— Теперь я вижу, за чем ездил багатур, — послышался женский голос.

У повозки собралась группка женщин — поглазеть на Оэлун. На околице кольца, что было западнее есугэевского, две пожилые женщины в высоких головных уборах наблюдали за ней; судя по бохтагам, они занимали высокое положение.

Братья Есугэя вернулись, и Даритай выпряг лошадь из кибитки Оэлун, а Некун-тайджи в это время удалился с одной из женщин, которая, видимо, была его женой. Есугэй махнул руками остальным.

— За работу, — сказал он. — Отпразднуем это дело попозже.

— Мне нужно поставить свою юрту, — заметила Оэлун.

— Завтра, — тихо произнес Есугэй. — Сегодня ты будешь спать под моей крышей.

Он ущипнул ее за руку.

У юрты Есугэя показалась молодая женщина; к спине ее был привязан младенец. Она подошла к ним, внимательно посмотрела на Оэлун большими черными глазами и сделала поясной поклон.

— Добро пожаловать, муж, — тихо сказала она.

Он улыбнулся.

— Ее зовут Оэлун. — Он подтолкнул Оэлун вперед. — Это моя жена Сочигиль.

Оэлун поклонилась. Некоторые женщины не любят, когда их мужья берут другую жену, но лицо Сочигиль было спокойным.

— Мой сын. — Есугэй показал на младенца за спиной женщины. — Его зовут Бектер.

Значит, хорошенькая женщина уже родила ему сына. Ее положение первой жены закреплено. Со стороны Оэлун никакой угрозы не предвиделось.

Две большие черные собаки вскочили и зарычали. Есугэй поскреб у них за ушами.

— Оставь нас, — сказал он Сочигиль.

Жена опустила глаза и пошла к юрте, что была восточнее.

Войлочный полог был скатан и привязан над входом. Есугэй вошел слева, чтобы не случилось беды. Оэлун осторожно переступила через порог из почтения к духу семьи, который обитал здесь. Небольшое ложе было тут же, за порогом; на грязном полу лежало сено, прикрытое войлоком. Жилище было побольше, чем у Оэлун. Две войлочные куклы, изображавшие домашних духов, висели на деревянной обрешетке в глубине юрты. Оэлун отвела взор от деревянной постели с войлочными подушками и одеялом.

В западной стороне юрты пожилой человек подвешивал полоску мяса. Он бросился к Есугэю и обнял его.

— Быстро ты управился, — сказал он.

— Это Чарха, — сказал Есугэй Оэлун. — Он со мной еще с самого моего детства.

Пожилой человек осклабился и, уходя, сказал:

— Вам надо побыть одним.

Очаг, кованый железный круг, стоял на шести металлических подпорках в центре юрты; от огня к дыре в крыше тянулась тонкая бледная струйка дыма.

Есугэй хотел обнять Оэлун, но она отстранилась.

— Я видела там двух старух, — торопливо сказала Оэлун, желая, чтобы он переключился на разговор. — Они стояли возле круга, что к западу от твоего.

— Это Орбэй и Сохатай, вдовы Амбахай-хана. — Он усмехнулся. — Орбэй-хатун считает, что во гласе нас должен стать тайчиут, но ее внуки Таргутай и Тодгон предпочли следовать за мной.

Он подошел и грубо ухватил ее за одежду. Она отбросила его руки.

— Ты хочешь, чтобы я подождал? — Он больно стиснул ее руку. — А может быть, ты хочешь представить себе, как это будет? — Есугэй отпустил Оэлун. — Приготовься. Я хочу, чтобы ты была в лучшем виде.

Оэлун сидела слева от Есугэя; Некун-тайджи и Даритай — справа. Люди съехались к юрте Есугэя со всех сторон куреня, чтобы посидеть у костра на вольном воздухе и посмотреть на его новую женщину. Они понимали, что весной настоящего пира быть не может, скотина еще не нагуляла жирка, молодняку еще надо подрасти, прежде чем его забьют и запасут мяса впрок. Но у них был творог, немного сушеного мяса, дичь и кувшины с кумысом. Они радовались тому, что было, и благодарили случай за возможность празднично посидеть.

Даритай развлекал собравшихся рассказом о том, как они схватили Оэлун.

— Она так громко плакала, — говорил он, — что от ее крика вода Онона заволновалась. От ее рыданий деревья раскачивались и хлестали ветвями по траве.

