Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

У Клаффа возникло чувство, что тетя Ребекка ускользает у него из рук, и ему захотелось взять этого самодовольного потасканного щенка Дейнджерфилда за шиворот и утопить в реке. Но, пусть на душе у Клаффа скребли кошки, нельзя было упускать, быть может, последнюю возможность покрасоваться в блеске любезности, остроумия и галантности — труд нелегкий, но Клафф взялся за него и не пожалел усилий.

Когда навстречу Стерку сверкнули из толпы очки Дейнджерфилда, доктор думал о чем угодно, только не о музыке. Рыболов тут же пробрался через толпу и приветствовал нашего универсального гения. Миссис Стерк ощутила, как по крепкой мускулистой руке мужа, на которую она опиралась, быстро пробежала мелкая дрожь, — в таких случаях миссис Стерк говорила себе: «Вскинулся». Затем миссис Стерк услышала за спиной голос Дейнджерфилда. В скором времени хирург и великий визирь с головой погрузились в разговор. Стерк просветлел, принял деловой, значительный вид, много и с жаром говорил. Он предоставил супруге в одиночестве присматривать за детьми и служанкой, а сам перешел на другую сторону улицы. Наттер молча мрачно наблюдал, как Стерк с Дейнджерфилдом указывали — когда тростью, а когда просто пальцем — то в одну, то в другую сторону, оглядывали, оживленно беседуя, владения арендаторов Дика Фишера и Тома Трешема и «Дом Лосося»; затем они взошли на крыльцо Трешема, чтобы стена на другой стороне улицы не мешала им видеть реку и все объекты на ближнем берегу. Как показалось Наттеру, они обсуждали будущие изменения и усовершенствования. Стерк извлек даже записную книжку и карандаш и начал что-то зачитывать Дейнджерфилду, а тот делал заметки карандашом на обратной стороне какого-то письма; в лице Стерка проглядывало радостное возбуждение; Дейнджерфилд хмурился, слушал внимательно, снова и снова кивал. Diruit, aedificat, mutat quadrata rotundis [35]у Наттера под самым носом, не спросив его мнения! Подобная наглость непереносима. Это не что иное, как намеренная демонстрация, публичная отставка от дел. В ревнивой душе Наттера вскипало адское варево гнева и подозрений.

Выше я упомянул, что миссис Стерк ощутила в руке медика телеграфические подергивания, невидимый сигнал тревоги, который мозг — центр управления — иногда посылает на периферию. Поскольку я невзначай упустил из виду эту мельчайшую из мелочей, то надеюсь, что мой досужий и снисходительный читатель разрешит мне в немногих словах изложить кое-что, к ней относящееся, в ближайшей главе.

Глава XXVII

ВОКРУГ ДОКТОРА СТЕРКА СГУЩАЮТСЯ ТРЕВОЖНЫЕ ТЕНИ

В то время, о котором я веду рассказ, доктору Стерку два-три раза снились странные сны, и по этой причине он втайне пребывал в подавленном настроении. «Слегка пошаливает печень, — думал доктор, — и, ясное дело, самую малость разыгралась подагра». Потроха из офицерской столовой, его любимое блюдо, не шли ему на пользу, равно как и кларет, не следовало также слишком часто есть на ужин горячее — а таким образом он питался чуть ли не все семь дней в неделю. Так что Стерк, возможно, был прав, приписывая свои видения сплину, печени и желудку. Однако неприятные сны упорно сидели в памяти, порождая хандру. Доктор сделался молчалив, раздражителен и внушал бедной кроткой хлопотунье миссис Стерк еще больший, чем обычно, ужас.

Сны! Какому разговору более пристал эпитет «пустопорожний», чем разговору о снах! Однако разве не случалось нам наблюдать, как временами самые разные люди — и серьезные и веселые — с весьма довольным видом выслушивают эту дикую чушь. Сдается мне, очень многие, будь то мудрецы или сумасброды, втайне питают тревожное подозрение, что в снах заключен некий смысл, некий знак; им кажется, что сон — не просто набор случайных символов, а язык добрых и злых духов, которые нашептывают нашему спящему мозгу свои послания.

