— О, мой драгоценный Барни! — И бедная маленькая женщина залилась слезами, а потом пошли восторги, слова надежды и благодарности, разные истории и молитвы.
Тем временем Дейнджерфилд, держа в ладони часы, пощупал пульс больного.
— А ведь он стал лучше, сэр… его пульс, сэр… этим утром он был много сильнее, чем вчера вечером… это было ровно в десять… вы не замечаете, сэр?
— Хм… что ж, надеюсь, мэм, вскоре мы заметим, что ему вообщестало лучше. А теперь, вы все приготовили, что нужно?.. У вас есть, конечно, хорошо проветренная простыня?
— Простыня?.. Я и не знала, что она понадобится.
— Ну нет, так не годится, моя дорогая мадам… Приезжает доктор, а у вас ничего не готово; и вы хорошо сделаете, если пошлете в офицерскую столовую за льдом. Сейчас пять минут десятого. Если вы обо всем этом позаботитесь, мадам, я посижу здесь и присмотрю за больным… И вот что, мадам: необходимо принять меры, чтобы о приезде доктора Диллона не прослышал Тул.
Когда я в первый раз знакомился с письмами, содержание которых легло в основу этих страниц, меня поразил своим неправдоподобием тот факт, что доктор Стерк так долго прожил в состоянии комы. При удобном случае я спросил об этом своего знакомого, весьма выдающегося хирурга, и он успокоил мои сомнения, описав в деталях один очень любопытный случай, о котором рассказывает в своих лекциях сэр Э. Купер {200} (т. I, с. 172). Речь шла о моряке, которого насильно завербовали на один из кораблей Его Величества в начале Американской революции; упав с нок-реи, он был подобран в бессознательном состоянии и прожил так еще тринадцать месяцев и несколько дней!
Поговорив еще немного, миссис Стерк позвала одну из служанок, велела девочке присмотреть за порядком в детской и с озабоченным лицом бесшумно понеслась вниз, в кухню, а мистер Дейнджерфилд остался в спальне наедине со скованным чарами Стерком.
Секунд через десять мистер Дейнджерфилд резко вскочил и прислушался, потом тихонько подошел к порогу, вновь прислушался и осторожно закрыл дверь.
Затем мистер Дейнджерфилд переместился к окну. В ставне была круглая дыра, через нее он выглянул на улицу и, удовлетворенный, отошел.
В его руках был теперь белый носовой платок. Дейнджерфилд ловко сложил его несколько раз, пока не получился маленький прямоугольник; очки холодно сверкнули в сторону недвижного истукана и в сторону двери; наступила пауза.
— Что это? — быстро шепнул Дейнджерфилд и секунду или две слушал.
Это был всего лишь детский плач в соседней комнате. Плач смолк.
Сделав бесшумно еще один длинный шаг, мистер Дейнджерфилд оказался возле старого козлоногого стола из красного дерева; там стояла фарфоровая раковина с мылом и мочалкой, а кроме того, таз с кувшином воды. Дейнджерфилд снова на несколько мгновений навострил уши, опустил сложенный платок в воду, спокойно его выжал и, белоголовый и посверкивающий очками, остановился у ложа Стерка.
По этому дому все старались передвигаться совершенно беззвучно; не прошло и минуты, как дверь мягко приоткрылась, в щели показались румяные щечки и блестящие глазки прекрасной Магнолии Макнамары и раздался шепот:
— Вы здесь, миссис Стерк, дорогая?
У дальнего конца кровати выпрямился, дыша как-то тяжело, белоснежный и сверкающий очками Дейнджерфилд и взглянул в глаза мисс Магнолии. Он походил на белую хищную птицу, которую спугнули над падалью.
Магнолия слегка вскрикнула от неожиданности, бледная как мел; она не узнала этого мрачного привидения, мерцавшего над распростертым доктором.
Но Дейнджерфилд издал свой обычный глухой смешок и быстро произнес:
— Чудная из меня получилась старая сиделка, мисс Макнамара. Но что я могу сделать? Миссис Стерк поручила мне присмотреть за больным, а мне, ей-богу, кажется, что он очень неважно выглядит.
Он заметил, как мисс Мэг перевела испуганный и изумленный взгляд на немого истукана, лежавшего в постели.
Действительно, лицо Стерка приобрело свинцовый оттенок; несмотря на плохое освещение, можно было сказать определенно, что вид у него был гораздо хуже, чем обычно (судя по наблюдениям любопытной мисс Мэг).