Оэлун чувствовала, как ее разглядывают две старые ханши. Женщины, что сидели рядом с ней, были уже пьяные. Жена Некун-тайджи передала бараний рог с кумысом Сочигиль. Некоторые мужчины встали и начали плясать. Глотки надрывались в песне.

Есугэй сунул Оэлун бараний рог.

— Я не хочу пить, — прошептала она.

— Пей, или я вылью кумыс тебе в глотку.

Она взяла рог и выпила, терпкое перебродившее кобылье молоко сняло напряжение, сдавившее горло. Двое мужчин вскочили и стали бороться. Один тайчиут смотрел на нее с вожделением. Скоро совсем стемнеет, ей хотелось спрятаться в темноту.

Есугэй выхватил у нее рог, а потом поднял ее на ноги. Даритай протянул кусок мяса. Есугэй взял пищу с кончика ножа.

— Я закончу пир в своей юрте, — закричал он.

Мужчины захохотали. Стальные пальцы Есугэя обхватили руку Оэлун. Он молчал, пока они не дошли до жилища. Он втянул ее внутрь, потом толкнул к очагу.

— Ты не ела, — сказал он.

— Не хотелось.

— Ешь, пока дают.

Она сидела у огня. Он тоже присел поодаль. Вынув нож из-за пояса, он отрезал кусок мяса, наколол на кончик ножа и подал. Она взяла. Он глотнул кумыса из кувшина и вытер усы.

— Мне бы надо было убить того мэркита, — сказал Есугэй, — но мне не хотелось загонять своего коня.

— Убив моего мужа, ты бы не очень подогрел мои чувства к тебе.

— Будь он мертв, дело решилось бы само собой.

— Ты побоялся, что не справишься с ним один, — сказала она, — и поехал за братьями.

— Если что-нибудь делать, то наверняка.

Выбритая макушка его головы блестела при свете огня. Есугэй, сузив глаза, наблюдал за Оэлун. Она сняла свой головной убор и положила рядом.

— Я ненавижу тебя, — тихо сказала она.

— Очень жаль. — Есугэй вытер руки подолом рубахи. — Он сделал глупость, дав мне увидеть тебя да еще не заставив тебя одеться. Он недостоин тебя. — Есугэй помолчал. — Я видел, как ты отдала ему свою сорочку перед тем, как он ускакал.

Она вздохнула.

— Отдала ему на память. Он не хотел покидать меня, но ты бы убил его, если бы он остался. Я сказала ему, что надо ехать, что…

Голос ее пресекся.

— И теперь он может утирать слезы твоей сорочкой, — насмешливо вымолвил Есугэй. — А может быть, ты дала свою сорочку, чтобы утешить его. Наверно, ты хотела завлечь меня, когда я ехал мимо, показала мне все, что я получу.

— Нет, — сказала она.

— Уж не собираешься ли ты опять плакать по нему? Не делай вид, что ты огорчена.

Он вскочил и потянул ее к себе. Оэлун старалась высвободить руки. Он толкал ее к постели, расстегивая пояс.

— Раздевайся.

— Раздень меня сам, если сможешь.

— Сейчас я тебя так ударю, что ты у меня вылетишь из штанов.

Она почувствовала, что так и будет. Сняла сапога и брюки.

— Халат тоже.

Рука ее метнулась к его лицу. Он отбил руку и сшиб Оэлун на постель. У нее закружилась голова. Он лег на нее, схватил за руки и прижал к постели.

— Лежи тихо, — пробормотал он.

Она пыталась ударить его ногой, но он стиснул обе ее кисти одной рукой и старался разжать ноги другой. Его колено упиралось в ее левое бедро, а пальцы были во влагалище. Запястья саднило, но ласкавшая ее рука была до удивления нежна.

Он вошел в нее. Оэлун закрыла глаза, зубы ее были стиснуты, тело оцепенело. Скоро все кончится. Она вспомнила, как это было с Чиледу, как быстро он кончал.

Есугэй подталкивал ее правую ногу вверх, пока она не уперлась коленом в собственную грудь. Теперь он двигался медленно. Она извивалась под ним, думая, как же долго это будет продолжаться, с отвращением прислушиваясь к тому, как он своим голым животом хлопает по ее телу.

Потом он зачастил, застонал и упал на Оэлун. Халат его распахнулся, грубая шерсть рубашки царапала кожу шеи. Он вышел из нее, сел на кровати и натянул штаны.

— Тебе понравилось, — сказал он, когда она тоже села.

— Ты мне противен. Чиледу доставлял мне больше удовольствия, чем ты.