Сорхан-шира ушел. Хагар собрала тарелки и пустые кувшины и отнесла их к очагу. Тэмуджин встал, потянулся и сказал:

— Спасибо тебе, Хадаган.

— Не за что.

— Твои слова умилили отца, и он освободил меня от колодки.

Она вышла из юрты. Сбивая кумыс, мужчины пели.

Может быть, Тэмуджин сбежит: не тогда, когда его сторожат братья, а в другое время. Если он выживет, то непременно обретет сторонников и в один прекрасный день вернется и бросит вызов Таргутаю. Тогда он, наверно, вспомнит ее доброту.

Если Тэмуджин когда-нибудь станет вождем, то у него будет возможность выбирать женщин. Он вряд ли найдет такую, как она. Но нет, ему не дадут убежать никогда.

Из юрты доносился голос Чимбая. Она прислушалась — мешал шум, производимый мешалками.

— Этот шум может помешать тебе заснуть, — сказал Чимбай.

— Без колодки я буду спать превосходно, — еле расслышала она голос Тэмуджина. — Ты уже почти мужчина?

— Весной будет шестнадцать. Отец говорит, мы подберем жену мне после летнего пира. Он знает одного нойона хонхиратов, у которого дочери на выданье.

— Он должен найти жену себе самому, — сказал Чилагун.

— Может, и поищет, — поддержал его Чимбай. — У того нойона три дочери, и отец улыбался старшей. Мы, возможно, оба вернемся с невестами, а ты мог бы поухаживать за третьей сестрой. Потом отец займется помолвкой Хадаган.

— У Хадаган будут женихи, — сказал Тэмуджин. — Она уже выполняет женскую работу, и лицо у нее красивое.

Какая-то собака стала ластиться к Хадаган.

— Сестра — хорошая девочка, — подтвердил Чимбай. — Она умница и не ноет, работая, но даже я не назвал бы ее красавицей. Ей остается надеяться на человека, который не посмотрит на это, а обратит внимание на другое.

Она поморщилась. Брат всегда был правдив, а это лучше, чем лгать и льстить, но ей было жаль, что сейчас он говорит правду.

— Наверно, вы не пригляделись к сестре, — сказал Тэмуджин. — Когда мальчишки мучили меня, она вступилась, и я разглядел ее красоту.

Собака тявкнула, теперь ребята поймут, что кто-то стоит у порога. Хадаган вошла в юрту и увидела, что братья смеются.

— У тебя есть поклонник, Хадаган, — сказал Чимбай. — Пленение так подействовало на Тэмуджина, что он стал остряком. Только что он назвал тебя красавицей.

— Ничего не хочу слушать.

Она прошла к очагу, в который Хагар подбрасывала топливо. Тэмуджин понял, что она подслушивала. Потому-то он и говорил о ней добрые слова. В отчаянии он пробовал все, что могло помочь ему убежать. Он всего лишь хотел ее использовать.

— Чимбай, ты должен сторожить у двери, — сказала она и повернулась к Чилагуну, — а ты должен спать.

— Теперь у тебя есть наконец суженый, — подшучивал Чилагун. — Жаль, что он пленник.

— Наверное, мне не надо было говорить, — сказал Тэмуджин. — Не думал я, что те, кто обращались со мной хорошо, используют мои слова, чтобы ранить родную сестру.

Братья повесили головы, делая вид, что им стыдно.

— Я говорил ему, — сказал Чимбай, — что мы с отцом после праздника поедем искать мне жену.

— Если он забудет, то ты сам себе найдешь. Мне с Хагар будет легче, если ты обзаведешься собственной юртой, и на тебя будет работать жена.

Чимбай улыбнулся ей.

— Ты ворчишь на меня, как старая бабушка.

— Мы с отцом ездили искать мне жену, — сказал Тэмуджин, — перед самой его смертью. Моя невеста — хонхиратка, и я понял, что она захотела стать моей женой в тот самый миг, когда мы встретились. Отец оставил меня у ее семьи, но мы были вместе всего несколько дней, потому что приехал один из людей отца и сказал, что тот умирает. Пришлось уехать. Она обещала ждать меня.

Хадаган отошла, тронутая его взволнованным голосом, хотя в глубине души ревновала его. Она стала поправлять одеяла на постелях. Все знали, как красивы хонхиратки, и невеста Тэмуджина, видимо, тоже.

— А сколько ей сейчас лет? — спросил Чилагун.

— Четырнадцать.

Чимбай хмыкнул.

