Тэмуджин, должно быть, знает, о чем говорят другие, но ничего не предпринимает. Бортэ не успела передать ему и нескольких слухов, как его горящие глаза заставили ее замолчать. Хан все еще боялся человека, который говорил с ним голосами покойников и, видимо, держал в своих руках жизнь Оэлун-экэ.

Хадаган спросила:

— Что тебя сейчас беспокоит?

— Думаю, ты знаешь. — Она могла положиться на Хадаган. Большая часть других жен и женщин Тэмуджина так боялась Тэб-Тэнгри, что даже не разговаривала о нем. — Видимо, Тэмуджин скоро примет меры. — Она сделала знак, отгоняющий нечистую силу. — Я говорила себе, что Тэб-Тэнгри непременно зайдет слишком далеко, и наш муж увидит, что его следует поставить на место. Что будет с нами, если что-нибудь случится с Тэмуджином?

— Этого ему говорить не следует, — сказала Хадаган. Бортэ вздохнула. Тэмуджин уклонялся от любого разговора о том, что может случиться после его кончины, словно он мог не подпустить смерть, отказываясь думать о ней. Наверно, он полагал, что заклинания Тэб-Тэнгри сохранят ему жизнь навечно.

— Он не хочет даже выслушать Хасара, — сказала Бортэ. — Обидели его собственного брата, а Тэмуджин делает вид, что ничего и не было.

А случилось недавно вот что. Хасар с шаманом поспорили. Говорили, что драка началась с нескольких небрежных шуток пьяного Хасара, и шесть братьев Тэб-Тэнгри жестоко его избили. Тэмуджин был в орде у Хулан, когда туда прибыл Хасар, чтобы потребовать наказания за оскорбление. Он мог бы расправиться с шаманом сам, но счел должным искать справедливости у хана. Однако Тэмуджин выгнал его, поиздевавшись, как это, мол, могучий Хасар позволил побить себя.

Она подумала, что Хулан могла бы попросить за Хасара, а хан мог бы выслушать любимую жену. Но Хулан не просила ничего. Наверно, именно поэтому Тэмуджин пылал страстью к ней, словно они поженились всего несколько дней назад. Красивое лицо мэркитки было всегда безмятежным, а взгляд ее милых карих глаз оставался задумчивым и отсутствующим. Прежде Бортэ верила в то, что она слишком слабая и ласковая. Хулан была добра и к самым униженным из рабынь, которые часто пользовались ее великодушием. Но она пользовалась благосклонностью хана, а он не полюбил бы так слабую женщину.

— Сперва Ибаха, — сказала Бортэ, — глупая девочка, которой было не под силу сладить с шаманом, а теперь страдает из-за шутки Хасар.

— Насмешка может быть оружием, — возразила Хадаган. — Человек, смеющийся над Тэб-Тэнгри, показывает этим, что он не боится его. — Она сделала знак, отвращающий беду. — Тебе надо быть осторожной.

Бортэ увидела на юге маленькие фигурки далеких всадников. На одном из них был головной убор, украшенный перьями. Она скрипнула зубами. Тэб-Тэнгри осмелился приехать сюда тотчас после того, как оскорбил Хасара. Может быть, Тэмуджин наконец обуздает наглость шамана. Она махнула рукой охране и вонзила каблуки в бока лошади.

Не успела Бортэ войти в шатер, как послышались голоса стражей, приветствовавших ее мужа. Тэмуджин вошел в сопровождении молодых военачальников. Она поприветствовала их, а ее служанки стали накрывать стол, стоявший у постели. Воздав должное духам, Тэмуджин сел, мужчины тоже сели справа от него.

Входили еще люди, показывавшие хану ловчих птиц. Тэмуджин посадил одну из них на рукавицу, глядя на нее с таким же отчужденным любопытством, с каким смотрел на своих младших детей. Он возвратил птицу и взглянул на Бортэ.

— Мой главный шаман хочет поговорить со мной, — сказал он. — Я собираюсь спросить его о Хасаре.

Ей послышалась неуверенность в его голосе. Наверно, он сожалеет о своей грубости по отношению к брату.

Снаружи донесся голос стража. Вошел Тэб-Тэнгри со своими шестью братьями. Бортэ насторожилась. Обычно хан быстренько усаживает шамана рядом с собой.

— Ко мне приходил мой брат Хасар и жаловался на тебя, — сказал Тэмуджин. — Он сказал мне, что ты со своими братьями насел на него. Я выгнал его за то, что он нарушил мой отдых, и теперь он дуется в своем шатре, отказываясь разговаривать со мной. Хан выслушает тебя.

