— Он прекрасно себя чувствует, джентльмены: выпил целую чашку чаю — конечно, некрепкого, доктор Тул, это как вы велели, и съел ломтик хлеба с большим удовольствием, и еще два бисквита; мистер Лоу, я знаю, он очень рад будет вас видеть.

— Превосходно, мадам, превосходно, — приговаривал Тул.

— И выглядит он гораздо лучше. Он так сладко дремал, когда вы уходили, и минут через десять проснулся.

— Да, сон у него был спокойный, — подтвердил Тул. — Можно подняться наверх, мадам?

— О да, джентльмены, он так счастлив будет вас увидеть, это пойдет ему на пользу. Я просто глазам своим не верю. Мы прибирали у него в кабинете, вдвоем со служанкой выносили проветрить подушки с кресла, и вдруг она хихикнула и с таким довольным видом говорит мне: «Смотрите-ка, даже на дворе распогодилось: все к лучшему».

— Итак, доктор Стерк, — весело заговорил Тул, — о вас сообщают хорошие новости, сэр, просто отличные, доктор, честное слово, сэр… Мы прибирали у вас…

Тул хотел сказать «в кабинете», но осекся — миссис Стерк поспешно приложила палец к губам, подняв брови и шумно выпустив воздух через вытянутые губы; ей ли было не знать, как гневался Барни, когда ему казалось, что у него в кабинете побывали женщины, и как он потом месяцами корил их за какой-нибудь листок, исчезнувший якобы после их непрошеного вторжения. Однако теперь нрав Стерка значительно смягчился, им овладели вялость и пугающая апатия; сдается мне, ему было решительно все равно, побывали у него в кабинете женщины или нет. Заметив жест миссис Стерк, Тул поправился:

— Мы уже подумывали о том, чтобы вскорости перевести вас вниз, доктор, если все пойдет как надо: день чудесный, добрый знак — взгляните-ка за штору, солнце так и лучится.

Но строгое, изможденное лицо Стерка оставалось пасмурным; не отрывая глаз от спинки кровати, он еле слышно произнес:

— Благодарю вас, доктор.

Задав еще несколько вопросов и обменявшись двумя-тремя репликами с миссис Стерк, посетители выпроводили добрую леди за дверь, и мистер Лоу обратился к пациенту со словами:

— Простите за беспокойство, доктор Стерк, но вчера вечером вы коснулись предмета весьма существенного. Доктор Тул счел вас вчера слишком слабым; но даже и сегодня, в вашем теперешнем состоянии, я не решился бы отягощать вас просьбой о подробном рассказе, если бы вопрос не представлялся столь серьезным.

— Конечно, сэр, — отозвался Стерк и умолк.

Выждав немного, Лоу продолжал:

— Я имею в виду, доктор Стерк, убийство мистера Боклера. Его, по вашим словам, совершил тот самый Чарлз Арчер, который напал на вас в парке.

— Да, сэр, — ответил Стерк.

— Это преступление, виновным в котором признали лорда Дьюнорана.

Стерк, чуть заметно кивнув, пошевелил губами.

— И, если помните, доктор Стерк, вы сказали вчера, будто собственными глазами видели, как Чарлз Арчер совершил это убийство.

Стерк не без труда поднес руку ко лбу, шевельнул губами и смежил веки. Казалось, он молился — возможно, так оно и было, — поэтому его не прерывали; вдруг он заговорил тихим, подавленным голосом, спотыкаясь едва ли не после каждого слова:

— Чарлз Арчер. Другого такого лица я не встречал — оно всегда передо мной. Это был человек, по общему мнению, опасный, к тому же закоренелый развратник; считалось, что он способен на все, хотя обвинить его, собственно, было не в чем — разве только в дуэлях со смертельным исходом; однако поединки велись по правилам. До того как увидеть его здесь, я встречался с Арчером трижды. На скачках в Ньюмаркете за игрой в кости — это раз; далее, во время поединка с красавцем Лэнгтоном, и, наконец, я видел, как он убил мистера Боклера. Я видел это воочию!

Доктор подкрепил свои слова ужасающим проклятием.

— Я лежал в небольшой комнатке, смежной со спальней, где находился мистер Боклер. У меня был тяжелый перелом, и я пребывал в полусне под действием опиума. Все это до крайности странно, сэр. Я видел все, что произошло. Видел, как Арчер нанес удар Боклеру. Не задавайте мне вопросов, меня это утомляет. По-моему, в руках у него был кинжал. Или короткий штык. Я расскажу обо всем — только не сразу.

