Прежде чем перебраться в офис попроще, Мотли пришлось избавляться от склада всевозможных записей — их тут были горы высотой в 6–7 футов. В том, что буквально каждый претендент желает сделать пробную запись, Мотли усматривал закат Америки. Потом все эти люди одумываются и становятся преподавателями, адвокатами, врачами, священниками, носильщиками, коммивояжерами.
Теперь офис Мотли представлял собой всего лишь одну узкую комнату окнами на юг. Отсюда ему были видны часы на «Парамаунт-Билдинг», благодаря чему он не справлялся о времени у секретарши. Сущий бальзам для души: чем реже он обращался с вопросами к секретарше, тем меньше ощущал себя ее должником. Джинджер работала с ним вот уже 15 лет. Все, что он теперь мог ей сказать, это «Доброе утро» и «Идите домой, если вам нездоровится». Перегородка из дымчатого стекла делила комнату на две части. Красные пластмассовые кресла для посетителей Мотли держал в углу секретарского отсека, так как любил простор.
При появлении "Барни Джинджер извлекла одно такое кресло из пирамиды и пригласила его в кабинет босса. Там она поставила кресло и закрыла дверь, что нисколько не препятствовало проникновению туда стука пишущей машинки.
Мотли одобрительно оглядел Барни — крепкого, заросшего молодого человека в старом курортном костюме с отчаянно короткими рукавами. Вскоре после начала беседы пишущая машинка смолкла. Мотли навострил уши с загадочным выражением на физиономии. Секретарша накручивала телефонный диск. По выражению физиономии Мотли Барни понял, для того не составляет тайны, куда она звонит.
— Никаких личных звонков! — крикнул он через перегородку.
— Это не личное. Я звоню матери, — отозвалась Джинджер.
— Почему-то вы общаетесь с матушкой только по моему телефону.
— Если она сегодня проспит, то по вашей вине. — Выставить его в чем-то виноватым — беспроигрышный ход.
— Звоните матери, — уступил он, — но чтоб тихо! Мы с Барни не желаем слушать, сколько сегодня утром стоят трусы в универмаге «Мейси».
Мотли угостил гостя дорогой сигарой, которая сгорала сама по себе и превращалась во внушительное количество пепла.
— Я рад, что ты пришел. — Мотли одобрительно осклабился, и Барни почувствовал себя значительной персоной.
Из-за стены доносились звуки пианино — аккомпанемент на уроке танцев. В офисе Мотли, с доносящимся городским шумом снаружи и звуковой какофонией внутри, Барни чувствовал себя так, словно не покидал тротуара.
— Я уже говорил тебе по телефону, — начал Мотли, протягивая ему через стол толстенную кухонную спичку, — что твоей главной задачей будет заботиться о счастье Сиам во время турне. Это значит не просто не давать ей реветь, но и не путаться у нее под ногами. Затем… — Он опустил морщинистые веки, отчего стал похож на комический персонаж. — Твоя обязанность — заставить ее вовремя выступать. Если ей сейчас не повезет с помощником, ей крышка. Если повезет, то дальше она не сможет без тебя дышать.
Мотли открыл ящик стола, вытащил большой конверт и запустил в него руку.
Барни был убежден, что по части знания людских характеров дядю Молтеда можно считать ясновидящим. О Мотли дядя Молтед отзывался с уважением, граничащим с ужасом перед его умением раскручивать таланты. Мотли покровительствовал целой плеяде поп-певцов, одному популярному свадебному баритону, слушая который, полупьяные гости воображали, что находятся в опере; комику, изрыгавшему исключительно грязные шуточки; известному оперному певцу, перебивавшемуся с хлеба на воду из-за своего неумения выступать в барах; оркестру под управлением знаменитого дирижера; труппе прыгунов; нескольким гостиничным халтурщикам и исполнителю, выступавшему исключительно в маске. По словам дяди Молтеда, Мотли представлял самого себя, а не крупное агентство, но на протяжении многих лет добивался успеха. У Мотли был нюх на дарования, никогда его не подводивший.
Мотли вынул из конверта кипу бумажек.
