Бектер умер. У Хасара было дикое ощущение — то ли торжества, то ли ужаса. Бектер никогда не будет больше воровать, отнимать что-либо или бить кого-нибудь. Хасару больше не надо его бояться. Их с братом стрелы покончили с мучителем. В конце концов, все было просто.

Когда лошади были в загоне, Тэмуджин поднял одежду и оружие, снятые с тела. Хасар почему-то полагал, что Тэмуджин сумеет скрыть все. «Мать узнает, — думал он лихорадочно. — Она узнает тотчас, как увидит нас».

Хачун острил наконечник копья. Тэмуджин махнул ему рукой.

— Иди на поляну, — сказал он, — и сторожи лошадей. Я сменю тебя скоро.

— Но…

— Иди.

Хачун широко открыл глаза, взглянув на лицо Тэмуджина. Он вскочил и убежал.

Хасар с Тэмуджином вошли в юрту. Сочигиль сидела на постели, чиня сорочку. Оэлун искала вшей в голове Тэмулун.

— Вы так быстро взяли дичь? — спросила она, не глядя.

— Сегодня мы охотились на другую дичь, — сказал Тэмуджин, — свалили ее. Мы вернулись с лошадьми — Хачун сторожит их.

Он бросил узел на землю.

Он признался. Хасар затаил дыхание. Оэлун смотрела на них обоих, потом вскочила.

— Я вижу, что вы сделали! Какой злой дух внушил вам это?

— Это надо было решить, — сказал Тэмуджин. — Я положил этому конец.

— Убийцы! — закричала Оэлун. — Оба вы убийцы! — Сочигиль в растерянности уронила шитье. — Как вы могли? Как могло мое чрево дать жизнь таким сыновьям? Как много зла вы сегодня содеяли? Вы убили только Бектера или лишили бедную Сочигиль обоих сыновей?

Сочигиль вскрикнула, сорвала с себя платок и бросилась на постель, колотя подушки.

— Я проклинаю вас! — кричала Оэлун.

— Я сделал только то, что пришлось сделать, — сказал Тэмуджин спокойным тоном. — Я отделался от своего мучителя, а у Сочигиль-экэ остался еще один сын.

Оэлун дала Тэмуджину пощечину.

— Убийца! Ты вышел из моего чрева со сгустком крови в руке, и теперь ты омрачил мир кровью своего брата!

Она ударила его еще раз. Он покачивался от ее ударов, но взгляд его был ледяным.

— А ты! — Оэлун подошла к Хасару и ударила его по лицу, он отшатнулся. — Ты похож на дикую хасарскую собаку, которая дала тебе имя! Вы звери, оба, хватающие жертву, не раздумывая, кусающие собственные тени — вы не лучше птицы, пожирающей своих птенцов, или шакала, который бросается на любое приближающееся существо! Будь я проклята за то, что родила вас!

Она колотила Хасара кулаками по голове, пока у него уши не распухли. Он побежал было к выходу, но она схватила его за ворот, швырнула на землю, тыкала носками в ребра, а потом обернулась к Тэмуджину.

— Это ты втравил своего брата в это злое дело — я тебя знаю! Ты сделал его своим соучастником! Убийца!

Она подняла руку, но Тэмуджин перехватил запястье.

— Нет, мама, — сказал он. — Ты не будешь меня больше бить.

Оэлун посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Хасар ожидал, что она опять раскричится, но она молчала, она даже вроде бы испугалась. Вопли Тэмулун заглушили рыдания Сочигиль.

Тэмуджин отпустил руку матери. Она, не двигаясь, наблюдала за ним.

— Ну, все, — сказал Тэмуджин, повернулся и вышел. Хасар выбежал следом.

Они послали Хачуна обратно в юрту. Тэмуджин долго кружил по поляне, пока не подсел к Хасару. Лошади топтались, задирая друг друга, пока в лесу не начало темнеть.

Хасар подбросил сучьев в костер и оперся спиной о дерево. Он сделал то, что ему велел Тэмуджин. Раз он уже начал ползти в траве, назад ходу не было.

Он не думал о том, что случится после смерти мальчика. Сочигиль-экэ рыдала бы и вопила, но они ее не боялись. Бэлтугэй горевал бы, но он отныне боялся бы Тэмуджина; втайне он испытывал бы облегчение — брат помыкал им тоже. Тэмугэ и Хачун не питали приязни к погибшему мальчику, а Тэмулун в ее возрасте было все равно. Но он не предполагал, как поступит мать.

Она могла бы выгнать их. Даже Тэмуджин оробел бы, если бы она преградила им путь в юрту. Они могли бы поехать в стан к Джамухе, но джайраты вряд ли приняли бы мальчиков-изгоев.