Стерк отхлебнул вина, разбавленного водой, и отер губы платком, зажатым в прыгающей руке.

— Я никогда об этом не рассказывал, потому что и не мог рассказать. Эти пять минут выпали у меня из памяти начисто: очнувшись, я уже ничего не помнил. Вмешаться я был не в силах. Мной овладела, по-видимому, каталепсия. Говорить я не мог, но видел зорко, как рысь, и слышал малейший шорох. А наутро, когда проснулся, в голове и следа не осталось. Я и не понимал, что храню в себе тайну. Все внутри меня до поры было заперто на замок. Наверное, воспоминания должны были вырваться наружу, стоило мне только повстречать Чарлза Арчера. Когда я впервые увидел его здесь, в доме генерала в Белмонте… С годами он переменился, одет совершенно иначе, но все равно. В самом виде его я почувствовал что-то роковое. Поделать я ничего не мог, но голова не уставала работать, пока… пока…

Стерк застонал.

— Повремените, — вмешался Тул, — спешить некуда, вам нельзя переутомляться. Постойте, отдохните минутку.

Тул заставил Стерка проглотить еще немного вина, пощупал пульс и, встав у больного за спиной, мрачно покачал головой.

— Ну что? — тускло спросил Стерк.

— Немного неровный, вот и все.

— Так вот, — помолчав, Стерк возобновил свой рассказ, — пока однажды ночью меня вдруг не осенило, не знаю даже, спал я или нет. В одно мгновение мне сделалось все совершенно ясно. Словно из книги была вырвана страница — и вот ее, после многих лет, вернули на место.

Стерк издал мучительный стон, запоздало взывая к Небу, чтобы оно не раскрывало ему вновь эту тайну.

— Да, сэр, словно вырванная страница. Пропажи и не хватились, а она опять тут как тут, ясная и отчетливая, от первой и до последней буквы. И вот, сэр, я сообразил тогда, что карать преступника по прошествии стольких лет уже бесполезно, и… и по глупости дал ему понять, что узнал его. Нехорошие предчувствия были у меня с самого начала. Думаю, это мой ангел-хранитель меня предостерегал. Но что толку теперь об этом рассуждать? Вообще запугать меня не так-то легко. И мне представлялось, что он почище всякого смертного — почти… почти как сам Сатана — и мне с ним ни в какую не совладать. Будь я умнее — оставил бы его в покое. А теперь сокрушаться поздно. Чему суждено быть — то и случилось. Я был слишком прямодушен — это моя манера — и не стал скрываться, а он… он, как видите, решил от меня избавиться. Он попытался отнять у меня жизнь, сэр, и я думаю, он ее у меня отнял. Мне никогда не подняться с этой постели, джентльмены. Со мной все кончено.

— Ну-ну, доктор Стерк, не надо так говорить, вечером приедет Пелл, да и Диллон, может быть… Впрочем, не уверен, захочет ли Пелл с ним… Но мы вместе раскинем мозгами — и будь я проклят, если снова не поставим вас на ноги.

Стерк плотно сжал губы; черты его грубого, измученного лица слегка подрагивали, а из-под сомкнутых век выкатилась слеза, потом другая.

— Я… я немного взволнован. Ничего, это сейчас пройдет. Я бы хотел повидать детей, если они близко, вот и все — повидать не откладывая.

— Я уговорил прийти Пелла. Особой необходимости, впрочем, в этом нет, это вам хорошо известно, но он уже побывал тут раньше, не годится его обижать: завтра он вас посмотрит.

— Благодарю вас, сэр, — произнес Стерк тем же отрешенным тоном.

— А теперь, сэр, — заговорил Лоу, — если позволите, я должен придать вашему заявлению форму письменного показания. Как видите, дело это самой что ни есть чрезвычайной важности. Ваши показания в точности согласуются с теми, что мы получили из другого источника — ни в коем случае нельзя, сэр, прятать ваше сообщение под сукно.

Тулу показалось, что к запавшим щекам Стерка прилила слабая краска, и он поспешил с разъяснением:

— Нам очень желалось бы, доктор Стерк, получить возможность безотлагательно выступить в защиту лорда Дьюнорана. Меры должны быть приняты незамедлительно. Дело это очень давнее, нельзя терять ни минуты, и вот почему мистеру Лоу не терпится черным по белому занести ваши слова на бумагу.