— Он сегодня вечером очень плох: выглядит вялым, пульс слабеет. Собственно говоря, моя дорогая юная леди, он так сдал, что я даже не решился сказать об этом бедной миссис Стерк — вы понимаете?
— И лицо у него так блестит и словно бы влажное, — поделилась мисс Мэг своими наблюдениями.
— Именно так, мисс, это говорит о слабости, — заметил Дейнджерфилд.
— И вы вытирали ему лицо своим платком, когда я заглянула, — продолжала мисс Мэг.
— Да?.. Ха-ха… удивительно, как быстро осваиваешь новое дело. Честное слово, я начинаю думать, что из меня выйдет очень неплохая сиделка.
«Однако какой черт егосюда занес?» — спросила себя мисс Мэг. Как только испуг, вызванный неожиданностью, прошел, она нашла ситуацию странной и смерила мистера Дейнджерфилда недобрым испытующим взглядом.
В ту же минуту наверх поднялась смиренная маленькая миссис Стерк, и джентльмен встретил ее словами:
— Мадам, пока вы были внизу, я не отходил от его постели, и мне кажется, он выглядит чуточку лучше… совсем чуть-чуть — как вы считаете?
— Я молю Бога, сэр, и верю, что когда доктор… — начала миссис Стерк и осеклась, потому что мистер Дейнджерфилд тут же нахмурился и указал на мисс Мэг, которая, по своей привычке, оглядывала сейчас комнату в поисках чего-нибудь любопытного.
— Доктор Пелл сегодня приезжает? — живо спросила мисс Мэг.
— Нет, нет, мадам, — ответил Дейнджерфилд. — Вы ведь не ждете доктора Пелла, миссис Стерк?
— Доктора Пелла?.. А… нет, сэр. Нет, дорогая. — И после паузы она простонала, прижав руки к груди и в отчаянии глядя на Стерка: — Ох-хо. Скорей бы это кончилось.
— Чтокончилось? — спросила мисс Мэг.
В тот же миг послышался двойной удар в переднюю дверь. Мистер Дейнджерфилд сурово кивнул миссис Стерк, она вначале встала, широко раскрыв глаза и рот, а потом опять опустилась на стул, словно теряя сознание.
Но наверх явилась служанка и доложила мисс Мэг, что ее матушка с лейтенантом О'Флаэрти ожидает ее на крыльце. Как ни мучило прекрасную Магнолию неутоленное любопытство, она направилась к двери, предварительно присев перед мистером Дейнджерфилдом и поцеловав миссис Стерк; последняя ожила при вести, что вместо Черного Доктора Диллона, несущего футляр с орудиями убийства, явилась всего лишь толстая милая соседка из дома напротив.
Джентльмен в серебряных очках проводил даму в коридор и предложил ей руку, но она отклонила его помощь, оперлась одной рукой о перила, а другой о стенку и запрыгала вниз, одолевая за раз почти целый пролет. Потом от двери холла донесся веселый гул голосов, дверь быстро захлопнулась, и прекрасное видение скрылось.
Вслед ему фосфорически сверкнули из-под бледного лба Дейнджерфилда серебряные очки. Это был недобрый взгляд, и губы Дейнджерфилда сжались очень жестко. Еще мгновение, и он снова был в комнате и смотрел на свои часы.
— Половина десятого, — сказал он спокойным голосом, но на лице его выразилась ярость, — а этот… этот… доктор обещал прийти в девять.
Дейнджерфилд остался ждать; время от времени он обращался к миссис Стерк и служанке, которые занимались подготовкой; говорил он короткими предложениями, выпаливая чуть ли не дюжину слов одновременно. В начале визита он держался церемонно, а теперь принялся отдавать команды таким отрывистым и суровым тоном, что обе женщины пугались.
Пробило десять. Дейнджерфилд спустился вниз и выглянул из окна гостиной. Он все больше терял терпение. Он вышел на улицу. Ему не хотелось приближаться к Королевскому Дому (который располагался у Дублинской дороги), чтобы не столкнуться со своими недавними веселыми сотрапезниками. Добрых десять минут он, накинув один из форменных плащей доктора Стерка, стоял под главным деревенским деревом и обстреливал улицу огнем обоих стекол своих очков — со злым упрямством, бессмысленно и бесполезно. На дороге не сверкали факелы, не слышалось грохота колес, хотя ночь стояла ясная и морозная и звуки разносились далеко.
