— Вы все знаете. — Он не желал выдавать свои чувства.

— Жалко, что мне нечего предложить вам на завтрак. Давайте, я позвоню и закажу.

— Я завтракал. — К нему вернулся его каркающий голос, которым он вел скучные переговоры.

— Как насчет рюмочки?

— Нет. — Он покрутил головой, давая понять, что хочет сохранить голову светлой.

— Тогда томатный сок.

Не позволив ему возразить, она встала и направилась в кухоньку, устроенную на противоположной стороне комнаты. Зигги наблюдал за ней, ощущая неуместное шевеление в штанах. Как поступить, когда она пойдет обратно и он увидит ее всю? Вот будет незадача, если он схватит ее, а она отшатнется! Тогда прощай контракт! Он вспомнил повесть Толстого, в которой человек, стремившийся к святости, пребывал в таком смятении из-за своих эротических помыслов, что отрубил себе палец, чтобы усмирить свою плоть. Зигги отвернулся и уставился на безликие небоскребы. Он собирался утихомирить свои чувства с помощью холодного анализа, но ничего не добился.

Внезапно за окном раздался пульсирующий грохот. Он становился все сильнее, заполняя комнату. Широкое окно на мгновение заслонила тень, рев заглушил разговор. Потом он стал затихать.

— Вертолет! — крикнула Селеста. — Вечно они снуют над Пятой авеню.

Теперь Зигги с легким сердцем обернулся к босой Селесте, уже сидевшей напротив и протягивавшей ему высокий стакан с томатным соком. Биение вертолетного винта побороло его томление. Он давно дал себе зарок не завидовать условиям жизни богачей, сосредоточив зависть исключительно на их капитале. Наконец-то обрел способность нормально говорить.

— Что случилось между вами и Барни этой ночью?

— Это личное, — ответила она отчужденно. Ее щечки запылали, как у амазонки, долго скакавшей на лошади. Длинные ногти скользнули по пижамной штанине. Зигги проследил за ее рукой и увидел в самом напряженном месте, среди проступающих волосков, пятнышко в форме бабочки. Вид этого интимного пятна прибавил Зигги уважения к ней.

— Странно. Барни говорит, что это личное и что он не собирается об этом распространяться, вы отвечаете то же самое. За этим что-то кроется.

— Кроется. — Она подняла глаза. — Только я не имею к этому отношения. Сиам очень талантлива. Я знаю, что мне в смысле пения далеко до нее. Не хочу, чтобы и по части мужчин она указывала мне мое место.

— Вы ошибаетесь! — Зигги пошел в атаку. — Между ними ничего нет. Я говорю правду. — У Зигги застучало в висках. Он почувствовал перспективу подписания контракта еще до встречи с Твидом.

— Зигги… — Ее обстоятельный тон усмирил его. — Ночью у нас с ним ничего не получилось, потому что… — Она почесала свое шелковое бедро, изрядно смутив собеседника. Дело было не только в ее непосредственности, а в том, что эта роскошная женщина не контролировала себя. Ей было все равно, есть он рядом или нет.

— Я слушаю, — напомнил он о себе.

— От его пальцев пахло другой женщиной, — еле слышно закончила она.

Зигги сделал стойку. Ревность Селесты не могла не подействовать на него. Теперь она была ему близка, так как тоже испытала разочарование. Долг требовал, чтобы он развеял ее тоску.

— Вам это было так важно?

— Не мне, — меланхолично отозвалась она, не стесняясь своей беспринципности. — Ему.

Зигги повесил голову и спрятал глаза. По части откровенности — он, напротив, скрывал свои замыслы.

— Я готов поклясться, что у них ничего не было, — попытался он ее обнадежить. — Я и сейчас так считаю. Она для этого слишком утомляется. Вы не представляете себе, как приходится перенапрягаться на этих разовых выступлениях.

— Благодарю, Зигги. Даже если вы говорите правду — а я по какой-то немыслимой причине сегодня утром испытываю к вам доверие, — мне понятно, что если она так же растрачивает себя в любви, как в пении, то я не смогу составить ей конкуренцию.

Мотли согласно кивнул и посмотрел ей в глаза. Его задача состояла в том, чтобы вырвать у нее подпись на контракте. Сейчас он чувствовал, что она колеблется. Оставалось только слегка ее подтолкнуть. Он решил воспользоваться ее слабостью.