— Здесь сотня фотографий Сиам. Половина из них — лицо, другая половина — ноги. Они стоят денег, так что раздавай их с умом. Три сотни биографий. Обрати внимание, я сделал ее девятнадцатилетней. Смысл в том, чтобы ей не надо было голосовать. Если какой-нибудь кретин спросит, за кого она голосует, отвечай, что за мужчин. Одна острота может наделать такого шума, о котором не мечтала и дюжина головастых Аристотелей. Когда интервью берут женщины, пускайся в психологию. Она поет грустные блюзы, потому что ее бросил дружок, когда она была еще гадким утенком, девочкой-подростком. Даже сейчас, превратившись из гадкого утенка в прекрасную женщину-лебедя, она помнит старую обиду. Помнит, как ее отвергли, как пренебрегли ее любовью. Она поет, чтобы помочь зарубцеваться старой ране. Понял? Неси чушь и, главное, не останавливайся.
Барни кивнул, хотя в ответ на подобную ерунду следовало бы отрицательно помотать головой.
Мотли потер подбородок, как делают многие мужчины, чтобы собраться с духом.
— Загляни в ее биографию. Там есть одна постоянная величина — ее размеры. Они не подлежат изменению: 36-24-34. — Он погрозил Барни пальцем. — Если она в турне распухнет от нервного обжорства и сладостей, заставь ее носить корсет, даже если тебе придется самому запихивать ее в этот станок. Я серьезно!
Последние два слова были произнесены самым безапелляционным тоном. На это, видимо, полагалось отреагировать, поэтому Барни промямлил:
— Заметано.
Зигги вытащил из-под стола кожаный дорожный чемоданчик.
— Это твоя аптечка первой помощи. — Он щелкнул двумя позолоченными замками и откинул крышку. Показалась ядовито-желтая замшевая подкладка. Мотли продемонстрировал Барни два непонятных Цилиндра в блестящей розовой фольге. — Это корсет на случай, если она начнет толстеть. — Он надул щеки. — Пусть клянется, что сядет на диету, не верь! — Он указал подбородком на третий цилиндр, большего диаметра. — Дополнительный, на случай ожирения.
Из кармашка был извлечен набор визитных карточек. Он подал Барни первую.
— Преподаватель по вокалу. Вообще-то творческие проблемы не должны тебя волновать, потому что на гастролях Сиам будет не до уроков. — Он перевернул вторую карточку. — Аранжировщик. Позвони ему, если возникнут проблемы с нотами. — На третьей карточке красовался готический шрифт. — Мадам Таня, костюмер. Можешь звонить ей днем и ночью, если платья потеряются, их украдут или если Сиам осточертеют ее тряпки и ей для поднятия духа понадобится новое платьице. Всего одна обновка — это все, что она может себе позволить.
Зигги сгреб огромной ладонью три пузырька с неяркими таблетками.
— Позаботься, чтобы она принимала витамины. Витамин А, потому что она не пьет молока. Витамин С, потому что она не ест овощей. Комплекс витамина В, чтобы обеспечить работу кишечника. Он у нее ни к черту.
Зигги обещал платить ему 175 долларов в неделю плюс по десятке в сутки на расходы, не включая туда переездов. Работать следовало семь дней в неделю, но деньги того стоили. Он научится относиться ко всему этому серьезно, раз ему посулили такую неплохую оплату.
Мотли не обратил внимания на то, что Барни отвлекся. В его руке появился четвертый по счету пузырек, и он продолжил:
— Каждое утро, не обращая внимания на ее вид, начинай с вопроса: «Ты сегодня ходила по-большому?» Если она заворчит, добавь «Сиам, дорогая» или «мисс Майами».
— А если она не ответит? — Барни заглянул в спокойные глаза старшего наставника.
— Тебя не подбивают на беспардонность, — заверил его Зигги. — Просто испражняться — это важнее, чем заниматься сексом. Что с того, что это занятие не попадает в газетные заголовки? Многие женщины живут долго и плодотворно, не имея дела с мужчинами, но покажи мне хотя бы одну, которая выжила, не посещая туалета. Вот это, — он потряс пузырек с густой жидкостью, — ты будешь давать ей в случае запора. И раз в неделю — в случае необходимости — будешь ставить ей клизму.
— Не буду! — не выдержал Барни, но его прервали:
— Полегче! Не хочешь сам, найми медсестру. Налогом это не облагается. — Барни была предъявлена четвертая визитная карточка. — Это ее костоправ, доктор Киршвоссер, заправила медицинского страхового общества. Звони ему в любое время дня и ночи, если она сляжет. Пускай ее хворь, по-твоему, не стоит выеденного яйца, все равно звони. Сиам обожает глотать лекарства. Это ее успокаивает. А врач обожает выписывать рецепты, потому что хочет выглядеть профессионалом. Только и глядит, чтобы увеличить счет, на то и страховка.
