— Тогда нам придется напасть. — Он взглянул на Бортэ. — Они начали перекочевывать на некоторые старые татарские пастбища. Они, наверно, не слишком расположены к войне, но если они увидят, что мы слабы, то могут рискнуть напасть. Нам лучше показать им, что мы готовы к сражению, приблизившись к ним первыми.

Джурчедэй кивнул.

— Я буду твоим посланцем, Тэмуджин.

— Возьми с собой своих лучших людей. Ты скажешь хонхиратам о моей любви к ним, о прекрасной Бортэ, которую я нашел среди них, о том, как верно она ждала, пока я не окреп и не попросил ее руки. Ты скажешь, что мой отец обещал мне их дружбу. Ты напомнишь им, что я никогда не нападал на них.

— Я скажу все это.

— И, по возможности, красноречивей, — сказал хан. — Если они начнут говорить, что они всегда рассчитывали не на свою военную силу, а на красоту своих дочерей, мы узнаем, что они поддадутся и присягнут нам. Но если они заговорят о том, что сокол возвращается в свое гнездо после охоты, мы нападем.

— Я поеду к их вождям сейчас же, — сказал Джурчедэй.

В стане мужа Бортэ оставалась вместе со всеми, кто был с ней во время побега. С ними был оставлен отряд воинов и часть арьергарда, остальное войско вскоре поехало вслед за Джурчедэем и его людьми, готовое напасть, если хонхираты решат сражаться. Даже в ослабленном состоянии войско хана может нанести тяжкий удар ее племени. У хонхиратов не было военного опыта.

Она была возле походного шатра, помогая Хагадан разделывать оленя, которого притащили охотники, когда увидела монгольского всадника, несущегося к стану. Бортэ продолжала работать, пока человек не приблизился к сторожевым кострам, потом она встала, засунула нож за кушак и вошла в шатер. Немного погодя она узнает, будет ли война.

Бортэ ждала. Несколько часовых у костров, приветствовавших всадника, теперь скакали в направлении стана, неся весть об ответе хонхиратов.

В проеме кто-то появился.

— Бортэ, — сказала Хадаган, — люди бросились к лошадям и к оружию. Это значит, что им, наверно, приказали готовиться к битве.

Она боялась поверить в это. Наконец она встала и вышла. К ней рысью ехала стража, она поспешила навстречу воинам.

— Говорите, — потребовала она.

— Хорошие новости, почтенная госпожа, — хонхираты сдадутся нам. Наш человек говорил что-то об их вождях, едущих сюда, но я уже был в седле и не слышал остальное.

Она вернулась к шатру, где Хадаган развешивала полоски мяса на веревке, натянутой между двумя шестами. На занесенной песком равнине она увидела тучи пыли, поднятой множеством всадников.

— Будет мир, — сказала она Хадаган.

— Хорошо, — ответила женщина. — У нас будет время приготовить это мясо.

Бортэ засмеялась. Один из всадников опередил своих товарищей, в нем было что-то знакомое. Она продолжала наблюдать за ним, пока он не доскакал до сторожевых костров и не спешился, чтобы приветствовать стражу. Она узнала эту походку враскачку и поднесла руку ко рту.

— Что с тобой, Бортэ? — спросила Хадаган.

— Отец. — Бортэ сделала шаг вперед. — Мой отец приехал.

Она так сильно рыдала, что не могла поприветствовать Дай Сэчена должным образом. Она едва вспомнила, Что ему надо представить Хадаган, и снова прильнула к старику. Борода и усы Дая были совершенно белыми, лицо в морщинах и задубевшее, тело усохшее от старости, но руки, обнимавшие ее, были все еще сильны.

— Отец, — прошептала Бортэ.

— Тэргэ и Амель призвали других вождей в свой стан, — сказал он, — когда прибыли посланцы Тэмуджина. Они уже решили, что присягнут твоему мужу, когда мы приехали. Так что и мы все согласились. Я сказал им, что, как отец первой жены Чингисхана, я хочу поехать к нему и присягнуть сразу, вот Тэргэ и Амель и послали меня с Анчаром. Твой брат сейчас с Тэмуджином, и когда я услышал, что ты в стане, я спросил, не могу ли я увидеть тебя.

— О, отец. Увидеть Анчара снова было бы замечательно.

Он улыбнулся ей.