Бортэ замерла. Голос Тэмуджина звучал так, будто он умолял шамана объясниться.

— Я спешил к тебе изо всех сил. — Тэб-Тэнгри сделал шаг вперед. — Я знаю, что тебе хотелось бы услышать причину моего поступка. С тех пор, как я рассказал своему отцу сон, согласно которому мы пошли за тобой, моим единственным желанием было услужить тебе, брат и хан.

Шаман оглядел шатер. Музыкантши сидели, потупив головы. Служанки и военачальники прятали глаза.

— Я не хотел обидеть тебя, побив Хасара, — добавил Тэб-Тэнгри. — Я действовал в твоих интересах.

— У меня не было причин желать, чтобы моего брата побили.

Лицо Тэб-Тэнгри приняло торжественное выражение.

— Я оказал тебе услугу, — возразил он. — Мои сны предсказали твое величие, покорные мне духи исполняли твои желания. Я верю своим снам, потому что все их пророчества сбываются. Я летал на Небо и убедился, что Тэнгри благоволит к тебе, а вот теперь мне приснился дурной сон.

Тэмуджин сжал руки в кулаки.

— Продолжай.

— Со мной говорили духи. — Шаман поднял руку. — Они сказали мне, что Тэмуджин будет править улусом. Но потом другой голос шепнул, что и Хасар будет править. Мои сны подсказывали мне, что делать, но не в моей власти понять, что случится теперь. Такой сон может означать лишь то, что Хасар злоумышляет против тебя.

— В это я не верю! — вырвалось у Бортэ.

Взгляд шамана скользнул по ней, и от холодности его к горлу подкатил комок. Она с отчаянием посмотрела на прочих, но поняла, что никто ничего не скажет.

— Но это так, — сказал Тэб-Тэнгри. — Высмеяв меня, он высмеял тебя и показал, что он думает о нас обоих. Он не первый брат хана, желающий захватить трон.

Лицо Тэмуджина побледнело.

— Наверно, это правда, — прошептал он. — Хасар пришел ко мне вместо того, чтобы отомстить тебе. Наверно, он догадался, что если бы он взялся за тебя сам, я бы тотчас разгадал его умысел. Прежде он всегда был готов защищать себя сам. Видимо, часть его умысла — вызвать ссору между нами.

Бортэ впилась ногтями в ладони. Если шаман сможет бросить тень сомнения на Хасара, в дальнейшем он не остановится и нанесет удар по ней и ее сыновьям. Она была в ужасе. Если она заговорит сейчас, Тэб-Тэнгри нашлет на нее духа и заставит замолчать.

Тэмуджин встал.

— Тебе дадут свежих лошадей, и ты вернешься в свой стан, — сказал хан. — Теперь я должен поехать к Хасару и точно выяснить, каков же его умысел.

Люди, державшие ловчих птиц, стояли, не шевелясь. Все прочие встали. Бортэ не успела сказать ни слова, как все вышли из шатра.

Оэлун протянула руки к очагу. Всю зиму к ней в шатер ходила шаманка, но весной боли усилились. Ее окружение знало о ее страданиях, хотя она и не жаловалась.

Поскольку она не слегла, у людей могло создаться впечатление, что злой дух вскоре покинет ее. Если она заставит себя ходить, люди не бросят ее, и никакое копье не загородит путь в ее орду.

Мунлик не придет к ней сегодня вечером. Он обычно проводил ночи в юрте ойратки или тангутки, которых ему подарили. По своему обыкновению, он извинялся, что ходит к ним, говоря, что хочет дать Оэлун отдохнуть — одной ей будет лучше спаться. Он не признается, что не хочет делить постель со старой больной женщиной.

Он не послушается ее. Она умоляла его предупредить Кокочу Всенебесного, что наглость того может переполнить чашу терпения Тэмуджина, но Мунлик боялся своего сына-шамана. Наверно, Кокочу способен исцелить ее. Хан откажется выслушать любые попреки в его адрес.

Снаружи ее окликнул караульный, а потом вошел и поклонился.

— Прибыли Хучу и Кукучу, — сказал он, — и просят разрешить поговорить с тобой немедленно.

— Я всегда рада своим сыновьям.

Она пошла к постели, твердо решив не показывать им, в каком она состоянии. Хучу и Кукучу теперь кочевали рядом с ордой Хасара. Наверно, Хасар и послал их посмотреть, как она процветает.