— Попробуйте еще разок.

— Не знаю… Я плохо спала ночь. Наверное, я теперь не та. — Она припала к стакану с томатным соком.

— Неужели он ничего не сказал, даже не извинился? — недоумевал Зигги.

— Как раз извинился. И, кстати, Зигги, у меня уже был шанс попробовать еще разок. Он стоял рядом с такси и усиленно просил у меня прощения. Я бы могла распахнуть дверцу и затащить его внутрь.

— Вот видите!

— Но я была очень обижена. Я была в отчаянии.

— Ничего еще не потеряно.

— Зигги. — Она, не торопясь, допила сок. — Как любовник он для меня больше не существует. Все, точка. Я горжусь тем, что умею не мешаться под ногами.

От нее исходила действующая Зигги на нервы чувственная готовность. Он понимал, что в этом чертовом мире добрую половину женщин отличает та же особенность, и собирался воспользоваться ею в своих целях.

— Подпишите с нами контракт. Никогда не знаешь, что может произойти завтра. В конце концов, мало кто из людей проявляет постоянство.

— Вы сами сказали, что я плохо пою.

— Вы поете достаточно хорошо, — соврал он. — Все, что вам нужно, — это выступления на публике как стимул для совершенствования.

— Прошу вас, Зигги, не эксплуатируйте мое честолюбие. — Она отвернулась. — Из-за вас я становлюсь совсем слабой.

— Простите меня. Но стоит вам почувствовать контакт с аудиторией — и дальше все будет зависеть от вас. — Он не стал распространяться на эту тему, так как боялся ее острого ума.

— Я не подпишу.

— Есть певицы, не наделенные и половиной вашего таланта, которые добиваются успеха. Самое главное — это ухватить свой шанс.

— Нет. — Она покачала головой. — Мне не хватает цепкости. При всех моих страданиях я ценю свой душевный комфорт.

— Все-таки подумайте! — умолял он. — Не надо с ходу отказываться.

— Меня не сжигает лютое честолюбие — я защищена от людей, стремящихся меня эксплуатировать. В этом мое преимущество. Но я завидую Сиам и все же не хотела бы оказаться в тюрьме по ее милости. — Она смотрела на Зигги прямым, все понимающим взглядом.

Он погладил ее руку. В его порыве не было чувственности. Просто он хотел убедить ее, что его деловое предложение стоит как следует обдумать.

— Я скажу Гарланду, что вы еще не приняли окончательного решения, но в конце концов обязательно согласитесь.

Она отняла у него руку, хотя его нахальство показалось ей забавным.

— Вы невозможный! — Далее последовала неожиданная уступка: — Если Твид позвонит, я отвечу, что обдумываю ваше предложение.

— Это все, что мне нужно. — Он встал, наклонился к ней и благодарно поцеловал в щеку. Она импульсивно обняла его за шею. Он увидел ее грудь, едва не потерял самообладания, но вовремя вспомнил о главном. — Который час?

Она взглянула на часы на противоположной стене.

— Десять тридцать.

— Мне пора.

Она игриво улыбнулась, озадаченная его неисчерпаемой энергией и покоренная ею. Обычно ей не нравились чересчур напористые мужчины, ибо она подозревала их в неумении любить. В Зигги же, несмотря на его внешнюю порывистость, присутствовала человечность, на которую она не могла не отреагировать. Он был до того уверен в ее влиянии на всесильного Твида, что ей становилось смешно. Одновременно она начинала гордиться собой и больше в себя верить. В тот момент, когда он взялся за дверную ручку, она налегла на него сзади всем телом и чмокнула на прощание в щеку.

— Я довольна вашим утренним посещением. Мне требовалось именно ваше общество.

От прикосновения ее груди к своей спине Зигги запылал. Ее теплое лицо касалось его шеи. Он обернулся и оглядел ее обтянутое шелком тело с головы до ног. Однако не решился дотронуться до нее — это было бы непозволительным риском. Так он мог загубить наклевывавшуюся сделку. Главное было достигнуто: она обещала сказать Твиду, что поразмыслит. Большего ему пока и не требовалось. Как ни велико было сейчас его желание, потребность в сделке была еще больше.