— Тогда она уже согревает постель другого мужчины.

Хадаган увидела боль в глазах Тэмуджина и вдруг разозлилась на Чимбая. Тэмуджину надеяться было не на что, но брат мог бы позволить ему утешаться мечтой о девушке.

— Я уверена, что она сдержит свое обещание, — возразила Хадаган. — Дай Тэмуджину отдохнуть.

Чимбай встал.

— Ложись на мою постель, Тэмуджин. Я буду сторожить у порога, так что бежать и не думай. Чилагун, я разбужу тебя, когда устану.

Тэмуджин доковылял до постели Чимбая и упал на нее. К тому времени, когда все улеглись, пленник дышал глубоко и ровно.

Перед рассветом за Тэмуджином пришли двое. Сорхан-шира задерживал их перед входом, пока Чимбай и Чилагун надевали на пленника колодку. Тэмуджин улыбнулся Хадаган, и его увели.

Предстоял пир, которым отмечали шестнадцатый день первой летней луны. Сорхан-шира с сыновьями присоединились к другим для жертвоприношения. Хадаган вместе с Хагар на лугу у реки помогали женщинам и девушкам готовить еду. К исходу утра в ямах жарилась жирная баранина.

Для Таргутая возвели войлочный шатер, подпираемый шестами. Вождь уселся там с тремя женами, их детьми, братом Тодгоном Гэртэ и приближенными. Хадаган высматривала в толпе Тэмуджина, но не видела его. Ее отец преклонил колени перед Таргутаем, протянул вождю шарф, чтобы тот коснулся его, а потом повел сыновей и нескольких своих товарищей к одной из ям.

Женщины и девушки сплетничали за едой и питьем. Сорхан-шира, размахивая руками, рассказывал о каком-то сражении. Чилагун заигрывал с проходившей мимо тайчиутской девушкой.

Два мальчика-тайчиута подошли к ним, поприветствовали сулдусов и сели неподалеку от Хадаган и Чахан. Мужчины пели песни и плясали, вертясь и тяжело топая ногами. По берегу бегали ребятишки, трех мальчиков столкнули в Онон, они вымокли и ругались. Пожилые женщины говорили, что им не приходилось видывать такого прекрасного праздника.

— Не повезло пленнику, — сказал один из тайчиутских подростков. — Попировать не удалось.

Он засмеялся.

— Хадаган жалеет его.

— Нет, — возразила Хадаган. — Воинам надо было убить его. Не понимаю, почему они этого не сделали.

«Он лучше вас всех», — подумала она со злобой и взглянула на подростков.

— Вы должны пировать со своими семьями.

— Не груби, — сделала ей замечание Чахан. — Твой отец разрешил им присоединиться к нам.

Хадаган встала и, шатаясь, пошла к роще, от архи у нее расперло мочевой пузырь. Таргутай хлопал в ладоши и пел под треньканье однострунного музыкального инструмента. Молодые боролись. Всем было не до мальчика, который, наверно, только прислушивался к веселью, но не разделял его. Хадаган подумала, а не отнести ли ему украдкой еды, но сторожа Тэмуджина все равно отнимут то, что она принесет.

Хадаган вышла из рощи, перешагнула через какого-то пьяного и вернулась к отцу. Беспокойство за Тэмуджина лишь отравило ей праздник. Она села возле Хагар и заставила себя не думать о мальчике.

Когда солнце склонилось к западу, пир кончился. Те, у кого юрты были далеко, побрели к коновязи. Сорхан-шира вытер руки о халат, встал и посмотрел на своих детей.

Отец и мальчики, шатаясь, пошли к юрте. Хадаган и Хагар шли следом по берегу реки. Старуха опиралась на палку, и казалось, вот-вот она упадет. У реки валялись напившиеся до бесчувствия люди, некоторых тащили под руки и взваливали на лошадей.

Сорхан-шира вошел в юрту и со стоном упал на постель, потом сел, вздохнул и посмотрел на Чимбая.

— Сын, — сказал он, — самое время посетить моего друга-хонхирата и поухаживать за его дочерьми. Через несколько дней поедем и справим помолвку перед праздником обо. Нам обоим пора обзавестись женами, и, может быть, мы привезем какого-нибудь молодого человека, чтобы он поухаживал за твоей сестрой. Подойди, дочка, — позвал Сорхан-шира. — Я не позаботился о твоей помолвке.

— Есть еще время, — сказала она. — Я молода. Может быть, какой-нибудь тайчиут посватается, и я буду жить поблизости.