И, точно друзья после долгой разлуки, Они протянули уверенно руки, И все, о чем каждый мечтал сам с собой, Другой угадал вдохновенной душой. И были не нужны ни клятвы, ни речи При этой короткой задумчивой встрече. 7 То был мотылек, пилигрим вечеров, Который подслушал прощанье без слов; То было смущенное облачко мая, Которое, в дали лазоревой тая, Над лилией видело алый цветок: Улыбку, склоненную к трепету щек! 8 И больше они никогда не встречались! Но светлой святыней в их душах остались Блаженные тени мгновенного дня… И жили они, эту тайну храня, И память о жизни, о горестной жизни, Была их наградой в небесной отчизне. 16 декабря 1894
Сон пророческий В мое окно давно гляделся день; В моей душе, как прежде, было смутно. Лишь иногда отрадою минутной Дышала вновь весенняя сирень, Лишь иногда, пророчески и чудно, Мерцал огонь лампады изумрудной. Минутный миг! и снова я тонул В безгрезном сие, в томительном тумане Неясных форм, неверных очертаний, И вновь стоял неуловимый гул Не голосов, а воплей безобразных, Мучительных и странно неотвязных. Мой бедный ум, как зимний пилигрим, Изнемогал от тщетных напряжений. Мир помыслов и тягостных сомнений, Как влажный снег, носился перед ним; Казалось: ряд неуловимых линий Ломался вдруг в изменчивой картине. Стал сон ясней. Дымящийся костер На берегу шипел и рассыпался. В гирляндах искр туманно означался Безумных ведьм неистовый собор. А я лежал, безвольно распростертый, Живой для дум, но для движений мертвый. Безмолвный сонм собравшихся теней Сидел вокруг задумчивым советом. Десятки рук над потухавшим светом Тянулись в дым и грелись у огней; Седых волос обрывки развевались, И головы медлительно качались. И вот одна, покинув страшный круг, Приблизилась ко мне, как демон некий. Ужасный лик я видел через веки, Горбатый стан угадывал, — и вдруг Я расслыхал, как труп на дне гробницы, Ее слова, — как заклинанья жрицы. «Ты будешь жить! — она сказала мне. — Бродить в толпе ряды десятилетий, О, много уст вопьются в губы эти, О, многим ты „люблю“ шепнешь во сне! Замрешь не раз в порыве страсти пьяном… Но будет все — лишь тенью, лишь обманом! Ты будешь петь! Придут к твоим стихам И юноши и девы, и прославят, И идол твой торжественно поставят На высоте. Ты будешь верить сам, Что яркий луч зажег ты над туманом… Но будет все — лишь тенью, лишь обманом! Ты будешь ждать! И меж земных богов Единого искать, тоскуя, бога. И, наконец, уснет твоя тревога, Как буйный ключ среди глухих песков. Поверишь ты, что стал над Иорданом… Но будет все — лишь тенью, лишь обманом!» Сказав, ушла. Хотел я отвечать, Но вдруг костер, пред тем как рухнуть, вспыхнул, И шепот ведьм в беззвездной ночи стихнул, Ужасный сон на грудь мне лег опять. Вновь понеслись бесформенные тени, И лишь в окно вливалась песнь сирени. 19 января 1896 Tertia Vigtlia (1898–1901) Памяти Ивана Коневского и Георга Бахмана, двух ушедших. Возвращение Возвращение («Я убежал от пышных брашен…») Я убежал от пышных брашен, От плясок сладострастных дев. Туда, где мир уныл и страшен; Там жил, прельщения презрев. Бродил, свободный, одичалый, Таился в норах давней мглы; Меня приветствовали скалы, Со мной соседили орлы. Мои прозренья были дики, Мой каждый день запечатлен; Крылато-радостные лики Глядели с довременных стен. И много зим я был в пустыне, Покорно преданный Мечте… Но был мне глас. И снова ныне Я — в шуме слов, я — в суете. Надел я прежнюю порфиру, Умастил миром волоса. Едва предстал я, гордый, пиру, «Ты царь!» — решили голоса. Среди цариц веселой пляски Я вольно предызбрал одну: Да обрету в желаньи ласки Свою безвольную весну! И ты, о мой цветок долинный, Как стебель, повлеклась ко мне. Тебя пленил я сказкой длинной… Ты — наяву, и ты — во сне. Но если, страстный, в миг заветный, Заслышу я мои трубный звук, — Воспряну! кину клич ответный И вырвусь из стесненных рук! 31 марта 1900
Я Мой дух не изнемог во мгле противоречий, Не обессилел ум в сцепленьях роковых. Я все мечты люблю, мне дороги все речи, И всем богам я посвящаю стих. Я возносил мольбы Астарте и Гекате, Как жрец, стотельчих жертв сам проливал я кровь, И после подходил к подножиям распятий И славил сильную, как смерть, любовь. Я посещал сады Ликеев, Академий, На воске отмечал реченья мудрецов; Как верный ученик, я был ласкаем всеми, Но сам любил лишь сочетанья слов. На острове Мечты, где статуи, где песни, Я исследил пути в огнях и без огней, То поклонялся тем, что ярче, что телесней, То трепетал в предчувствии теней. И странно полюбил я мглу противоречий И жадно стал искать сплетений роковых. Мне сладки все мечты, мне дороги все речи, И всем богам я посвящаю стих… |