— Ханские посланцы говорили о красивой Бортэ, но я думал, что твоя красота ушла в предание. Теперь я вижу, что она сохранилась.

— Ты льстишь мне, отец. Цветок засох.

— Лишь чуточку увял, дитя мое. — Он поклонился Хадаган и пошел за Бортэ в шатер. — Твоя мать чувствует себя хорошо. Она с великой радостью увидит тебя снова.

— А ты не взял еще одну жену за все эти годы?

Дай покачал головой.

— Теперь я слишком стар, чтобы думать о других женах, и Шотан тоже имеет свое мнение об этом.

Отец сел лицом к дверному проему. Она сняла флягу с шеста и села рядом с ним.

— Прости, что больше угостить тебя нечем. — Бортэ окропила пол. — У нас многого еще не хватает.

— Вы нарастите жирок на наших землях.

— Отец, я говорила Тэмуджину, чтобы он обратился к твоему племени. Он бы без меня это сделал, но ему бы легче было принять такое решение, если бы я согласилась. Он бы напал на вас, если бы вожди ему отказали. Я это знала, когда давала ему совет.

— Я тоже знал, когда слушал его послание. Я рад, что до этого не дошло. — Он выпил и вернул ей сосуд. — У нас многое изменилось, дочка. Наши молодые люди не желают больше рассчитывать на красоту наших девушек. Они много слышали об отваге Чингисхана. Некоторые хотели сражаться на стороне татар против него, чтобы доказать себе, что они достойные противники, но нам пришлось удержать их.

— Хорошо, что вы это сделали.

— А другие, вроде твоего брата Анчара, говорили о том, что они добудут, если станут служить ему. Я уже давно знаю, что наш мирный образ жизни скоро пройдет, что молодые люди мечтают о набегах и засадах. Они говорили о том, как Чингисхан делает могучих воинов из обыкновенных пастухов и генералов из людей, которые в прежние времена могли бы стать лишь конокрадами.

— Теперь он нуждается в вас, — сказала Бортэ, — но вы присоединяетесь к нему в то время, когда судьба к нему неблагосклонна.

Дай кивнул.

— Если мы ему поможем, он вознаградит нас. Молодые люди слышали о его щедрости по отношению к своим сторонникам. — Старик погладил бороду. — Вот и до нас добралась война — уже недостаточно прикрываться красивыми девушками, как щитом. Лучше Анчару воевать на стороне мужа сестры, чем против него.

Она сказала:

— Анчар когда-то хотел стать его генералом.

— Да. Тэмуджин показал, что он есть такое, еще будучи мальчиком. Я знал, что он предназначен для великих дел. Одного не знал я тогда — его возвышение означает, что с моим племенем будет покончено.

— Не означает, — возразила Бортэ. — Вы присоединились к нему, а когда он станет сильнее…

— Несомненно, он станет сильнее. — Отец вздохнул. — Разве не летел он к тебе с солнцем и луной во сне? — Лицо его сморщилось, выдавая возраст. — Больше мы не будем хонхиратами, а станем монголами.

Сорхатани наблюдала за степью. Черные фигурки всадников неслись в жарком мареве по высохшей желтой траве. Она узнала отороченную синим одежду отца, несмотря на клубы пыли.

Джаха Гамбу поехал в орду дяди несколько дней тому назад. Он знал, что поход на монголов будет ошибкой, но все равно отправился сражаться. Он возвратился с войны и рассказывал, как его брат Тогорил рассердился на Сенгума, обвинив его в больших потерях кэрэитов.

Джаха вернулся к Ван-хану в стан, чтобы по возможности примирить отца с сыном и заверить Тогорила в своей преданности. Отец Сорхатани часто говорил, что не стоит возбуждать подозрительность Тогорила, поскольку Ван-хан погубил других своих братьев, дабы утвердить себя на троне.

Служанки подогнали овец к шатру. Ибаха, сестра Сорхатани, смотрела на кобыл, привязанных у самой границы стана: Хасар и его сын Игу с другими мужчинами доили кобыл. Ибаха покраснела.

— Ибаха, — строго окликнула ее Сорхатани.

Сестра вздрогнула, а потом опустилась на колени у овцы. С тех пор как Хасара привезли сюда, Ибаха под любым предлогом старалась оказаться рядом с ним, но то же самое было с ней несколько месяцев тому назад, когда в их стане останавливался торговец-уйгур.