— Такси придет?

— Пока мы выберемся, оно уже будет ждать.

Барни потащил безжизненное тело через темный зрительный зал.

— Представляете, — все больше воодушевлялся импресарио, — как ее будут раздирать на части? — Его голос гремел уже в пустом зале. — Миллионы людей отдали бы правую руку, лишь бы оказаться на ее месте. Скажите, она преодолела свою женскую слабость?

— Что вы имеете в виду? — спросил Барни, несший девушку на руках по проходу.

— Сначала я слышу, что она собирает полные залы, дальше выясняется, что она не выдержала гастролей. Я ничего не мог понять. Она подавала большие надежды. Потом мне сообщили из конторы Доджа, что ее сняли с турне, потому что у нее появилась какая-то женская слабость.

Барни выволок Сиам в вестибюль. Там висела большая фотография поющей Сиам. Подкатило такси, импресарио поспешил распахнуть двери. Барни залез на заднее сиденье и втянул за собой девушку.

— Передайте ей привет от меня. — Импресарио не мог отвести взгляд от ее неподвижного лица.

Барни велел водителю отвезти их к ближайшей закусочной. Там он взял черный кофе и попытался привести ее в чувство. Отпив немного, она с отвращением скривила губы. Тогда он попросил водителя отвезти их в кафе-мороженое и подождать у входа. Голос поп-певицы из музыкального автомата, исполнявший джазовый «скат», удачно отпугивал подростков. Барни выбрал в нескончаемом меню блюдо под названием «Королевская банановая баржа». Оно подавалось на серебряном десертном подносе длиной в добрый фут. Здесь были нарезанные кусочками бананы, вишневый сироп, вишенки, горы взбитых сливок, французское мороженое «мока», орехи, персики, клубника. Баржа стояла на якоре посреди залива из шоколадного сиропа.

Барни пришлось схватить поднос обеими руками, чтобы не выронить. Официантка услужливо распахнула перед ним дверь. Барни вышел и поставил поднос на тротуар рядом с машиной. Вытащив Сиам наружу под мышки, он прислонил ее к машине и начал скармливать ей — ложку за ложкой — взбитые сливки, вишневый сироп и мороженое. Приторный вкус привел ее в чувство. Он усердно пичкал ее, пока бедняжку не скрутила судорога. Тогда, поспешно поставив поднос на крышу машины, он развернул Сиам и помог ей скрючиться. Она согнула колени, вытянула шею и разразилась могучей рвотой. Потом он запихал ее содрогающееся тело обратно в машину, вернул серебряный поднос в кафе и протянул Сиам бумажный стаканчик с водой. Она выпила воду и вытерла рот о его рукав. Барни договорился с таксистом, что тот за хорошую плату отвезет их в Форт-Ли.

Мимо тянулись освещенные уличными фонарями спящие городки, которые отделялись друг от друга только щитами с изображением льва или лося и с обывательским приветствием. Сиам растянулась на заднем сиденье. Барни устроился на откидном месте. Через определенные промежутки времени ее лицо озарял свет уличного фонаря. Она сбросила туфли, из дыры в чулке торчал полированный ноготь. Она прижимала к животу испачканные пальцы. Игра света в потемках помогла ему понять, насколько она молода. Казалось, она способна прямо сейчас очнуться и запеть прекрасную песню.

Ее лицо сохраняло выражение недавнего экстаза, даже когда она находилась в бессознательном состоянии. Барни находил это трогательным. Он был полон решимости помочь ей. Иначе подобным выступлениям не видно конца, ей придется вечно выступать перед полупустыми залами. Необходимо было немедленно придумать средство, чтобы исправить положение. На столь тернистом пути к признанию она, того и гляди, полезет в петлю.

Такси резко затормозило на красный сигнал светофора. Барни едва предотвратил падение Сиам с сиденья. Она открыла глаза. В них горел пьяный гнев.

— Куда ты подевался?

— Попытался увести публику у твоих конкурентов, — бодро ответил он.

— И тоже провалился.

— Увы.

— Я рада, что ты умудряешься развлекаться. Ты меня разрекламировал?

— В следующий раз — обязательно.

— Можешь засунуть «следующий раз» себе в задницу! — заорала она.

— Забудь про свое раздражение.