Хасар знал, что заставило брата отнять жизнь у Бектера. Ему хотелось покончить с присвоением добычи и драками, но, может быть, имелись другие пути для этого. Бектер был соперником Тэмуджина, но это как-нибудь утряслось бы с взрослением.

Намеки о Джамухе и грязное слово, брошенное в лицо Тэмуджину у Онона, ускорили смерть Бектера. Может, он говорил правду. Хасар вздрогнул, вспомнив смех и странные звуки, которые он слышал той ночью.

Он не будет мусолить подобные мысли. Бектер врал, он нагородил много лжи. Его смерть была делом чести; Тэмуджин заткнул глотку лжи, направленной против него и его анды.

Уже совсем стемнело, когда Хасар услышал шаги под деревьями. Он уже держал лук, когда Оэлун появилась на поляне с корзиной в руке. Она обошла загон, подбирая лошадиные яблоки, а потом присела перед сыновьями.

— Я делаю все, чтобы утешить Сочигиль, — сказала Оэлун. — Она отказывается от еды и сидит, упершись взглядом в очаг, но она перестала плакать. Мне пришлось сказать Тэмугэ и Хачуну, что выражать радость по поводу смерти брата нехорошо. — Ее лицо было скрыто во тьме над костром. Хасар чувствовал себя лучше, не видя ее глаз. — Я думаю, вы не перестали копать могилу?

Тэмуджин не ответил.

— Думаю, нет. Не будем больше говорить об этом. — Она положила руку на корзину. — Бэлгутэй сейчас с матерью. Несмотря ни на что, он проявил некоторую мудрость. Он ничего не говорит о мести за брата, а говорит только о том, что должен успокоить Сочигиль-экэ. Я думаю, он понял, что с драками нужно кончать, если нам придется жить вместе.

— И потом нет причины убивать его, — сказал Тэмуджин. — Без брата он нас тревожить не будет. Я сделаю все, что могу, чтобы заменить ему брата.

— Значит, одного убийства для тебя довольно. — Оэлун откашлялась. — Частично виновата в этом и я. Это я взвалила на тебя улаживание отношений, не предполагая, к чему это может привести. Но теперь я понимаю, что, как ни горько признавать это, твое злое дело развязало узел. — Она взглянула на Тэмуджина. — Ты отделывался от соперника, а я не хотела встать между вами.

— Как ты говоришь, — пробормотал Тэмуджин, — узел развязан. Я не сожалею.

Она вздохнула.

— А теперь я должна быть такой же мудрой и практичной, как ты. — Она встала и подобрала корзину. — Что бы вы ни сделали, вы остаетесь моими сыновьями, и мне приходится с этим жить.

Она ушла. Хасар вздыхал, теперь уже не надо беспокоиться о том, как она поступит. Он повернулся к брату. Пламя бросало блики на лицо Тэмуджина. Хасар увидел, что брат улыбается.

— Хочу поохотиться, — сказала Тэмулун, когда Оэлун вошла в юрту.

Оэлун нахмурилась.

— Вы с Тэмугэ наберете сухого валежника для костра.

Тэмугэ сидел возле юрты и пробовал тетиву своего маленького лука.

— Она хочет поохотиться со мной, — сказал он.

— Ни она, ни ты охотиться не будете, — возразила Оэлун.

Тэмулун вздохнула.

— Хасар и Хачун не берут меня с собой, а теперь ты не даешь…

— Хватит, — сказала Оэлун.

Сочигиль перестала ощипывать птицу.

— Слушайся маму, — проговорила она. — Вы должны помогать ей, а не бегать за братьями.

Тэмулун скорчила гримаску. Смуглая, со светлыми глазами и торчащими косицами, она имела такой же дикий вид, как и ее братья.

— Собирайте валежник, — приказала детям Оэлун. — Если набредете на мелкую дичь по дороге, берите, но далеко не заходите, и чтоб дрова были.

Тэмугэ сунул лук в саадак и пошел к лесу. Тэмулун побежала за ним. Они бродили по лесу, словно пара зверьков. Несмотря на предупреждение не уходить далеко, они, как подозревала Оэлун, исследовали предгорья.

— Поохотиться, — ворчала Сочигиль. — Бороться с Тэмугэ да на лошадях гоняться с ним наперегонки — только об этом она и думает.

Оэлун пристально посмотрела на нее. Сочигиль постарела за два года после смерти сына, лицо было худое и изможденное, черные глаза — безжизненные. Даже смерть Бектера не добавила жара ее душе. Она согласилась с доводами Тэмуджина, что тот защищался, а Оэлун не возражала сыну.