не есть естественная потребность организма (я немного завидую тем, у кого процесс очень органичен и очень в кайф), себя ей не утруждать.

Думать, читать, общаться, причем более слушая, нежели поучая — все это благородные искусства. Более благородные, нежели писать. Молодых писак, будь то писаки поэзии, прозы, диссертаций, заметок в газетки, постов, комментов — так и надо назюкивать: читать, мол, важнее. И общаться. И думать. Иногда, наверное, себя лучше даже сдерживать, притормаживать: не пиши, сукин сын, не надо… Иногда, правда, не получается, и вот зачем-то пишутся предложения вроде этого.

Говно как целевая группа

Доброму человеку приходит в полночь СМС — «такси будет через 10 минут». Какое, на хрен, такси? Он ничего не вызывал. Через 10 минут — «такси приехало». Разбуженный человек думает уж как-то отписаться-отзвониться, ему следом — «такси ждет четверть часа». И вдобивку — «спасибо, что воспользовались услугами нашего такси».

Реклама такая, говорит. Теперь вопрос: за какое говно надобно держать людей, чтобы рекламироваться вот так?

Вопрос номер два, пожестче: если такого рода реклама сработает, не будут ли люди и в самом деле говно?

Ибо благородные доны, конечно, должны забыть сей номер, как позабыли они Герострата.:)))

Строго по понятиям

Вот, положим, идет спор, положим вокруг тезиса — «какое же быдло здесь все-таки преобладает, мать вашу, а!». Что в сей полемики делать разуму смиренному и философическому?

Боже упаси говорить «да» или «нет».

А говорить надо вопросами, и как минимум тремя. То есть понятно, что означает в исходной посылке, в установочном, так сказать, мини-докладе, словосочетание «вашу мать». Это, так сказать, пищевая добавка — усилитель вкуса. Непонятно, однако:

А). что такое быдло?

Б). что значит здесь?

В). что значит преобладать?

Наверное, что-нибудь еще непонятно тоже. Но вот эти три пункта как минимум. Они неконвенциональны до неприличия. Поэтому сначала, конечно, надобно тереть за понятия. Ну а потом уже…

Большинство разговоров вообще бессмысленны. Именно из-за косяка в конвенциональном тезаурусе.

Люди обычно отказываются это признать. С этого начать. Видимо, нравится карябать ближнего языком своим шершавым. До изнеможения, суки. Если таких встречается несколько, минимум двое — все, называется, понеслась душа на хрен.

Не люблю 99 % процентов «споров», именно потому что это не споры, а так. Взаимная вербальная мастурбация. Лучше бы реальной мастурбацией занялись. С ней, по крайней мере, кончают.

Группа риска

Как правило, что-то выиграть можно, лишь рискуя. Можно не рисковать — и при том надеется выиграть? Ну там, бывают же чудеса. Иногда бывают. Но именно это — самая рискованная жизненная стратегия. В каком-то смысле больше всех рискуют в обращении со своей жизнью осторожные. Ибо их спасет только чудо. Ставка же на чудо свойственна как раз группам риска.

На соплях

Видеть мир как черт знает какой хаос. Поверх него — очень тонкая пленка конвенций. Непонятно, на чем держится. На трансцендентальном. А подчас кажется — на соплях.

Это, конечно, шибко творческий взгляд на вещи, дающий некие бонусы как художнику, но… это примерно так, идти по улицам в следующем настроении:

— а почему бы вон тем пяти дюжим отрокам не сказать мне «ебаная овца», опосля чего запинать меня на хрен?

— а почему бы вот тому мужику не вырвать мне кадык молча?

— а почему бы мне — не ебнуть вон тому кирпичом в лицо?

— а почему бы вон той девушке — не заняться на лавке сексом?

— а почему бы вон той бабушке — не встать на четвереньки и не загавкать?

— а дедушке — поссать под елкой?

— а мне — поссать рядом на брудершафт?

— а что мешает вон тому мальчику в шортах — дать хуй в рот другому мальчику?

Вечные вопросы, и нет мне ответа (смайл сквозь слезы и чего похуже).

В определенной оптике взгляда все это кажется более чем простым и естественным. В чем и фишка. Ходить и видеть так, когда это накатывает. И накатывает.

Я очень понимаю таких авторов, как Франц Кафка, Даниил Хармс, Владимир Сорокин. Оговорюсь, мне кажется — понимаю.

Цивилизация, повторюсь, держится на трансцендентном, трансцендентальном. Когда освобожденным народам вдруг кажется, что может держаться на чем-то другом — сдержки обращаются в сопли. И ничто не мешает сказать «овца», ебнуть кирпичом, сунуть, вынуть, гавкнуть, пукнуть, посрать на лестничной клетке. Ничто.

«Природа — церковь Сатаны»

…так, кажется, было в «Антихристе» Ларса фон Триера.

Вообще, мировоззрения можно группировать по-разному. И едва ли не самая простая линейка — от краснейшего оптимизма до чернейшего пессимизма. Почему оптимизм краснейший — не знаю. Пусть будет. В рифму.

На одном конце: «мир — это пикник, карнавал и праздник, который всегда с тобой». На другом: «мир — это тюрьма, где души мотают срок у самой параши», или, лаконично, «мир — это война». С промежуточными вариантами: «мир — это фабрика», «мир — базар», «мир — школа» и прочее.

Что интересно? Оптимисты отнюдь не выстраивают такой уж гуманный порядок вещей, как вроде бы должны. Начиная от южно-семитских культов матриархального генеза (а это очень оптимистичный тип воззрения, принимающий материю как она есть, вне нужды оправдания трансцендентным), где в жертву богу массово сжигали детей в печах, и слава лучшему богу, что Карфаген таки был разрушен. Заканчивая коммунизмом-материализмом 20 века. Тоже ведь — верх оптимизма. Материя прекрасна, законы ее имманентны и достаточны, и давайте молиться на эту имманентность, поклонимся нашей Великой Матери, и подкинем ей в печку. Никакого «лучшего мира» не надо, ибо этот мир и так лучший.

Вообще, материализм как вид субстанционализма — скорее оптимистичен, идеализм — пессимистичен. Если в мире первична Субстанция, то мир это ее проявление, пульсация, развитие, и таким развитием мир хорош. Если в мире первичны Идеи, Эйдосы, Формы — то мир как бы худая копия, все вещи в нем заведомо несовершенны, действительность всегда хуже реальности, ну ничего, потерпим.

44
{"b":"172174","o":1}