— Меня не надо натаскивать! — надрывалась она. — Мне подавай успех! Ты меня слышал?

— Ладно, остынь. До меня уже дошло.

— И не надо защищать меня от подонков. Я сама за себя постою. Твоя задача — подставлять собственную задницу. Вот как делаются дела. Изволь меня проталкивать, пропихивать! — В салоне такси ее голос звучал слишком громко, почти безумно. Он опустил стекло, чтобы ее злые выкрики заглушила листва темных деревьев, бегущих вдоль дороги. — Выдумывай любые трюки, — она хлопнула себя по коленке, — лишь бы меня заметили. Что бы еще такое им показать, чтобы привлечь к себе внимание?

— Остановитесь у телефонной будки, — приказал Барни таксисту.

Она со злостью отвернулась от него и поджала ноги. Машина остановилась у алюминиевой будки со стеклянной дверью. Над дорогой перемигивались четыре желтых сигнала, предупреждая ночных водителей об осторожности.

— Ты решил от меня сбежать? — крикнула она. — Я не хотела…

Барни выбрался из машины. Она уцепилась за полу его пиджака.

— Я не хотела. — Она была готова вылезти с ним вместе.

— Да сядь ты! У меня совсем другое на уме.

Она в панике смотрела на него.

— Ты не сбежишь?

— Нет, наоборот, я хочу тебе помочь. Сядь в машину.

Она колебалась. Он оторвал ее руку от своего пиджака, зашел в будку и захлопнул ее ногой.

— Смотри мне! — Она колотила по стеклу будки, пока он доставал записную книжку и искал в ней телефон Мотли.

Она так отчаянно шумела, что ему пришлось опустить книжку и крикнуть ей, не открывая двери:

— Не сходи с ума! Твой дружок Монк был бы ничуть не лучше меня.

— Мне не нужны развратники! — надрывалась она, барабаня по стеклу.

Он левой рукой набрал номер, правой же делал предостерегающие жесты, пытаясь утихомирить ее.

Она прижала к стеклу ухо.

— Кто это? — раздался в трубке испуганный голос Мотли.

— Барни.

— Что случилось? — Мотли мигом стряхнул сон.

— На ее выступление никто не пришел. А она была так хороша!

Сиам поспешно рылась в сумке. Достав губную помаду, она написала на стекле, преданно таращась на Барни: «Я все слышу».

Он утвердительно кивнул ей и продолжал:

— Даже импресарио не удержался от слез. Представляешь? Я глазам своим не поверил.

— У него витаминное голодание, — сказал Мотли.

— Какое это имеет отношение к ней?

— У него просто повышенная чувствительность.

— А я тебе говорю, он плакал не потому, что болен.

— Извини, но в этом мне надо было бы убедиться самостоятельно.

— А на выступлении почти никого не было. Просто трагедия! Теперь я понимаю, что с ней произошло на прошлых гастролях. В этот раз все может повториться снова.

Сиам опять что-то писала помадой на стекле. Это занятие настолько ее захватило, что она не поднимала на Барни глаз. Она так наслаждалась, что Барни поневоле стал наблюдать за ней. Наконец фраза была завершена: «Ты борешься за меня!» Она серьезно смотрела на него через стекло. К ней опять вернулась жизнь. Теперь она принялась неторопливо подчеркивать свое изречение. Сначала ее рука провела черту под словом «Ты».

— Ты что умолк, Барни? Опять проблемы? — встревожился Мотли.

«Борешься».

— Ты меня слышишь?

«За».

— Да ответь ты!

«Меня!»

Барни распахнул дверь будки, но она покачала головой и осталась стоять снаружи.

— Да, — запоздало отозвался Барни.

— Что с тобой происходит?

— Я отвлекся, тут рядом Сиам.

Сиам улыбнулась.

— Хорошо, — успокоился Мотли. — Так в чем проблема?

— Я же говорю: не проблема, а трагедия.

— Не болтай о трагедии! — взвился Мотли. — Трагедия, — стал обстоятельно втолковывать он, — это когда человек умирает с куском лососины во рту.

Барни испугался, что Мотли сошел с ума. При чем тут лососина? Однако тут же выяснилось, что Мотли говорит серьезно.

— Мой дядя умер, бедняга, с полным ртом, набитым непрожеванной лососиной.