Кошмары доктора Стерка повторялись со зловещим постоянством; человека, не склонного к несварению желудка, они могли бы уже до некоторой степени выбить из колеи. Шесть лет назад умер и был похоронен на соседнем кладбище сержант Том Данстан, не питавший к доктору добрых чувств, поскольку тот добился его разжалования военным судом. Так вот, этот самый Том Данстан теперь как бы воскрес и в страшных снах являлся доктору каждую ночь; притом действовал он не один, а состоял пособником при некоем главном заговорщике; последний ни разу не дал себя отчетливо разглядеть, но выкрикивал из-за двери глумливые угрозы, хватал доктора за глотку, прячась за креслом, а также кричал ему в ухо о какой-то ужасной тайне, отчего доктор пробуждался в холодном поту; его устрашенный разум тщетно силился вспомнить роковые слова. Стерк привык уже, как к голосу своей жены, к глухой, с нотами ехидства, речи этого человека, к стукам в дверь и в стенку, не раз ощущал у себя на щеке или на шее его холодную трясущуюся руку, обмирал от страха при одной мысли о его приближении — и ни в одном из снов не видел его воочию. Всякий раз их либо что-нибудь разделяло, либо супостат подкрадывался сзади, или же, стоило ему распахнуть дверь, Стерк, не дождавшись его появления, просыпался — и потому до сих пор так и не узрел своего преследователя, во всяком случае, в человеческом облике.

Но однажды ночью Стерку показалось, что он видел некий знак или символ, имеющий отношение к его врагу. Когда Стерк, вытянувшись и обратив спину к своей дремлющей супружнице, лежал под одеялом, ему привиделось, что он сидит за письменным столом в своем большом пухлом кресле у окна задней комнаты на втором этаже, которую доктор называл библиотекой; там он иногда выписывал рецепты и размышлял над снадобьями, римскими цифровыми обозначениями, каплями и пилюлями, арабскими и астрологическими знаками, вроде 3, Зили Ə. и прочими атрибутами своего таинственного ремесла. Во сне доктор, сжимая в руке перо, смотрел на кладбище, которое простиралось за окном.

Оставив, таким образом, свою бренную оболочку почивать наверху в спальне, наш доктор восседал как бы вне тела, а у стола стоял Том Данстан, и на его голубом рукаве белели обрывки ниток — там раньше помещались нашивки, пока их не обрезали на заре на плац-параде, когда свершился триумф доктора, а чин, состояние и все воздушные замки, которые воздвигал Том, обрушились в пыль на мощеный пол казармы. Обратив к Стерку свой худой профиль и недобрый глаз, Том с деревянным поклоном объявил: «Тут джентльмен, сэр, желает с вами пообедать». Раздался хорошо знакомый доктору приглушенный стук в дверь и шуршание за креслом. Ощутив между лопатками холодок, доктор обернулся: на спинке кресла громоздилась черная ворона — зловещая, древняя, чудная птица, допотопный прародитель всего рода черных ворон; большие глаза чудовища светились, голова сияла снежной белизной, странный взгляд напоминал человеческий; изогнутый, похожий на совиный клюв раскрылся, и над самым ухом Стерка раздалось громкое скрипучее «кар!». С глухим толчком, от которого содрогнулась кровать, а бедная миссис Стерк вскочила и запуталась в пологе, душа Стерка ухнула обратно в тело; в тот же миг доктор пробудился и сел.

Не стану утверждать, что в то время доктор хорошо спал. Скорее наоборот, и я не призываю вас, мой проницательный читатель, придавать значение его снам, однако поскольку впоследствии сны эти стали у жителей Чейплизода любимой темой для разговоров у камина и о них сочинили немало небылиц, то я счел себя обязанным рассказать, как обстояли дела в действительности.

Доктору и в голову не приходило поведать о своих снах полковым сотоварищам, чтобы затем сделаться объектом насмешек в офицерской столовой. Со старым доктором Уолсингемом он тем не менее поделился — разумеется, как поводом, чтобы обменяться улыбкой-другой, как подобает двум философам. Но доктор Уолсингем привык витать в эмпиреях — лениво и безмятежно скользить по океану знаний. Тончайшие ассоциативные связи причудливым образом уводили его то туда, то сюда и благополучно увлекли наконец в туманную область вещих видений. Священнослужителю вспомнились сны Иосифа, фараона, отца Бенвенуто Челлини {93} и матери святого Доминика, Эдуарда II Английского; перескакивая из древности в свою эпоху и обратно, он перебирал сны церковных патриархов и язычников, современных христиан обоего пола и тем неосознанно подвергал терзаниям бедного Стерка, который ждал от него небольшой проповеди, исполненной бодрящего скептицизма.

вернуться

35

Разрушает, строит, ставит вверх дном (лат.).

46
{"b":"162196","o":1}